— Ладно, купец, — произнес парень снисходительно. — Выпьем!
Хелье подставил кружку, и парень наполнил ее до краев.
— А ты больше не пей, — наставительно заметил парень Светланке.
Она явно ждала именно этого. Ухари ее не интересовали.
— Какое твое дело! — возмутилась она базарным голосом. — Ты мне не указывай! На себя посмотри! Аспид, козел мордатый! Целый день меня таскал по городу, ноженьки мои ладные скоро подломятся, так уж и расслабиться мне нельзя и выпить! Ему видите ли не нравится, когда я пьяная, ах, ах! — последние слова она произнесла, искривив лицо и пискляво.
— Нет с нею никакого сладу, — пожаловался парень. — Меня зовут…
— Козел тебя зовут! Козел! — не унималась Светланка.
— Заткнись! Меня зовут Дир. А тебя как?
— Аскольд, — ответил Хелье, не задумываясь.
— Здравы будем, Аскольд!
— Будем, Дир!
— Козел!
Они выпили — парень почти до дна, Хелье только два глотка.
— Смотри не подавись, козел! — презрительно сказала Светланка.
— Чтоб ты окаменела, хорла! Перестань цепляться! — огрызнулся Дир.
— Кто цепляется? Я цепляюсь? Ты сам ко мне все время цепляешься! Всегда тебе все не так! Найди себе другую! Лучше жить хорлой на проезжих хувудвагах, чем под тебя ложиться! Клещ, подонок!
— Не нарывайся! — Дир с ненавистью посмотрел на подругу.
— Не нарывайся! — передразнила она пискляво.
Ухари меж тем, подождав, когда хозяйка поднесет им очередное блюдо, пригласили ее сесть. Она возразила, и тогда ее усадили насильно, и почти сразу придвинулись, облепляя ее со всех сторон.
Гречин, ошарашено озираясь, с тоской поглядывая на Дира, подошел к ухарям.
Сейчас его либо убьют, либо оглушат, а хозяйку поволокут насиловать, подумал Хелье. Дир и Светланка были увлечены своей семейной перебранкой, или делали вид. Один из ухарей встал и коротко ударил Гречина в скулу. Гречин схватился за лицо и подсел к соседнему столику. Остальные ухари одновременно встали и подняли на ноги хозяйку.
У Хелье не было сверда, а каждый из четверых хамов был крупнее и тяжелее его, и кулаки у них были как молоты для вбивания гвоздей в крепостные подпорки. Хозяйка попыталась закричать, но тут же смолкла. Возможно, ей показали нож. У двух ухарей имелись сверды.
— А ну пошли вон отсюда, — неожиданно выдал Дир ровным зычным басом и, чтобы до ухарей лучше и быстрее дошла суть, пояснил, — Я говорю, вон отсюда. Вот вы. Вон.
Он выбрался из-за стола и шагнул вперед, к четверым уставившимся на него хамам. Светланка воспользовалась моментом, чтобы налить и залихватски выпить.
— Ты смотри! — протянул с преувеличенным удивлением один из ухарей. — Возражает.
Владельцы свердов обнажили их и стали обходить Дира с двух сторон. Остальные двое оставили хозяйку, вытащили ножи, и адвансировались к Диру напрямую. Дир ухмыльнулся и выхватил сверд, но перестарался. Желая для пущего эффекта описать клинком дугу в воздухе, он выпустил рукоять. Крутанувшись, сверд упал на пол плашмя. В этот момент один из свердоносцев зашел Диру за спину, примеряясь и балансируя. Лезвие сверкнуло, поднимаясь для удара.
И тогда Хелье, метнувшись через стол, жахнул тяжелой жестяной кружкой примеряющемуся в профиль. Лучше было бы лавицей, но Хелье справедливо решил, что не сумеет ее, пудовую, поднять и задействовать достаточно быстро.
Ухарь согнулся, схватился левой рукой за профиль, но сверд не выронил. Второй свердоносец махнул клинком по направлению Дира. С неожиданной для такого большого и нетрезвого тела легкостью Дир увернулся от клинка и радостно, как показалось Хелье, ляпнул кулаком в морду ухарю. Тот качнулся, сделал два неровных шага назад, и рухнул на пол, разжав пальцы и выпустив рукоять.
