На этой почве произошло примирение двух бывших смертельных врагов, двух банкиров Дересовского и Гуминского, разделивших сферы влияния (по источникам: главный раввин Израиля в буквальном смысле приказал им не ссориться, а вести себя подобно братьям, которые знают, куда им шагать и с кем бороться).
Все говорит о том, что мы имеем дело с людьми, обладающими большими финансовыми средствами, мощными силовыми возможностями, информационным полем, беспринципными в отношении национальных интересов, являющимися по существу "группой захвата власти". Просчитаны варианты их ближайших действий, направленных на достижение поставленной цели (прилагаются). Осуществление планов произойдет в любом случае не раньше, и не позже 1997 года, т.е. после президентских выборов, но до его окончательного отстранения, в связи с хроническими заболеваниями. Подробная информация о финансовых потоках и перемещениях капиталов группы "Пост", а также о личных и деловых связях В. Гуминского будет подготовлена и представлена позднее.
Ярослав
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Анатолий открыл дверь после второго настойчивого звонка, даже не посмотрев, по рассеянности, в "глазок". Продолжавшая грозно лаять Лера, тотчас же сменила гнев на милость, узнав вошедшего - мужчину средних лет, поджарого, со спортивной фигурой и горстью собачьего корма в руке. Звали его Сергей Днищев, и это именно он привез маленького щенка-вальдхунда из Финляндии полтора года назад, в подарок другу.
- Пиво-водка есть? - спросил он вместо приветствия и, не дожидаясь ответа пошел на кухню, угощая по дороге Леру сухим кормом.
- Ты же знаешь, я не держу спиртное, - двинулся вслед за ним Анатолий. Днищев уже шуровал в холодильнике, доставая оттуда колбасу, масло и сыр, сдергивая свободной рукой куртку.
- Жрать хочу, со вчерашнего вечера ничего не ел, - пояснил он, выуживая из кармана брюк плоскую Фляжку коньяка и бросая ее хозяину. Молодец, поймал. Если бы разбил - я тебя убил. Что стоишь, как истукан с острова Пасхи? Тащи стаканы. Поневоле будешь коньяк пить, коли пива с водкой не дают.
Лера вертелась возле него, вставала на задние лапы и по-собачьи улыбалась. Днищев успевал одновременно резать бутерброды, гладить пса, болтать с хозяином, курить и, прижимая плечом телефонную трубку к уху, даже звонить кому-то. Два друга представляли собой полную противоположность. Днищев относился к физиологическому типу сангвиников, являясь одновременно и импульсивной и хладнокровной натурой, имея сильный, твердый, подавляющий других характер; а Анатолий Киреевский, наоборот, взирал на мир с меланхолической осторожностью, часто был просто созерцателем, погруженным в собственные думы.
Днищев привык сначала действовать, повинуясь своей интуиции; Киреевский - анализировать и размышлять, прежде чем совершить какой-либо поступок. Этим они и дополняли друг друга. Судьба свела их лет семь назад на какой-то вечеринке, где они оказались единственными из всех, вступившихся в защиту "русской идеи". Слово "патриот" было тогда самым ругательным. Повесить его на человека означало хуже, чем заразить СПИДом. Остальные гости на той вечеринке почем свет ругали "немытую Россию" и пускали пузыри от цивилизованного Запада. В Кремле еще не праздновали Хануку и не плясали "семь сорок", но смена курса была уже очевидна. Произошла ссора, переросшая затем в потасовку. Анатолий, мистически настроенный молодой человек, выросший среди книг, учебников и нотных альбомов, конечно же не умел драться, но Сергей Днищев, бывший боксер, отслуживший свое в морской пехоте, оставил после себя несколько разбитых носов и с десяток выбитых зубов, а потом, с хмурой улыбкой оглядев место боя и поверженных противников, увел Киреевского за собой. В дальнейшем, их приятельские отношения вылились в настоящую дружбу, тем более, что они сходились в главном: Россию надо спасать, иначе господа-демократы приведут ее пряником к давно вырытой могиле.
