– Да, Полина Андреевна, почему такое неуважение к проверенным рабочим? – не унимался Копчик. – Разве они не заслужили лучших условий труда?
Я не знала, что ответить на эти вопросы. Не была к ним готова. Но, выслушав жалобы рабочих, поняла, что не я одна не чувствую сегодня праздника. Кое для кого открытие нового цеха – это личная драма. Оказывается, отдельно взятые рабочие возлагали большие надежды на новое производство, но зря. Их просто-напросто кинули. Если бы они пришли ко мне раньше, хотя бы неделю назад, я бы попыталась что-то для них сделать. А теперь их справедливые претензии, заставшие меня врасплох, вряд ли можно было удовлетворить.
В дверях запасного выхода показалась Аронкина, начальница отдела кадров. Она внимательным взором обвела всех тех, кто игнорирует праздничную церемонию, и быстрым шагом, не соответствующим ее тучной фигуре, направилась к Доске почета.
– Хорошо, я обязательно разберусь, почему ваши заявления с просьбой о переводе в новый цех не были рассмотрены положительно. А сейчас давайте вернемся туда и посмотрим, что там все-таки происходит, – сказала я и пошла к цеху, чтобы лишить Надежду Степановну удовольствия высказать нам свои претензии.
Едва я сделала несколько шагов, как прогремел взрыв. От неожиданности я застыла как вкопанная, соображая, что случилось. Во всяком случае, на праздничный салют это не было похоже. Через несколько секунд во дворик стали выбегать люди с искаженными от страха лицами. Началась натуральная паника.
– Что случилось? Что там произошло? – спрашивала я, но на меня никто не обращал внимания. Люди метались по заводскому дворику. Мой мозг был слишком ошарашен, чтобы дать собственную оценку происходящему.
– Похоже, там что-то взорвалось, – высказался Копчик.
– Наверное, диверсия, – не без злорадства предположил молодой человек, которого не перевели на новое место работы.
Двор постепенно заполнялся заводчанами. У некоторых лица были в копоти, а кое у кого даже в кровавых подтеках. Резкая смена впечатлений сильно повлияла на общее настроение. Народ был так напуган произошедшим, что никто толком не мог ответить на наши вопросы. Только шустрая уборщица Катерина Ивановна не потеряла присутствия духа, вышла в центр и стала излагать свою версию:
– Бомба взорвалась. Теракт, наверное. Думаю, покушались на мэра. Вот сволочи! Такой праздник испортили! Вы бы видели, что там творится! Полцеха в клочья разнесло! А кто убирать потом все эти осколки будет? Неужели я? Ну уж нет!
– Да не трынди, Ивановна! – осадил ее электрик. – Скажешь тоже – полцеха! Ну выбило взрывной волной одно стекло, так от этого никто вроде не пострадал. Хорошо, что оно на ту сторону выходит, а там – пустырь. И никакая это не бомба, а новый автомат взорвался, едва его запустили. Похоже, смонтировали его неправильно. Элементарное нарушение техники безопасности. Кто-то за это поплатится...
– А люди? Кто-нибудь серьезно пострадал? – спросила я.
– Мэр живой, это точно! – крикнул кто-то из толпы.
– Парнишка новенький пострадал, тот, что автомат запускал. Его к стене откинуло, и на него осколки стекла упали. А что потом было, я не видел, – сказал начальник транспортного цеха, – я сразу стал в службу спасения звонить.
После этого заводчан прорвало. Осознав, что их жизни уже вне опасности, очевидцы стали наперебой рассказывать о том, что произошло в цеху, но их мнения сильно разнились друг с другом. Одни утверждали, что жертв много, даже директор обгорел. А другие говорили, что Кудринцев с мэром находились дальше всех от эпицентра взрыва. Я не знала, кому верить и насколько серьезны последствия случившегося. Ясно было одно – вместо запланированного праздника произошло чрезвычайное происшествие, от которого заводчане еще долго не отойдут.
Прорваться внутрь здания и посмотреть своими глазами на то, что там происходит теперь, было невозможно. Ласточкин, инженер по технике безопасности, выставил у входа пост, поэтому в цех меня, да и остальных желающих поглазеть на «поле боя», не пустили. Тогда кто-то залез по трубе на карниз и стал наблюдать за происходящим в цеху через окно и рассказывать нам.
Так мы узнали, что первыми к основным воротам подъехали пожарные машины, хотя огонь оперативно потушили собственными силами. Затем подоспели две кареты «Скорой помощи» и милиция. Позже выяснилось, что серьезно пострадал только один человек. Тот самый молодой рабочий, которому позавидовали ветераны, потому что именно ему было предоставлено почетное право запустить новую линию. Его на носилках отнесли в машину «Скорой помощи». Осколки задели еще нескольких человек, в том числе телеоператора, но им всем оказали медицинскую помощь на месте.
