Но безоблачный небосвод их семейной идиллии не давал к тому никаких поводов, и Лидочка продолжала с завидным аппетитом вкушать все радости дарованного ей счастья. Проблемы, о которых она и не мыслила, начались с рождением ребенка.
Уж как Ванечка радовался, узнав о ее беременности, как радовался! Его телячьи восторги могли растопить лед любого недоверия и растерянности, а уж что говорить о Лидочке, с обожанием в то время смотрящей на мужа.
Но восхитительная атмосфера свершившегося таинства пошла на убыль по мере того, как начал увеличиваться объем ее талии.
У супруга мгновенно появились неотложные дела вне дома. Отлучки становились все длиннее, а пребывание в доме подле скучающей от безделья супруги все короче. Вот тогда-то, почти с отвращением разглядывая в зеркале свою изменившуюся до неузнаваемости, идеальную прежде фигуру, Лидочка впервые и призадумалась: а так ли уж ей был нужен этот ребенок. И вообще… Что хорошего в ее браке?
Ну пусть обеспечена она и упакована по полной программе. Пусть заботы о хлебе насущном больше не гложут ее мозг, но удовлетворения-то от этого союза она по-настоящему так и не получила.
Память вкрадчиво пыталась возвратить ее к событиям двухгодичной давности, когда она была готова подметки на сандалиях рвать, лишь бы заслужить благодарный взгляд своего хозяина. Но Лидочка лишь возмущенно фыркала и раздраженно отмахивалась: то было, когда она в работницах у него состояла. Этакая обрусевшая Никита, готовая под кого угодно завалиться и кого угодно под монастырь подвести ради похвалы, приятного шуршания купюр, а может, и адреналина, будоражащего кровь…
Теперь-то она жена! А это все напрочь меняет. Разве могла она, к примеру, предположить, что этот волевой, с виду вытесанный будто бы из камня Иван Алексеевич страдает множественными недугами, в числе которых был такой неблаговидный, как несварение желудка.
А секс?! Боже правый, разве это секс?! Уж кто-кто, а она-то имеет об этом полнейшее представление. И жалкие потуги супруга под названием «Лидок, пойдем-ка займемся делом» она со временем начала принимать как наказание.
А теперь еще и этот его инфаркт! Увидев впервые мужа в больнице, Лидочка едва не выдала вслух: «Господи! Где были мои глаза!!!»
Иван лежал, распластавшись на больничной койке, и слабо шевелил пальцами. Глаза его были полузакрыты. На лбу выступила испарина. И впервые за все время их супружества Лидочка вдруг со всей скрупулезностью разглядела, как он стар. Бросились в глаза и старческие пятна на скулах, и покореженные полиартритом суставы пальцев, и донельзя дряблая кожа на шее.
— Лидок… — хрипло позвал он ее и попытался улыбнуться. — Подвел я тебя… Прости…
Она попыталась что-то ответить тогда, но не смогла. Слова сочувственного понимания или утешения в тот момент просто не шли на ум. Волна горестного разочарования захлестнула ее с головой, мешая сосредоточиться на главном — ее муж болен. Потом, конечно, были и угрызения совести, и проблески жалости, не такой уж бесчувственной она была, как могло показаться со стороны, но это все было не то. Совсем не то, что она пыталась наскрести со дна своей души, в которой постепенно воцарялось чувство пустого циничного равнодушия ко всем и ко всему. Этого чувства, господствовавшего в душе во времена ее шальной молодости, она откровенно побаивалась. Ведь никому так хорошо, как ей, не было известно, что таит оно в себе, и какие последствия может повлечь за собой это сокрушающее безразличие…
— Вот так-то вот, — горько выдохнула она, осторожно покачивая коляску, в которой, окончательно измучившись, задремал ее сын. — От чего шла, к тому и вернулась…
Горечь ее была вполне объяснимой: с утра позвонил Иван из больницы и после долгого перечисления всех своих обид и претензий посоветовал быть поаккуратнее со средствами. У них, видите ли, там неприятности и трудности с деньгами. А какое, собственно, ей дело до всего этого? Он брал на себя обязательства по содержанию семьи? Брал. — Вот пусть и раскошеливается! Лето на носу, а ей на улицу выйти не в чем.
Конечно же, Лидочка преувеличивала — гардероб ее был полон еще ни разу не надетых нарядов и на каждый из туалетов имелось по паре туфель, но сердце все равно сжималось от тоски: что-то ее ждет там, впереди…
О сыне, об этом маленьком беспомощном комочке, она в тот момент даже не подумала.
Все, что ее заботило, так это собственное благополучие. И еще.., как сделать так, чтобы это самое благополучие продлилось подольше.
Осторожный, едва слышный звонок в дверь прервал ее хаотично скачущие прагматичные мыслишки, и Лидочка, для надежности еще пару раз качнув коляску, поплелась открывать дверь.