В жизни они занимались разными делами. Анатолий, окончивший факультет журналистики, поначалу устроился неплохо - в "Московские новости", но очень скоро почувствовал свою несовместимость тамошней средой и форшмачным духом. Сунувшись, ради любопытства в "Известия", он понял, что фигура Игоря Големского будет еще пострашнее и позловещее Егора Иковлева - этот человек как бы возглавлял синклит демократических редакторов центральных газет и журналов, планомерно разрушающих основы государства. Словно по чьим-то получаемым извне приказам, они с яростью набрасывались то на армию, то на тысячелетнюю культуру, то на православные традиции, то на науку и образование, то на историю России, оплевывая все и вся, марая черной краской светлые страницы, возводя предательство в подвиг и смешивая подлинных святых и героев с грязью. В этом ряду особенно выделялись "Огонек", "Московский комсомолец", "Знамя", "Комсомольская правда", телепрограммы "Взгляд" и "Пятое колесо". Усерднее других отрабатывали свои серебряники и чечевичную похлебку именно те, кто при Советской власти пользовался всеми привилегиями, строил свою жизнь на воспевании коммунизма - бездарный поэт Кородич, создатель многотомной "Ленинианы" Иковлев, хитрый Макланов-Фридман, другой Иковлев, похожий на сома, выброшенного на берег, прошедший стажировку в Колумбийском университете под наблюдением ЦРУ, Янаньев, Найкин. Шмилев, внучек Каменева - Афаназьев, да и Евтух-Гангнус, объездивший при "застое" весь мир, - всех не упомнишь. А подтявкивали им юные комсомольцы, вроде растлителя Павла Гасева и Лябимова с Лястьевым, в которого в конце концов попала пуля, выпущенная им же самим с экрана телевизора.
Анатолий Киреевский поражался, как много в то время, почти мгновенно появилось оборотней, иуд, предателей, развернувшихся на сто восемьдесят градусов. Был главным политруком Советской Армии, вроде подагрика Валкагонова - стал ее разрушителем и осквернителем могил павших солдат. Был неплохим писателем, как Астафьев - превратился в брызжущего слюной злобного старика. Многие из них теперь обосновались в Америке или Израиле, обезопасив себя вторым гражданством. Некоторые "отбросили коньки", доставив всем честным людям долгожданную радость: кого сейчас пародирует сатирик Александр Ивунов, и над чем хохочет, поджариваясь на сковороде? А кое кто пустился в бега, вроде Сергея Станюкевича, которого на заре перестройки с гордостью называли "лицом и совестью демократии". Самая смешная метаморфоза произошла с известным поэтом Александром Мяжировым. Написавший в свое время хрестоматийное стихотворение "Коммунисты, вперед!", он медленно спился в задрипанной нью-йоркской бильярдной, вымучив последнюю поэму под названием: "Коммунисты, назад!". На большее ума не хватило. Анатолий в те годы уже был наслышан об "агентах влияния", читал "Протоколы сионских мудрецов" и был поражен, насколько точно и планомерно выполняются все указания по развалу страны, данные в этой книге. Не в силах спокойно смотреть на происходящее, он написал большую обличительную статью, появившуюся в газете "День". Потом еще несколько, подобного рода, касающуюся того "откуда растут ноги у демократов". После этого он попал в "черный список". Путь во все центральные издания, подконтрольные определенной группе лиц, в основном еврейской национальности, оказался для него закрыт. Странно, но и в немногочисленной патриотической прессе он такие пришелся не ко двору. В то время они заигрывали с коммунистами, а заключать с последователями дела Ленина даже временный союз Киреевский не желал. Так, талантливый журналист, обладающий острым аналитическим умом и способностями, остался не у дел.
Чтобы чем-нибудь занять себя и прокормить семью (у него уже подрастала маленькая дочка), Анатолий занялся частным извозом на своем стареньком "жигуленке", а по вечерам, заключив кабальный договор с одним коммерческом издательством, писал "мыльные оперы" - любовные романы "из жизни идиотов" (как он сам определил этот жанр, на который оказался необычайно высокий спрос среди отупевшего от постоянных катастроф населения). Платили в издательстве мало, да и не всегда вовремя, но Киреевский выпустил под псевдонимом "Владимир Мартов" штук пять книг этой макулатуры. Больше выдержать не смог, чувствуя, что и сам начинает тупеть в геометрической прогрессии. Тогда, с подачи Геннадия Сергеевича Просторова, он взялся за капитальный труд - о зловещей роли сионизма в России, его проникновении во все властные структуры и влиянии на дальнейшее развитие страны. По сути, это должно было стать не художественным произведением, а монографией, охватывающей время с "ереси жидовствующей" до конца двадцатого века - и аналитический прогноз на будущее. Благо, что сам Просторов предоставил ему в достаточном количестве материалов из своей громадной библиотеки и личного архива. Помогал и различными советами, фактами из жизни политических деятелей, с которыми ему довелось общаться в прошлом. Памятью он обладал феноменальной, сохраняя ясность до преклонных лет. Впрочем, он и сам был не лишен литературного творчества, но о своей работе предпочитал не говорить.