Версия о том, что это было покушение на мэра Бурляева, ходила из уст в уста. Он сам и его свита как-то быстро и очень тихо уехали. Телевизионщиков попросили немедленно покинуть территорию завода. Новый цех оцепили сотрудники милиции, внутри стали работать эксперты. Руководство завода вместе с подполковником из городского управления внутренних дел и еще каким-то высоким представительным мужчиной лет сорока пяти, одетым в строгий черный костюм, наверное, фээсбэшником, закрылось в кабинете директора. Все остальные сотрудники завода тоже разбрелись по своим местам. Праздника не состоялось, но и рабочий день тоже не отменили, что мне было на руку. Я должна была до отпуска закрыть все нерешенные юридические вопросы. Правда, после взрыва настроение было далеко не рабочим.

* * *

Дед постоял около открытой двери в мою комнату, послушал игру, качая головой, и сказал:
– Я, конечно, понимаю, что саксофон не создан для суперлегких пассажей, но к чему такая тягучая безнадежность, смешанная с крикливостью? Полетт, что-то случилось?
Я положила саксофон на диван и спросила:
– А разве ты не знаешь, что случилось? Удивительно, что до тебя слухи еще не докатились.
– Ты это о чем? – Дед настороженно вошел в мою комнату. – Полетт, у тебя такое выражение лица, будто настал конец света. Слышишь, не томи старика! Говори живо, что произошло?
– Я думала, что о взрыве на нашем заводе уже весь город галдит и ты в курсе.
– Да я сегодня никуда из дома не выходил, спал весь день, – сказал дед и зевнул.
– Снова всю ночь в казино пропадал, – упрекнула я его. – В твоем возрасте такой режим противопоказан.
– Ничего, я привык к ночной жизни, а в «Крестовом короле» сегодня ночью прелюбопытнейшая игра была. Я не мог ее пропустить. Но речь не об этом. Ты про какой-то взрыв сказала? Что взорвали? Неужели в Горовске террористы объявились?
– Сегодня у нас на заводе взорвался новый автомат, один человек серьезно пострадал. Не думаю, что это теракт, хотя все может быть...
– Вот дела, – дед уселся в кресло, впечатленный моей новостью. – Но у вас же там сегодня торжество нешуточное намечалось...
– Намечалось, а в итоге вышло все по-другому, – я рассказала деду подробности чрезвычайного происшествия.
– Да, непонятная история, – мой прародитель задумался. – Нет, не похоже, чтобы это было покушение на Бурляева, он вроде бы всех в городе устраивает... Во всяком случае, я не знаю такой силы, которая хотела бы его устранить. Может, вашему Кудринцеву кто-то хотел подлянку устроить? Полетт, ты сама-то что об этом думаешь?
– Если честно, то я до сих пор в шоке. При самом неблагоприятном раскладе я могла бы и калекой стать. Лерка Гулькина, наша кассирша, все лезла и лезла вперед, чтобы в телекамеру попасть, и меня за собой тащила. Только я отстала, а ей осколки лицо посекли.
– Ой-ой-ой, какая неприятность, – дед покачал головой. – Жалко девушку. Это такая высокая и кудрявенькая, да?
– Она самая. Дедуля, да ты за Гулькину особо не переживай! Я несколько преувеличила степень ее травмированности. На самом деле Лера не слишком серьезно пострадала. Так, две мелкие царапины. До свадьбы, как говорится, заживет, но все равно неприятно. Я как чувствовала, что-то будет, поэтому вышла из цеха, но потом хотела вернуться. Еще несколько секунд и...
– Знаешь, береженого бог бережет, – перебил меня дед. – Хорошо то, что хорошо кончается. Ты физически не пострадала, и слава богу. А вот взвинчивать себя не надо. Успокойся!
– Уже успокоилась. Вот поговорила с тобой и успокоилась.
– Вот и хорошо. А то я просыпаюсь и слышу какие-то заупокойные звуки. Никогда еще ты с таким надрывом не играла. Полетт, ну-ка посмотри на меня! Ты ведь не чувствуешь своей вины? Другие, мол, пострадали, а меня там не было... Ни о чем таком не думаешь, нет? – Дед Ариша лукаво прищурился.
– Нет, конечно, никакой вины я не ощущаю. Знаешь, дедуля, меня вдруг посетило другое чувство. Мне кажется, что я чего-то не понимаю.
– Ну-ка объясни, что именно ты не понимаешь? – Дед проявил живой интерес к моей озабоченности.
– У меня такое ощущение, что мимо меня прошло нечто важное. Я имею в виду идею о закладке нового производства. Честно говоря, я не знаю, с чего вдруг Кудринцев решил закупить корейские автоматы. Понимаешь, выпуск сэндвич-панелей не имеет ничего общего с технологией производства красного кирпича. С таким же успехом такой цех можно было и на хлебокомбинате открыть или на птицефабрике. Были бы свободные площади!
