И вот теперь — главное: три дня назад Анюта пропала.
— Как это пропала?
— Так, как это часто бывает. Ушла из дома в училище и не вернулась. Родители, конечно, в милицию обратились. Но ты сама знаешь, как наши менты работают.
— То есть ты предлагаешь мне найти девочку?
— Именно так. Родители Ани вчера, когда он к ним пришел, наговорили Артуру всякой ерунды: «Из-за вас, мол, „новых русских“, в стране такой бардак. Если бы с тобой, мол, не связалась, ничего бы и не случилось». По словам жены, он пришел вечером домой сам не свой, рассказал ей все. А Валя по глупости возьми да ляпни: «Что бог ни делает — все к лучшему». Зря, конечно, но эта любовь сына к простолюдинке — она так говорит — всегда просто бесила ее.
Ну, Артур потряс домашнюю аптечку, набрал Валиных таблеток, тех, что она порой от бессонницы принимает, и проглотил все разом.
Хорошо, что она вовремя поняла. А у него глаза стали бешеные, зрачки расширились. В общем, вызвала «Скорую». Сделали ему промывание желудка, еще что-то. Короче, спасли, слава богу. Я был у него ночью в больнице. Врачи говорят: «Нервное потрясение». Я пообещал сыну, что найду Анюту.
— То есть пообещал ты, а искать придется мне. Так получается? А ты знаешь, что киднеппинг — не мой профиль… Пока, во всяком случае.
— Ты — частный детектив, черт побери! А я клиент. Желание клиента — закон!
Тут клиент с силой хрястнул кулаком себя по коленке и тут же, поморщившись, потер ее. Вероятно, слегка переборщил.
— Собирайся, Таня, поехали, — уже более миролюбиво добавил мой старый и опять же новый клиент. Он достал кожаный, уже знакомый мне по завершенному делу бумажник, отсчитал тысячу долларов.
— Это аванс. С твоими условиями я знаком. Ну что, договорились? Поехали?
— Что поделаешь! Видать, скоро я стану твоим личным детективом. Едем, конечно, к родителям девочки?
— Разумеется. Я тебя представлю. Могу машину свою в твое распоряжение предоставить. Сегодня у меня выходной.
— Хорошо, сегодня я попользуюсь твоей бескорыстной помощью. А дальше буду работать одна. Не люблю, когда у меня под ногами путаются. Иди в машину. Мне переодеться надо.
— Идет. Только поторопись.
— Спущусь через пятнадцать минут.
Закрыв за Костей дверь, я принялась за дело. Только не подумай, дорогой читатель, что я стала судорожно перебирать свой гардероб: облачаться в джинсы и свитер я научилась за сорок пять секунд. Как курсант полковой школы.
Остальные четырнадцать минут с секундами я потрачу на обдумывание ситуации и направления, в котором следует двигаться. Только одно мне сейчас способно помочь в этом — гадание.
Беру свой заветный мешочек с магическими костями, который все еще лежит на журнальном столике, концентрирую мысли (хотя концентрировать пока нечего) и задаю самый главный для меня в данный момент вопрос: «Что предпринять в ходе расследования?»
Бросок. Выпало 20 + 25 + 8 — «Не позволяйте себе забыть прошлое, этим вы еще раз совершите ошибку».
И хоть ошибок в этом деле я насовершать не успела, для себя все же решила, что в этом точно есть рациональное зерно. Вот это, может быть, как раз и есть та подсказка, которой я так ждала от своих милых магических косточек. Я сложила их, с чувством чмокая все по очереди, в мешочек.
Итак, свои мысли и поиски мне надо нацелить на прошлое, хотя сомневаюсь, что оно может быть столь уж богатым у шестнадцатилетней девочки.
На улице меня встречает солнечная, морозная погода и призывно распахнутая дверца «Ягуара».
Усаживаюсь поудобнее, вновь искренне посочувствовав бедолаге Василию. Для него и воскресенье — рабочий день. Костя называет адрес: «Курская, девять». Это в Трубном районе, который всегда считался в Тарасове одним из самых криминогенных. Костин «Ягуар», иной раз весьма неучтиво обгоняя другие автомобили, помчал нас к цели.
Глава 2
Улица Курская — вереница пятиэтажных кирпичных «хрущоб», если не считать двух «сталинок» со школой напротив них и одной девятиэтажки с солидным автомобильным магазином и вновь открывшейся аптекой. Дом номер девять располагался как раз напротив этой девятиэтажки. Машина, свернув во двор, плавно притормозила у подъезда.
Несколько старушек, явно обсуждавших последние известия двора и политику государства, разом повернулись в нашу сторону. Свежая тема для разговора явно их обрадовала. Да и немудрено. Такие автомобили, вероятно, здесь не столь уж частые гости, мягко говоря. Проследовав сквозь строй любопытных старушек, открыв перекошенную, на одной петле дверь, мы вошли в подъезд.
Гадюшник, пожалуй, даже сверх ожидаемого. Слева за дверью в углу — благоухающая лужа. Лестница, сплошь усеянная обертками от конфет, обрывками туалетной бумаги, окурками, лузгой от семечек, наверно, давно уже забыла о прикосновениях тряпки, на худой конец веника.
