– Четыре дня назад, – гордо продолжил Николай, – я заплатил ему два миллиона рублей за название.
– Как? – опешил я.
– Вот так! Деньгами. Наличными. Он позвонил за неделю и сказал, что уходит из бизнеса и просит отступного. Обещал вернуть телефоны. Просил три с половиной. Сошлись на двух.
Я подумал, что теперь, после смерти Чебоксарова можно говорить что угодно.
– Он, конечно, немного угрожал, – будто прочитал мои мысли Тихонов, – кичился своими новыми друзьями. Я решил, что лучше заплатить. Вот, у меня и расписка имеется.
Он подошел к столу и взял два листа, скрепленных стиплером.
– Получается, что ты отдал ему деньги, а на следующий день его убили? – уточнил я.
– Да. Вот документ. Вот число, – он протянул мне бумаги. – Я заставил его переписать все номера купюр. В банке попросил выдать пятитысячными и тоже переписать. Вот все четыреста знаков, по возрастанию, там, где номера идут по порядку, стоит прочерк.
– А зачем? – удивился я.
– Чтобы не было никаких сомнений. В банке взял, тут же на руки ему отдал.
У меня в голове окончательно все запуталось. Я перестал понимать, кто из них прав, а кто – редиска. Хотя, наверное, всегда так бывает. У каждого своя правда.
Появилась вторая коробка конфет. Тихонов снова стал пьяным.
– Мне тут надоело, – сказал он. – Поехали ко мне. Поедим, выпьем еще немного винца, я тебе много чего интересного расскажу.
Я удивился. Как-то странно, незнакомый человек и сразу домой.
– Неудобно, – засомневался я. – У тебя там жена, дети.
– Жена уже полгода как эвакуировалась.
– Не знал. Я слышал, у тебя еще один ребенок недавно родился.
– Полтора года. Мальчик, – он опять отхлебнул из бутылки. – Когда у нас с Чебоксаровым началась война, он пришел к моей жене и выложил перед ней целый список всех моих баб. С датами и адресами. Там было все, что я сам, дурак, ему рассказывал. Где, когда, почему и сколько раз. Причем список получился немалый. Жена собрала манатки и свалила к маме. Совсем недавно разрешила первый раз детей повидать.
Я поверил, это было похоже на Чебоксарова. Выражение лица, с которым Тихонов рассказывал об этой истории, развеяло все мои иллюзии. Вначале мне казалось, что Тихонов помягче и с большей теплотой относится к своему бывшему напарнику, но теперь я понял, что ненависти там не меньше. Просто тот уже покойник, а по русской традиции их ругать шибко не положено.
– Поехали, – еще раз предложил Сергей. – Проводи меня хотя бы. Я ведь кодированный алкаш. Мне пить нельзя. Поэтому на сушняке и сижу. Боюсь на водочку сорваться. Побудь со мной. Мне до ночи продержаться, а там снотворное и на боковую. Завтра первым делом к своему наркологу. Я из-за Чебоксарова свою жизнь ломать не собираюсь. Мне семью вернуть надо.
Такая обезоруживающая искренность других путей не оставляла. Я согласился.
Мы решили допить оставшееся вино, (Там где-то завалялась еще одна бутылка), доесть конфеты и вызвать такси.
Арам Хачатурян гениальный композитор, в этом мне пришлось еще раз убедиться, когда заорал мой сотовый. Я извинился и вышел в коридор.
– Ну, как вы там? – спросил Аркашка.
– Собираемся ехать к нему домой.
– Когда?
– Минут через сорок. Он попросил проводить.
– Соображает еще?
– Пока да.
– Обязательно проводи. Говорили о деньгах?
– Пока нет. Хочу завести об этом разговор у него дома. В родных стенах человек расслабляется и становится более сговорчивым.
– Если не напьется. Позвонишь.
– Я могу и такси вызвать.
– Да ладно, мне не трудно.
Оставшуюся бутылку мы допивали под нейтральную беседу. У нас обнаружились общие темы. Мы были студентами в одно время. Нашлись даже общие знакомые. Например, Захаров. Я не стал распространяться о нашей дружбе, потому что Тихонов говорил о нем только плохое.
О деньгах я заговорил в такси. Мне показалось, что Сергея стало развозить, и я побоялся, что он выпадет в осадок уже в подъезде. Памятуя о пьяном, у которого все на языке я поднял эту щекотливую тему, чтобы хотя бы понять какое у него мнение на этот счет. Как и ожидалось, деньги возвращать он не собирался.
– Когда вы выдавали нам товарный кредит, директором «Бумторга» числился Чебоксаров. Моих подписей нигде нет. В то время я даже не был в штате. Так что судитесь с «Канцторгом» – он правопреемник. Хотя, судиться у вас никак не получится. Деньги мы вам отправляли на помойку, а накладных никаких не подписывали. Фигу что докажете.
Естественно, я знал об этом. Что толку взывать к совести?
– Тем более, – как будто подслушав мои мысли, продолжил собеседник, – я по полной программе отстегнулся. Эти два миллиона были у меня последними. Попробуйте поговорить с его женой. Она тщеславная. Пообещайте поставить ее во главе фирмы, помочь. А она пусть вернет долг хотя бы товаром.