Дир припал на одно колено и подобрал свой кладенец. Ухарь с помятым профилем атаковал его сзади, но Дир успел ускользнуть и в этот раз, и, перекатившись через себя и опрокинув столик и лавицу вскочил на ноги и встретил противника лицом к лицу. Хелье же, проскочив между оставшимися двумя ухарями, подобрал сверд поверженного и, чувствуя в ладони твердую холодную рукоять, сразу успокоился. Сверд в его руке вернул ему хладнокровие и нейтрализовал страх. Теперь он чувствовал себя как на учениях в Старой Роще. Он улыбнулся лучезарно.
— Ага! — крикнул он с азартом.
Двое с ножами, возможно, понадеялись, что пока они разберутся с Хелье, их свердоносный товарищ расправится с Диром, или, во всяком случае, займет его. Возможно, они просто боялись Дира. Так или иначе, вдвоем они бросились на Хелье.
Варанг смоленских кровей вскочил на столик, поводя клинком из стороны в сторону. Ухари хотели было выбить столик у него из-под ног, но каждый раз, придвигаясь, обнаруживали острие сверда в двух дюймах от своих переносиц. Они пытались наступать одновременно, чтобы запутать противника, но непостижимым образом острие оказывалось все там же, перед глазами. Казалось в дело пущены сразу два сверда. Наконец один из хамов схватил лавицу и, тяжело размахнувшись, ударил — по тому месту, где мгновение назад находились колени и бедра Хелье. Легкий, пружинистый и очень устойчивый, Хелье соскочил со столика и тенью переместился хаму в тыл. Тяжелая рукоять с увесистым блестящим поммелем приложилась к уху атакующего. Не щадящий размеренной своей жизни, пронзительно крикнув, хам опрокинулся на пол и замер. В этот момент второй ухарь с ножом исхитрился схватить Хелье за запястье. Посланец Олофа рванулся, уворачиваясь от ножа, зацепился ногой за лавицу, стал падать на бок и ударился головой о край стола. Сознание помутнело и стало расползаться отдельными слоями. Ухарь прыгнул вперед, выставив нож.
Мгновенно оценив ситуацию, Дир отбросил своего противника далеко в сторону вместе со свердом (противник упал и попытался встать, но получалось плохо) и тараном налетел на ухаря сзади, хватая руку с ножом и ломая ее в двух местах до того, как оба они упали, ухарь лицом вниз, Дир на него, сверху. Что было дальше, Хелье не видел.
Очнувшись, Хелье обнаружил, что лежит на полу, а Дир присел рядом и льет ему, Хелье, на лицо воду из большой глиняной кружки. Шведский посол замычал, захлебываясь, сел, и начал кашлять. Он тут же свалился бы на бок или на спину, но Дир придержал его за плечи.
— Ну, Сварогу надо будет чего-нибудь… э… преподнести, — предположил Дир. — Очухался ты. Напугал ты меня. Я думал — помрешь. Вон какую сливу себе набил.
— Хррр… ффф, — сказал Хелье. — Хорла! Д… дай сюда кружку.
Он вылил содержимое кружки себе на голову. В глазах двоилось и заваливалось по дуге влево.
— Ты молодец… — неуверенно сказал Дир.
— Не баси так мне прямо в ухо, — потребовал Хелье. — Усади меня вон… лучше… вон на ту лавицу. Да.
Он попытался подняться. И еще раз попытался.
— Ну?
— Что — ну? — не понял Дир.
— Помоги, что ли.
Дир поставил его на ноги, но ни стоять, ни ходить самостоятельно у Хелье не получалось.
— Надо его растереть уксусом, — посоветовала Светланка, наблюдая за действиями Дира.
— Не лезь, — огрызнулся Дир.
— Пошел ты! — разозлилась она. — Пропади ты пропадом! Ухожу я!
Дир усадил Хелье на лавицу и посмотрел на Светланку исподлобья.
— Ага, — сказал он.