На третьем этаже резкий запах самогона. Видно, одна из старух, не присутствующая на дневной сессии дворового «парламента», активно готовилась к подпольному бизнесу. На подоконниках бутылки всех мастей, а на площадке между четвертым и пятым этажами клочки ваты и использованные одноразовые шприцы. Сверху доносился специфический запах, свидетельствующий об еще одной подпольной торговой точке, сбывающей товар совсем иного рода. Квартира Ани под номером пятьдесят пять была на четвертом этаже.
— Да-а, обстановочка, — заметил Костя, нажимая на кнопку звонка. В ответ раздалась какая-то очень знакомая мелодия.
Дверь открыла заплаканная женщина тридцати с небольшим лет, в ситцевом, изрядно потрепанном халате.
— Здравствуйте! Калинины здесь проживают?
— Да, здесь, входите, пожалуйста. — Женщина отступила в глубь прихожей, освобождая нам пространство. В довольно длинном, но очень узком, уменьшенном наличием одежного шкафа помещении стало тесно, как в трамвае.
— Вера Ивановна, я — Курбатов Константин Федорович, а моя спутница — лучший детектив города Тарасова — Иванова Татьяна Александровна.
— Один из лучших, — уточнила я, справедливо решив, что скромность украшает женщину.
— Мы по поводу Ани.
— У вас есть какие-нибудь новости?! — с мольбой в глазах воскликнула женщина.
— Новостей пока нет, но они обязательно будут, если за дело взялась Татьяна Александровна. Это я вам обещаю.
— Можно просто Таня.
— Ой, что ж мы стоим, вешайте пальто да проходите в зал.
Мы прошли.
Тесная двухкомнатная «хрущоба», переделанная в трехкомнатную, со стандартным для рядовых обывателей набором мебели: стенка, диван, два кресла, несколько стульев, старенький цветной телевизор «Альфа» на журнальном столике в углу у балкона. Напротив двери, на самом виду — старое, очевидно, ленинградской сборки, пианино «Саратов». Справа и слева от него двери: одна — в светлую, как потом выяснилось, Анину комнату, другая — в темную спальню, грузовое купе родителей. На одном из кресел стопка неглаженого белья. На диване спал, по всей видимости, горем убитый отец. И даже на расстоянии двух метров по запаху ощущалось, что горе свое он топил явно не во французском коньяке, а скорее всего в том самом напитке, который в данный момент изготавливали этажом ниже.
— Садитесь, пожалуйста, в кресла, — сказала Вера Ивановна, убирая белье.
Она вынесла его в свою комнату и вернулась. Сама села на стул у пианино.
— Может, чайку поставить?
— Спасибо, Вера Ивановна, мы уже завтракали. Давайте поговорим о случившемся. Расскажите поподробнее, как все произошло, — спросила я.
На глаза женщины вновь навернулись слезы:
— Да что рассказывать-то. Не знаю даже. Ушла, как обычно, в училище на занятия. Должна была вернуться в шесть вечера. До семи мы ее дома ждали. Потом пошли с отцом на остановку, там до девяти простояли. Решили домой вернуться, думали, может, разминулись. И дома нет… Подождали еще с полчаса и поехали в училище. Там, конечно, никого, кроме сторожа. В милицию обратились. А дежурный нам говорит: «Может, она у подружки или у приятеля ночевать осталась. Подождите дня три. А уж потом заявление примем». Только ведь такого быть не могло. Она у нас без разрешения — никуда. Если только с Артуром на концерт какой или в кино, так заранее предупредит, чтоб не волновались.
С дивана полились трели храпящего хозяина. Выводил он их старательно, с чувством.
Вера Ивановна взглянула в его сторону и, смущаясь, спросила:
— Может, нам на кухню пойти? Чайку поставлю…
— Ничего, продолжайте, пожалуйста. Мне не мешает, — сказала я, борясь с острым желанием хрястнуть многострадального отца по физиономии.
— Ну, в общем, предупреждала всегда. А чаще они с Артуром у нас дома занимались: пели, на пианино играли. Я не возражала: пусть себе. Подружек у нее нет. Только приятельницы в группе, и все. Она вообще у нас не от мира сего. Да к тому же мы всего полгода назад сюда переехали.
— А до этого где жили? — спросила я, вспомнив наказ костей о прошлом.
— Вообще-то Коля — тарасовский. Он был единственным поздним ребенком в семье. Отец у него военный был. В сорок пять лет на пенсию вышел. Николаю тогда пятнадцать лет было. Вот тогда-то их родственники к нам в поселок Краснодонский и сманили. Это в Казахстане, в Кустанайской области. У нас там совхоз тогда хороший был и конезавод. И хозяйство у каждой семьи крепкое.
Вот родственники им и наобещали райских кущей. А ведь не все к земле приспособлены. Короче, не очень-то родителям Николая понравилось хозяйством заниматься. Они через три года вернулись в Тарасов, в свою квартиру, которую все это время сдавали знакомым, а мы с Колей поженились, и он остался жить у нас. Там и Анечка родилась.