Больше на тему долгов он говорить не соглашался. Ему опять вспомнилась молодость, мединститут, в который они ходили на дискотеки и какая-то Верка с родинкой на верхней губе. Мне было неудобно вот так сразу остановить тачку, хлопнуть дверью и скрыться. Я довел его до подъезда и поднялся на этаж.
На лестничной площадке было всего две квартиры, отделенные от внешнего мира общим тамбуром. Кивнув на соседскую дверь, Тихонов сказал:
– Это квартира Макарыча, нашего губернатора.
– И сейчас тут живет?
– Нет, стоит пустая. Он с нами со смертными теперь жить брезгует. Что ему госдач мало что ли?
Мы вошли в квартиру, довольно чистую для мужика, который уже полгода живет один. Евроремонт уже устарел, телевизор тоже. Чем-то сильно пахло.
Мы прошли на кухню.
– Не знаю, газом воняет? – предположил Тихонов.
– Похоже, – согласился я.
– Я посмотрю конфорки, а ты выйди, пожалуйста, на лоджию и отвори все окна. Я их закрываю, когда включаю кондиционер.
На лоджию можно было выйти и из кухни и из зала. Она была застеклена огромными витражами. Я не сразу разобрался, как они открываются. Кроме ручек имелись еще два шпингалета. Верхний был открыт, как только я нагнулся, чтобы открыть нижний, за моей спиной раздался страшный взрыв. Я стукнулся головой о профиль и упал на пол. Посыпались стекла.
8.
Если бы я не нагнулся, то мне бы снесло полголовы или выбросило с девятого этажа. На меня упала стойка с цветами и кусок штукатурки. Из многочисленных порезов пошла кровь. Я попробовал подняться. Это удалось не сразу, огромный горшок с фикусом прижал подставку к полу, и мне пришлось выползать из-под нее ужом. На кухне что-то продолжало взрываться и лопаться, над самой головой, трассировали горящие точки. Я подполз к двери и заглянул внутрь кухни. Тихонов лежал совсем близко, причем на животе, а голова при этом смотрела вверх. Живой человек так лежать не может. Правая рука была вытянута в мою сторону, как будто он хотел достать до порога. Вокруг разгорался пожар.
Не вставая с колен, я подполз как можно ближе, ухватил его за рукава и вытянул на лоджию. Потом вернулся на кухню, взял со стола злополучную папку, которая уже начала плавиться и пулей вылетел на лоджию.
Тихонов был мертв. В этом не было никаких сомнений.
Я растерялся. Из кухни начали вырываться языки пламени. Жар становился невыносимым. Я захлопнул дверь, стало немного легче, но огонь уже подбирался к разбитому окну. Ногами расчистив путь я оттащил тело Тихонова в другой коней лоджии и положил его под окном, выходящим из зала на лоджию. С улицы сквозь витраж палило солнце, а в окно, выходящее из зала, было видно, что и там уже дым.
Вначале мыслей не было вообще никаких, потом я обратился к своей палочке-выручалочке – девяти отцовским заветным правилам. Правило первое о том, что не бывает безвыходных положений, ясности не добавило, а восьмое о том, что всегда нужно следовать логике тоже не принесло успокоения. Остальные пункты под данную ситуацию не попадали. Нужно сосредоточиться, это всего лишь задачка. Если ее решить, то все будет хорошо. Руки, наконец, отцепились от одежды мертвого Тихонова.
Я вернулся за папкой. Ноги не держали, поэтому передвигался я исключительно ползком.
На обратном пути, мне показалось, что на меня кто-то смотрел из зала. Почувствовал взгляд левой щекой. Может быть, это отсвет пламени? Или жар подползающего огня? Повернул голову и посмотрел в зал. В окне метнулась тень. Я вскочил. Дыма было мало, и я ясно увидел, что в сторону двери идет человек. Не спеша и не оглядываясь. Я не мог его разглядеть толком, мне мешали отсветы в окне. Но это точно был человек!
– Эй, – прошептал я.
– Э-э-э-э-й!!!! – уже во весь голос.
Человек даже не оглянулся, даже не ускорил шаг, как будто на прогулке. Слегка дернул плечом и исчез из виду, свернув в коридор.
Я бросил папку на Тихонова, схватил с пола этажерку и со всей силы звезданул ей по окну выходящему из зала на лоджию. Железка отскочила как резиновая. Горшок с фикусом!
В мирное время я, может быть, и поднять то его не смог, а тут силища откуда ни возьмись. Двумя руками, да над головой, да со всего размаху! Хваленое импортное окно лопнуло как мыльный пузырь. Я нырнул в дыру как в прорубь. В два шага долетел до коридора.
Человек как раз открывал входную дверь. Он толкнул ее наружу, потом вытащил ключ и сел на корточки.
– Эй! – опять заорал я.
Человек лег, выполз по-пластунски через порог и захлопнул дверь ногой. Я бы, конечно, его догнал, но непонятные действия настолько поразили меня, что я еще секунд пять не мог двигаться. Я подумал, что он глухой и сумасшедший.