Алевтина, стоявшая на пороге, не могла не вызвать ее зависти. Вот уж кому действительно все нипочем. Фирма на грани банкротства, мужик на нарах парится, сама при этом более чем в двусмысленном положении, а она знай себе расцветает. И стрижку модную уже успела сделать, и макияж, пусть едва заметный, но от этого не менее подчеркивающий ее очарование, успела нанести, да и плащишко на ней новенький и не на местной барахолке, видно, купленный.
— Чего уставилась, как на привидение? — приветливо улыбнулась Аля, делая шаг вперед. — Зайти-то можно? Или здесь будем разговаривать?
— Заходи, — буркнула Лидочка, широко распахивая дверь.
Не оборачиваясь на засуетившуюся с плащом гостью, Лида пошла в гостиную, попутно бросив мимолетный взгляд в зеркало. Занимало оно большую часть стены просторного холла, сработано было кем-то из прославленных мастеров и отображало все с какой-то преувеличенной точностью и доскональностью. Ее собственное отражение, выхваченное из полумрака назойливым зеркалом, Лидочке не понравилось. Да и кому может понравиться изнуренная баба с давно не мытыми волосами и синими полукружьями вокруг глаз? А на что похож ее домашний костюм? Темные пятна на кофточке от пролившегося детского питания.
Брюки вытянуты на коленях и смяты до невозможности. А когда-то… Когда-то она была одной из самых высокооплачиваемых девочек проспекта. — И чтобы заполучить ее, нужно было заранее созваниваться с ее сутенером.
Видели бы они ее сейчас, вот потешились бы!
А прошло-то всего ничего, каких-то три с половиной года.
— Спит? — легонько тронула Лидочку за локоток Аля, врываясь в ее мрачные размышления. — Пусть спит. Пойдем куда-нибудь поговорим. Гостинцы я на столике оставила…
Лида молча подала ей знак следовать за ней, и спустя пару минут они рассаживались в глубокие кресла гостиной напротив огромного электрокамина.
— Эко громадина какая, — Алевтина бросила неодобрительный взгляд на бездействующий калорифер. — Наверное, больших денег стоит, да и энергии жрет больше положенного. Твоя наверняка прихоть. А к чему, если у вас отопление? Любишь ты, Лидка, всякие помпезные штучки. Да, в трудные времена нелегко тебе придется…
— А что, грядут трудные времена? — прикинулась та неосведомленной. — Просвети…
Она томно, может, даже излишне театрально изогнулась и, взяв сигарету со столика, прикурила.
— Что же ты, корова нечесаная, куришь?!
В доме грудной младенец, а ты ему легкие травишь?! — грозным шепотом набросилась на нее Алевтина. — Сидит, понимаешь, на последнее пугало похожа. Жалеешь себя наверняка безмерно. Локти кусаешь да злобу точишь на всех. Так, что ли, Лидка?!
С тех давних пор, когда Лидия ухаживала за раненой Алевтиной и полностью владела ситуацией, минуло немало времени. Перестановка сил сейчас была налицо, и главенствующая роль отводилась Але. Под ее напором и под взглядом ее гневно сверлящих глаз Лидочка невольно стушевалась.
— Попробовала бы сама! — она огрызнулась все же на всякий случай. — Пацан орет вторые сутки. Я с ног сбилась со всеми этими няньками-сиделками. Мне пожрать некогда.
Лекции мне тут пришла читать!..
— Вторые сутки, говоришь? — Алевтина зло прищурилась. — А что неделю к мужу не появляешься, кто виноват? Он больной, пожилой человек…
— Пожилой! — против воли насмешливо фыркнула Лидочка. — Он древний старец, милая моя! Древний! И если честно, видеть мне его последнее время что-то уж совсем не хочется…
— Ага! Зато хочется его денежки по соседству в баре вечерком спускать. Так, что ли, а?!
Хоть и дружны мы были с тобой, Лидка, все это время, но вот что я тебе скажу! — Алевтина поднялась со своего места и нервно прошлась по пушистому ковру, застилающему огромную территорию гостевой комнаты. — Не смей обижать Ивана! Слышишь?! Не смей! Он сейчас прежде всего должен стать на ноги, а потом…
— А потом сказать мне: «Идем, дорогая, делом займемся». Так, что ли? А знаешь, что он подразумевает под этим самым делом?
Свои отвратительные до мерзости попытки быть мужиком!
— Где же ты была пару лет назад? — Чувство гадливости настолько сильно охватило Алевтину, что она еле сдерживалась, чтобы не вцепиться в волосы этой похотливой дряни. — Или не видела, за кого замуж шла?!
— А ты?! — Лида также вскочила на ноги. — Ты видела, за кого выходила?! Не святоша был твой Денис, далеко не святоша! Разве ты этого не знала?! Так чего же теперь от него морду воротишь?! Подумаешь — плечевую трахнул! Какая беда! Да любой мужик, если он хотя бы чего-нибудь стоит в этой жизни, имеет свою телку на стороне…
— Так он ее не только трахнул, — подавленно перебила ее Аля, находя в ее попытке оправдаться некоторую справедливость упреков в свой адрес. — Он же ее и убил! Причем зверски!