Тема, увлекшая Анатолия Киреевского, была рискованной. Разрабатывающие ее люди, наиболее известные из них - Бегун и Евсеев, - погибли при загадочных обстоятельствах. Сионизм и масонство умеют хранить свои тайны. Когда рукопись Киреевского была готова уже на треть, и работа кипела вовсю, произошла трагедия. Его "жигуленок", в котором он возвращался вместе с женой и дочерью с дачного участка, врезался в вылетевший неизвестно откуда "КАМАЗ". Из искореженной легковушки вытащили два трупа. Анатолий почти не пострадал, отделавшись ушибами. А "КАМАЗ" также быстро скрылся с места происшествия... Возвратившийся в пустую квартиру Киреевский был погружен в такое отчаяние, что вставал вопрос: а имеет ли смысл жить дальше? Облокотившись на балконные перила, он глядел с высоты девятого этажа вниз и земля манила его к себе. И тут произошло нечто странное. Словно чья-то легкая рука коснулась его лба и толкнула назад. В то же мгновение, он отчетливо услышал слова, прозвучавшие внутрь него: "Доколе ты не потерял Бога. Он сам будет для тебя больше жены и дочери, ибо и при их жизни Он делал для тебя все. Моли Его: Господь дал. Господь отъял. Если ты лишился их, благодари Его - может быть, Бог хочет привести тебя к воздержанию, призывает к большим подвигам и освобождает тебя от уз. Отступи от бездны и выполни волю Его, как предначертано..." Жизнь для Анатолия Киреевского началась как бы заново. Но прошло еще почти полтора года, прежде чем он возвратился к своему незавершенному труду.
У Сергея Днищева судьба складывалась иначе. Он легко относился к утратам и приобретениям, имел веселый нрав, железные мускулы и несгибаемую волю. Трижды был женат и столько же раз разводился. Окончил МВТУ имени убиенного обрезком трубы революционерчика, работал в секретном НИИприборостроения, даже защитил не нужную теперь никому диссертацию, а после ликвидации на исходе перестройки этой конторы оказался безработным. Вторая супруга Днищева была дочерью генерала КГБ, который неплохо устроился и в личной жизни (конечно не так, как Федор Борков из Пост-банка, но тоже недурно), и бывший тесть делал ему заманчивые предложения, но Сергей предпочитал романтическую жизнь волка-одиночки. Он не особенно охотно делился с Анатолием своими приключениями, то исчезая из Москвы месяцев на пять-шесть, то возвращаясь с азартным и веселым блеском в глазах, целый и невредимый, хотя - Киреевский чувствовал это - бродил его друг где-то по лезвию бритвы. Но он был словно бы заговорен от беды и несчастья. Есть такие люди, героическо-жертвенного склада, предназначенные судьбой на роль лидеров, которые никогда не поддаются отчаянию, не дают расслабляться другим, спасают их и ведут за собой. А по большому счету, именно они-то и являются воплощением народа, движителями истории, и в этом случае Сергей Днищев как никто другой был выразителем русского духа.
Связи и приятели у него были в самых различных сферах общества. От уголовной среды до сотрудников ФСБ, от дворника до депутата Государственной Думы. Где бы он ни появлялся, он невольно становился душой компании, притягивал внимание, находил общий язык со всеми. А язык у него был довольно острый с грубоватыми, солеными шутками. Так уж получилось, что еще со школьной скамьи, а затем в армии, институте и на работе, те, кто его знал, начинал складывать о нем какие-то невероятные истории (в которых была доля правды), обраставшие потом нагромождением вымысла. Днищев лишь посмеивался над этими разговорами, но никогда ничего не отрицал. Он считал, что легенду о человеке надо создавать при его жизни. И лучше, если этим займется он сам.
Киреевскому запомнился характерный случай, эпизод из жизни Сергея Днищева, свидетелем которого ему довелось быть. Месяцев шесть назад, летом, они неторопливо шли, беседуя, по Уральской улице, пока не наткнулись на толпу зевак, стоявших возле высотного дома и задравших головы вверх. В окне шестого этажа стояла маленькая девочка, держась одной рукой за штору, а другой бросала вниз игрушки, и при этом весело смеялась, глядя, как они падают на асфальт. У Анатолия сжалось сердце - она напомнила ему его дочь. Через минуту-другую, штора должна была неминуемо оборваться. Зеваки ждали окончания трагедии с нарастающим интересом. Кто-то объяснил, что сейфовую дверь в квартире взломать невозможно, а пожарные уже выехали, но никак не доедут, наверное, где-то застряли. Не говоря ни слова, Днищев вошел в подъезд. Через некоторое время Сергей показался в окне на седьмом этаже, прямо над девочкой. Держась за какую-то хлипкую веревку, он спустился на пролет вниз, но не сразу втолкнул "героиню" внутрь комнаты, а, раскачиваясь, как обезьяна, еще о чем-то весело поболтал с ней, отчего она залилась смехом. Спустя десять минут Днищев вышел из подъезда, отмахнулся от назойливых зевак и, как ни в чем не бывало, продолжил с Анатолием прерванную этим досадным обстоятельством беседу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19