В этом году бабушка Колина умерла, квартиру ему оставила. А в Казахстане жизнь совсем невозможная пошла. Мне вот тут, в Тарасове, и вспоминать сейчас страшно. Вы даже представить не можете, Танечка, как там люди живут. Про зарплату уже много лет не вспоминают. У колодцев многочасовые очереди за питьевой водой. Фляги набирают и пользуются.
Здесь все-таки полегче. И училище в городе есть. Анечка рядом с нами. А там она к нам только два раза в месяц приезжала.
Анюта — славная девочка, совсем не такая, как сейчас девчонки пошли. Вот у них в группе все курят, пьют, с парнями кружатся. И Артур ваш — славный мальчик, — спохватившись, обратилась Вера Ивановна к Косте.
Костя, до сих пор молчавший, спросил:
— А что же вы его, Вера Ивановна, так несправедливо отчихвостили? До нервного срыва мальчишку довели — в больницу попал.
— Да вы что! Ой, вы простите, Константин Федорович, ради бога. Это все Николай. Он, как Аня пропала, запил. А во хмелю он порой ох каким недобрым бывает.
Храп на диване, достигнув апогея, резко оборвался с нецензурными комментариями. Диван жалобно заскрипел под объектом «тарасовской недвижимости».
Мы услышали охрипший со сна и перебора спиртного голос Николая:
— Ишь, добрая выискалась. Все у нее хорошие, один я плохой.
Поразительное свойство хозяина не терять контроль над происходящим во время сна произвело на меня впечатление.
— Проснулся, Коля?
— А я и не спал. Слушал все, как ты за жизнь нашу непонятно кому рассказываешь. Толк-то какой?
— Таня — очень хороший детектив. Я просто уверен, что она найдет вашу Аню, — спокойно возразил Костя.
— Вы не слушайте его, Константин Федорович. Не со зла он. От горя.
— А ты помолчи, пока по репе не схлопотала.
Николай поднялся и сел на диване, взял стоящую рядом с диваном литровую банку с водой, жадно попил. Встал, пошел на кухню за сигаретами.
Несмотря на то, что, по словам хозяйки, Николай сильно горевал, тем не менее этот агрессивный детина под два метра, с трехдневной щетиной на щеках и подбородке, со всклоченной русой с проседью шевелюрой почему-то не вызывал во мне ни малейшего сочувствия.
Он закурил на кухне и, взяв пепельницу, вернулся, на ходу продолжая свое выступление:
— Милиция вон отказывается. А тут баба какая-то, детектив, вишь ли, горы золотые наобещала. А ты и сопли развесила. Обдерут как липку, еще и квартиру продать придется.
— Услуги детектива я оплачу. — Сжатые Костины кулаки, неподвижно пока что лежащие на коленях, свидетельствовали о его нарастающем раздражении.
— Ох, какие мы добренькие и богатенькие. С чего бы это! Да вы, б… эти «новые русские», всю страну развалили. Из-за вас, дерьмократов хреновых, такой бардак. Добро народное по карманам распихали, и они, вишь, — «новые русские», а мы — старые нищие. Никакой справедливости. Обобрали народ.
— Ну, вы, Николай Андреевич, любезнейший, не бушуйте. Мы к вам не на именины пришли, а помощь свою предложить. Вон Новодворская, к примеру, вчера по радио сказала, что социальное равенство гнусно, вредно и никому не нужно. А кто печется о неправильном распределении народного добра, тот пусть книжку Чубайса о при— ватизации читает. Там все написано, — отразила я выпад хозяина против Кости. — И вообще, давайте к делу вернемся. Покажите мне лучше фотографии Ани.
— Сейчас-сейчас. — Вера Ивановна вскочила со стула, пододвинула его к стенке, достала с антресоли альбом. На первой странице голубоглазая малышка, казавшаяся игрушкой в огромных руках отца, рядом улыбающаяся мать.
Листая страницу за страницей, слушая комментарии Веры Ивановны, мы наблюдали возрастные этапы Ани: Аня в садике, в школе.
С последней фотографии на нас, улыбаясь, смотрела очаровательная голубоглазая девушка с длинными пшеничными волосами, в белом костюмчике, с букетом сирени в руках.
— Красивая у вас девочка, глаза такие огромные, — сказала я, очень понимая чувства Артура.
— Да, красавица, — с гордостью ответила Вера Ивановна.
— Не могли бы вы на время дать мне эту фотографию?
— Конечно, конечно.
— Лишь бы толк был, — добавил Николай, гася сигарету.
— Сделаю все, что смогу. Разрешите мне только еще комнату Анину осмотреть: книги, тетради. Может, хоть какую-то зацепку найду.
— Пожалуйста, вот ее комната. Проходите, смотрите, что надо.
Я поднялась с кресла.
— А ты, Костя, пока с хозяином о формировании рыночных отношений потолкуй.
Костя, улыбнувшись, махнул рукой.
— Побеседуем.
Осмотр комнаты ничего не дал.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3