— Дура ты, Алька! — Лидочка запрокинула голову и демонически захохотала. — Дура и есть! Неужели ты не знаешь своего мужика?!
Может, он и способен переспать с кем-нибудь, не отрицаю! Но чтобы так раскроить девчонку… Нет, это не Денис.
— Ты что?! Было же следствие…
— И опять дура! Ментам что нужно?!
— Что? — тупо переспросила Аля, чувствуя, что земля постепенно начинает уходить из-под ног.
— Им нужна раскрываемость! И когда у них под носом труп, рядом ничего не понимающий полупьяный мужик, а все кругом в его отпечатках, то надо дураками быть — искать подозреваемого. Но Денис не убивал.
Убийца — кто-то другой, дорогая. Кого-то эта девочка сильнехонько достала…
— Чего же ты так долго молчала? — выдавила Алевтина, еле шевельнув пересохшими губами.
— А кого ты тогда слушала?! Я же несколько раз порывалась с тобой поговорить о нем, а что говорила ты: «Он для меня издох!»…
Что-то подобное действительно происходило. Лидочка ей названивала, искала встречи, просила выслушать, но Аля была неумолима. Картина страшного зверства перекрывала все самые весомые аргументы. По-хорошему, ей бы обратиться к психоаналитику да попросить диагностировать ее состояние, а еще лучше разобраться в душевных перекосах. Но куда там! Налившиеся кровью и ненавистью глаза не позволяли увидеть многое вокруг себя…
— Ладно… — раздавленно выдохнула Алевтина. — Это все прошлое… Ты Ивана не добивай… Он сейчас наша единственная надежда.
— На что? — с горечью спросила Лида, вонзив пальцы в свои растрепанные волосы.
— На то, что он выдернет нас всех из этого дерьма. Одной мне с этим не справиться…
Глава 6
Верочка медленно брела по улице, старательно вдыхая прозрачный майский воздух.
Она изо всех сил пыталась отвлечься от тягостных дум, обуревавших ее со вчерашнего вечера, но не тут-то было. Отвратительное ощущение зарождающейся беды подтачивало ее изнутри, словно назойливый червь. Верочка старалась, бог свидетель, не видеть во всем происходящем ничего криминального. Пробовала списать все неприятности на неудачное стечение обстоятельств. Но здравый смысл, коим она всегда отличалась, назойливо советовал ей все досконально взвесить, прежде чем делать такие безответственные выводы.
Да, она еще могла поверить, что в тот злополучный день на трассе Сеню кто-то подрезал, могла списать все на его усталость, плохую видимость и еще какие-нибудь водительские заморочки, мешающие в пути. Но чтобы он уснул после ее кофе… Нет, в это она поверить отказывалась.
Ночью долго лежа без сна и вслушиваясь в беззаботное похрапывание супруга, она приняла решение, которое ей казалось единственно верным. Именно оно заставило ее подняться чуть свет в это воскресное утро и плестись через весь микрорайон на самую окраину, туда, где располагалась больница. В руках у нее была легкая дамская сумочка и пакет, в котором еле разместился большой трехлитровый термос. Именно его всегда брал с собой Сеня в поездки, и именно его всякий раз наполняла она кофе. Остатки этого напитка до сих пор плескались в небьющейся колбе. Ну не имел Сеня привычки споласкивать опустевшую посудину — и все тут. Верочка искренне надеялась, что эта его манера поможет пролить свет на многие неприятности, следовавшие чередой одна за другой…
— Таня… Танюша… — Верочка осторожно постучала согнутым пальцем в переплет оконной рамы полуподвального помещения. — Выйди, пожалуйста, на минутку.
Татьяна, санитарка терапевтического отделения, по совместительству сторож, вышла через пару минут, зябко поеживаясь и широко зевая.
— Ты, что ли, Вер? Чего это в такую рань притащилась? Чего не спится под боком у мужика? Ладно, заходи…
Верочка поторопилась за Татьяной в приветливо распахнутую дверь черного хода. Та провела ее в подсобное помещение, служившее одновременно и столовой для медперсонала, и местом ночного отдыха для дежурных, и, с грохотом поставив чайник на раскаленную электроплитку, сонно пробурчала:
— Холодина всю ночь. Плитку вон приходится жечь. А к утру голова раскалывается. Да ты проходи, Вер, не обращай на меня внимания. Я когда не высплюсь, то злюсь на весь мир…
Эту особенность, собственно, присущую многим людям, Верочка за Татьяной отметила еще в те времена, когда лежала в больнице. Та вечно чрезмерно широко размахивала шваброй или нарочито громко двигала стульями, если случалось совмещать одновременно ночное и дневное дежурства. В такие моменты больные прятали носы под одеялами и старались не улыбаться, дабы не разъярить еще больше и без того рассерженную непонятно на что санитарку.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5