Она сделала надменное лицо, повернулась, и пошла к выходу.
— Дир, а Дир, — попросил Хелье слабо. — Отведи-ка ты меня… тут есть пристройка… крайняя комната…
Он мутно осмотрел помещение. Четверо ухарей сидели у стены, Гречин связывал руки одному из них — остальные были уже связаны по рукам и ногам — а хозяйки не было видно.
Дир кивнул, встал, и, подумав, просто поднял Хелье на руки.
— Вот с ним и еть, — сказала Светланка злобно.
Хлопнула дверь в сенях.
— Эка змея, — заметил Дир, неся Хелье вон из крога, в пристройку.
— На нее там нападут, — предположил Хелье, еле ворочая языком.
— Да не уйдет она никуда. Не такая дура.
В угловом помещении Дир уложил Хелье на кровать.
— Слушай, — заговорил он. — Слушай, Аскольд…
— Х…
— А?
— Меня зовут Хелье.
— Ты сказал — Аскольд.
— Не б… не будем об этом.
— Хелье? Ну, что ж, пусть будет Хелье. Шведское имя?
— Датское.
— Ага. Ну так вот, Хелье. Ты мне жизнь давеча спас.
— А ты мне.
— Это не важно. Ты первый. И я теперь твой должник. На всю жизнь. Мы теперь, заметь, как братья. Это такой ростовский обычай. Ты тут отоспись покамест, отлежись, а завтра добро пожаловать ко мне. Я тут сразу за городом, по течению, у реки устроился, в доме рыбака, предпоследнем. Спросишь — покажут. Я хотел было ехать через три дня в Киев, к князю Владимиру в дружину. Но теперь не поеду. Теперь куда ты, туда и я. Пока не представится случай услужить. Со мною, правда, Светланка, она холопка моя, да еще жена есть, Анхвиса, да слуга мой, Годрик, из бриттов, мы вместе выросли. Есть еще лодка, на которой я собирался идти. Я в твоем распоряжении, весь как есть.
— А что с теми четверыми будет?
— Сейчас придет тысяцник, и их заберут к тиуну. А завтра их, наверное, будут судить и казнить. А может и нет. Не знаю. Я здесь проездом, обычаи мне не знакомы, и город мне не нравится. Астеры — дрянной народ. А ты?
— Я тоже проездом.
— А куда направляешься?
Хелье сделал усилие. В голове прояснялось постепенно.
— Тоже в Киев.
— Ну да! — обрадовался Дир. — Тогда вместе поедем! Не возражаешь? Это здорово! А зачем тебе в Киев?
— Невесту князю Владимиру сватаю.
— Шутишь? Ну да ладно. Надо, значит надо. Поедем вместе?
— Поедем. Только не завтра. Завтра у меня дела в городе.
— Послезавтра?
— Возможно.
— Так я буду ждать?
— Да. Жди.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. ХЕЛЬЕ И НОВГОРОД
Эрик появился лишь утром, усталый и веселый, с солидных размеров мешком за плечом. Хелье перевернулся на другой бок и решил, что слушать не будет, а будет спать дальше, но Эрик опять рассказывал байки. Как он сговорился с князем, и как тот выдал ему грамоту и золото, и с помощью грамоты и золота он теперь поедет на Ладогу и будет там сооружать специальные полу-кноррир, полу-драккары, типа лонгшипов, для прохождения бурных вод между Исландией и Винляндом, который он вознамерился покорить и освоить с горсткой храбрецов. В мешке у Эрика брякало — очень похоже на золото. И в конце концов именно золотом и оказалось. Эрик запустил руку в мешок и бросил на кровать Хелье увесистый кожаный кошель. Хелье сел на кровати. Тут же в голове зашумело, но не сильно. Он потрогал шишку на лбу, у самых волос. Больно. Развязав тесемки кошелька, он обнаружил внутри золотые монеты.
— Мне пора, — сообщил Эрик. — Хороший ты спутник, Хелье, и очень хотел бы я, чтобы ты поехал со мной. Купи себе новую одежку.
— Племянника конунга убил Александр, — сказал Хелье.
Эрик круто повернулся к нему.