Подбежав к двери, я подергал за ручку, повертел колесико замка, навалился плечом. Бесполезно. Дверь открывалась ключом, а ключ забрал этот тип.
Медлить больше нельзя. Я уже почти горел. Дым не давал дышать. Я стал суетливо бегать по квартире и открывать подряд все двери. Вот спальня, тут дыма еще нет. Окно, отвесная стена. Вот комната ребенка, окно, стена, внизу двор. Мне пришла мысль, разбить окно и привлечь этим чье-нибудь внимание. Я уже протянул руку, но вспомнил, что открытое окно – дополнительный источник кислорода. Я только дам пищу для огня и устрою сквозняк. Тогда у меня не будет ни каких шансов.
Надо тушить! Я ринулся на кухню, но огонь уже поедал коридор. Тушить поздно! Я помчался на лоджию. Открыв дверь из зала, сделал неловкий шаг, споткнулся о труп и упал лицом в землю из-под фикуса. Огонь со стороны кухни пробрался на балкон.
Я поднялся и посмотрел наружу. С лоджии можно было конечно и покричать. Но, внизу лес, все равно никто не услышит. Высунулся по пояс. Чтобы не сгореть, оставался всего один выход – перебраться к соседям. Я уже собрался лезть, но вспомнил про Тихонова. Мне показалось, что оставлять его здесь как-то не по-товарищески. Вот проблема!
Я схватил бывшего директора бывшего «Бумторга» за кисти и потащил в попавшуюся до этого на пути ванную. Кое-как перевалив его через край джакузи, я заткнул пробку, зачем-то перекрестил и пустил воду. Теперь он будет как живой. Душил кашель, недолго потерять сознание от угарного газа.
Примчавшись обратно на лоджию, я наткнулся на огонь. Он уже лизал левый край. Нужно спасаться. И что-то сделать с папкой. Я решил просто тупо бросить ее вниз. Если останусь в живых – найду, дай бог, не украдут. Прицелился и запустил ее параллельно земле, как кидают камешки в воду, когда хотят поесть блинчиков. Папка планировала не долго, через секунду она перевернулась и камнем пошла вниз, застряв на сосне метрах в двух от земли. «Точно не украдут», – подумал я и, перемахнув через перила, встал ногами на нижний карниз и приставным шагом двинулся в сторону соседней квартиры. Посреди пути, преодолевая стену между лоджиями, я отпустил левую руку от рамы, чтобы нащупать опору у соседей. Во время этого опасного маневра нужно было стоять на месте, но из-за отсутствия опыта я продолжал переставлять ноги. В самый неподходящий момент карниз кончился, и левая нога упала в пустоту. Правая тоже соскользнула. Процарапав носом стену, я повис на одной руке. Сердце упало в штаны вместе с геморроем.
Я заставил себя успокоиться. Вначале нащупал ногами опору, потом аккуратно поднял левую руку и снова взялся за парапет. Чтобы прийти в себя понадобилось тридцать два гулких, на весь квартал ударов сердца.
Отклонившись назад, я посмотрел на цель своего путешествия. Радости это зрелище мне не принесло. У соседей лоджия была застеклена пластиковыми окнами, и все они были закрыты изнутри.
Я вернулся назад. Пришлось наступать прямо в огонь. Я чувствовал, что у меня горят брови. Схватил с пола подставку под цветы и снова перелез наружу. Держась правой рукой за парапет, я подошел как можно ближе к соседским окнам и стал наносить этой железкой удары по стеклу. Я даже не сразу почувствовал, что мое орудие было раскалено от огня. Бить было неудобно и поначалу результатов никаких не было. Руки, которая находилась в квартире Тихонова, касалось пламя.
Наконец стекло треснуло. Потом разбилось. Осталось сбить осколки, чтобы не ампутировать себе пальцы. Я не смог до конца закончить эту процедуру, потому что выронил подставку, и потому что уже не мог терпеть жар. Железяка пролетела кувыркаясь все девять этажей, стукнулась о землю и подпрыгнула до окон второго этажа.
Лучше бы я не смотрел вниз. Зрелище не прибавило смелости. Наконец, собрав в кулак всю волю, я протянул руку и ухватился за соседский парапет. Получилось небольшое распятие. Одна рука на одной стороне, другая у соседей, а ноги набок. Секунды через две переставил к соседям ногу. Почти шпагат. Теперь самое сложное. Нужно перенести одновременно правую руку и ногу. Из кармана послышался танец с саблями. Хороший саундтрек к моим выкрутасам. Три четыре. Ух. Сердце рвалось из рубашки. Вроде получилось.
У соседей нижний карниз гораздо уже. Я упирался самыми носками, практически одними большими пальцами. Немного передохнув, попробовал перевалиться внутрь. Удалось мне это с третьего раза. Я плюхнулся на серую плитку и чуть не разрыдался. Дрожало все тело. Каждая частичка.
Музыка кончилась, потом опять заиграла. Я решил, что, если это жена, то не буду брать. Я не смогу скрыть свою проблему, а она сойдет с ума. Оказалось, что это наяривал Аркашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37