– Полетт, эти «сэндвичи» не едят, из них дома строят! Лично я не вижу ничего предосудительного в том, что на «Красном Октябре», кроме кирпича, другие стройматериалы стали бы выпускать. Не морочь свою красивую голову чужими заботами!
– Дед, я чувствую, здесь что-то не так. Старых работников в новый цех не допустили, набрали юнцов с улицы, будто что-то скрыть хотели...
Дед скептически поджал губы. Ему не нравилось, что я хочу докопаться до истины. Впрочем, я пока еще не знала, хочу ли этого, или завтра взрыв нового автомата будет мне уже неинтересен. Я молчала, а дедуля спросил:
– Ты, кажется, сказала, что телевидение у вас на заводе было? На пленку все записывали, значит?
– Да, записывали.
– Тогда давай посмотрим, что в местных новостях покажут, – дед взглянул на часы. – Вот, они как раз через пять минут начнутся.
Я включила телевизор, села рядом с прародителем и положила голову на его плечо. Он меня обнял. Так мы просидели полчаса в ожидании сенсационной информации. Как ни странно, о чрезвычайном происшествии на заводе «Красный Октябрь» не было сказано ни слова.
– Странные дела, – сказал дед, отключив пультом звук, – событие ведь из ряда вон выходящее – мэр приехал на праздник, а попал на похороны.
– Дед, не каркай, тот парень не умер!
– Да я не про отдельно взятого рабочего говорю, а про завод в целом. Если про то, что там сегодня произошло, в эфире ни слова не было сказано, это действительно наталкивает на серьезные размышления. Ладно бы, простые горовские обыватели не ждали никаких репортажей с «Красного Октября», а то ведь ждали, еще как ждали! А тут – молчок. Но слухи по Горовску все равно поползут... Болтливость – это один из самых тяжких грехов, причем подавляющее большинство людей потонуло в этом грехе с головой. Завтра же все население нашего городка будет знать о взрыве такие подробности, которых на самом деле не было. Репортаж с места происшествия мог бы пресечь все досужие вымыслы, сгладить углы, но его не было. Странно, очень странно... Полетт, знаешь, что я по этому поводу думаю?
– Что?
– Там, – дед Ариша поднял указательный палец кверху, – сейчас решают, в каком ракурсе представить ЧП. Вот как решат, в таком контексте и доведут до нас последние новости. Но это будет лишь завтра. Ладно, Полетт, не будем себе ломать голову, пусть это за нас делают другие. Им за это деньги платят. Сыграй-ка мне лучше на саксе что-нибудь жизнеутверждающее!
Я посмотрела на деда и поняла, что с возрастом к нему пришло удивительное спокойствие, даже хуже – успокоенность. Мир будет вокруг рушиться, но если его и меня лично это не касается, то он на это никак не отреагирует. Нет, заставлять его до глубокой старости быть Дон Кихотом я, конечно, не собиралась, но вот играть веселый мотивчик тоже не хотелось.
– А может, лучше спустимся вниз и поужинаем? – предложила я. – Что-то у меня аппетит разыгрался.
– Тоже неплохая идея, – согласился Ариша и поднялся с кресла. – Тем более я голоден как волк. У меня сейчас будет три в одном: завтрак, обед, ужин.
– Дедуля, такое чревоугодие вредно для здоровья. Обойдемся одним, но плотным ужином.

* * *

На следующий день, в утренних новостях, также не было никаких сообщений о чрезвычайном происшествии на «Красном Октябре». Ариша отнесся к этому с известной долей юмора, он сказал:
– Полетт, это нормально. О нашем светлом будущем вовсю пекутся политики, о светлом прошлом – историки, а о светлом настоящем – журналисты. Зачем начинать новый рабочий день с трагических событий?
– Возможно, ты прав, – согласилась я.
Мой дед частенько и во многом оказывался прав. Оно и понятно, ведь жизненного опыта у него было предостаточно. А жизнь его была очень непростой. Кто Ариша по профессии? Тс-с, секрет... Впрочем, сейчас он уже не делает из этого особую тайну, как во времена своей бурной молодости. Нет, мой дедуля не разведчик и не тайный агент службы безопасности. Он карточный игрок. Это и его профессия, и стиль жизни, ведь по своей натуре мой дед необычайный интриган и почти народный артист.
Что касается его личной жизни, то Аристарх Владиленович прожил в браке всего несколько лет, потом его супруга умерла от онкологического заболевания. Теща обвинила моего деда в том, что именно он своим разгульным образом жизни довел жену до болезни, забрала у него сына и воспитывала Андрюшу сама практически до его совершеннолетия. Аристарх Владиленович сблизился со своим сыном, моим отцом, только после того, как теща перешла в мир иной.
1 2 3 4 5 6