— А?
— Ты взял вину на себя. Ты не хочешь, чтобы об этом знали. Я никому не скажу, не бойся. Денег мне давать не нужно. Я, знаешь ли, не мальчик.
В глазах двоилось и троилось.
Эрик изучающе смотрел на Хелье.
— Не простой ты парень, Хелье. Мальчик или нет, но парень ты непростой.
* * *
К полудню Хелье чувствовал себя прекрасно. Нужно было попытаться поговорить с князем. Перед отъездом Эрик уверил его, что князь дома, в детинце. Но для начала следовало все-таки побродить по городу и зайти на торг, посмотреть на людей. В спешке серьезные дела не делаются.
Торг порадовал Хелье разнообразием и яркостью людей и предметов. Лавки и столы купцов и ремесленников, расположившиеся вдоль берега реки, были так многочисленны и пестры что, казалось, весь цивилизованный мир съехался сюда на популяцию посмотреть, себя популяции показать, и ближнего своего облапошить. Впрочем, облапошиванием здесь баловались редко — хранили купеческое достоинство. Немцы и славяне составляли примерно половину торговцев, остальные же были — кто откуда: скандинавы, италийцы, франки, какие-то бритые азиаты со смуглыми лицами и сине-черными волосами, а также, очевидно, киевляне, которые не очень рекламировали, что они киевляне. Лавки разнились конструкциями — от собственно лавиц и ховлебенков, предназначенных для сидения, но служивших прилавками, до целых торговых почти-домов, амбаров, складов с погребами. Обозы непрерывно подъезжали и разгружались, в Готский Двор носильщики несли и возили что-то тяжелое в мешках, а в нескольких приторговых скверах, огороженных плетнем, шли кулачные бои, представления скоморохов, какие-то мистерии, и народ, собираясь по периметру сквера, жевал хлебные корки и восхищался, воплощая таким образом древний римский лозунг «хлеба и зрелищ!» в Новгороде Великом. В Скандинавии тоже были торги, но какие-то большей частью прагматические, деловые, и веселились скандинавы в других местах, не на торгах.
В одном из скверов вниманием толпы завладел симпатичного вида парень с гуслями, одетый в стилизованный под недавнюю старину костюм. Гусляры носили такие сапоги и рубахи лет тридцать или сорок назад — один из учителей Хелье показывал ему рисунки. Кем это он прикидывается, этот парень, подумал Хелье. Явно какой-то персонаж времен большой войны Владимира с печенегами. Как же его звали, того гусляра? А! Баян. Точно. Я даже несколько саг помню, отрывочно. Былин. Здесь саги называют былинами.
Певец выдал на гуслях несколько каденций и зарядил малопонятную историческую сагу, состоящую из восьмистрочных неровных пассажей. Каждый пассаж он отмечал попаданием последнего слога в тонику.
— А как крикнет новгородец Стась Добрынюшке,
«Ты почто явился к нам, лицо упругое?
Аль не варят пиво в Киеве более?
Али теремы все заперты хорловы?
А возьму тебя я з? ухо за киевское,
А пойду тебя об стенку долбану тебя.
Новгородец я тупой, но с пониманием
Что от Киева не светит нам милости».
В толпе смеялись и мудро качали головами, одобряя таким образом глубинный демографический смысл виршей. Хелье слушал вполуха, повернувшись спиной к скверу и рассматривая издали товар в оружейной лавке. В какой-то момент он все же не выдержал и подошел ближе. Выбор свердов поразил его. Шведские, новгородские, и киевские сверды были ему хорошо знакомы и различались мало. Но италийские легионерские короткие клинки, франкские грубоватые но повышенной прочности, византийские изящные, а также польские длинные, арабские легкие, немецкие широкие, с драконами, петухами, гербами, змеями на рукоятках, кильонах и поммелях, с узорами на лезвиях, с кровостоками, с зазубринами, варварские бриттские бредсверды, сицилийские расширенные полупалаши — Хелье был совершенно очарован всем этим изобилием и хватался за все подряд, примериваясь, уточняя центр тяжести, пробуя лезвия ногтем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11