https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-rakovinoy-na-bachke/
На мрачных лицах могильщиков-колодников и конвойных солдат застыл ужас. Те и другие считали себя обреченными. С покойниками вместе везли их одежду: личные вещи, даже мебель, все предметы, к которым прикасались или пользовались они перед смертью. Чумные считались заразными. Их вещи сжигались, а чаще всего бросались вместе с трупами в огромный глубокий овраг, который находился в степи за кладбищем, далеко за чертой города.
Сейчас в Одессе на месте этого оврага, напротив нынешнего канатного завода, возвышается известная Чумная гора – Чумка. Она трижды наполнялась трупами умерших от чумы во время трех эпидемий этой болезни, свирепствовавшей в Одессе в прошлом веке. Овраг впоследствии был засыпан землей, которую вывозили при планировании улиц города Одессы.
Поэтому иногда дроги с трупами, в зависимости от имущественного положения чумного, сопровождал еще целый погребальный обоз с вещами умершего, который также был окружен колодниками и конвоем.Это превращалось во внушительную, иногда растянувшуюся на целый квартал зловещую похоронную процессию, наводящую ужас на жителей, и без того напуганных призраком чумной смерти. Звон цепей одетых в черную одежду колодников, лязг оружия, грозные выкрики конвоиров, бледные изможденные испуганные лица – все это потрясло Кондрата. Закаленный воин, много раз заглядывавший в пустые глазища самой курносой, участвовавший в штурме Измаила, вдруг почувствовал леденящий холодок противного страха, словно скользкая змея поползла по груди.Кондрат сжал зубы и, не обращая внимания на грозные окрики конвойных, пробивался сквозь траурное шествие: пробившись, уже не рысью, а галопом гнал коня по освободившейся от черной толпы улице. Только проскакав Тираспольскую заставу и очутившись за чертой города в привольной степи, он облегченно вздохнул.Здесь воздух благоухал пожелтевшей солоноватой лебедой, густо росшей по дну длинного оврага, где протекал широкий чистый родник. С противоположного склона балки ветер доносил запахи осенних цветов. Там начало склона было опоясано каменной оградой, из-за которой возвышались зеленые головы высоких тополей.Кондрат поскакал по дороге к воротам ограды, украшенным двумя похожими на гигантские каменные стрелы, направленными остриями в небо, колоннами.Въехав в открытые ворота, он был остановлен стариком-сторожем.Узнав, что всадник – гонец с письмом к герцогу, страж сказал, что лошади въезжать в сад герцог не дозволяет и показал на коновязь, устроенную недалеко от входа. Кондрат спешился. Привязал лошадь к коновязи и пошел по аллейке, усыпанной желтым песком, в гору, где среди кустов зелени, под кронами высоких деревьев, виднелись затейливые, необычного вида постройки.Внимание Кондрата привлекло красивое здание с белыми колоннадами, похожими на греческий храм. Несколько в стороне от него находилось другое, не менее красивое и диковинное сооружение – павильон, построенный в виде ротонды. Это сооружение окружали беседки, увитые багряными осенними листьями винограда, затейливыми цветочными клумбами и декоративным кустарником.Вся эта живописная роскошь растительного мира отражалась в овальном зеркале обширного пруда и освежалась струями журчащего фонтана. XI. Дюков сад Кондрату приходилось много слышать о чудесных постройках дачи герцога, о волшебной красоте Дюкова сада. На создание этой милой для себя красоты герцог Ришелье Арман Эмманюэль дю Плесси, Ришелье, Арман Эмманюэль дю Плесси, герцог (1766–1822 гг.) – французский политический деятель конституционно-монархического направления. Во время революции эмигрировал в Россию. С 1803 г. был градоначальником Одессы, а с 1805 г. – генерал-губернатором всего Новороссийского края. После реставрации Бурбонов в 1814 г. вернулся во Францию. Дважды был главой кабинета. В свое первое министерство (1815–1818 гг.) Ришелье боролся против крайних монархистов (ультрароялистов) и стоял за соблюдение конституционной хартии 1814 г. Возвратясь к власти в начале 1820 г., Ришелье пытался сблизиться с крайними монархистами, провел новый закон, усиливающий влияние помещичьего дворянства, принял суровые меры против либеральной печати и либеральной профессуры. Несмотря на это, в декабре 1821 г. Ришелье сместили и заменили графом Виллелем – ставленником самых крайних монархистов.
или как он себя называл Эммануилом Осиповичем, не жалел ни колоссальных денег, ни сил российских подданных. Герцог, тосковавший в чужой для него России по своей родине – милой Франции, куда он не мог вернуться из-за революции, старался хоть здесь устроить для себя подобие Версаля. Божественного Версаля – резиденции его близких и дорогих родственников: казненного короля Людовика XVI, его августейшей супруги красавицы Марии-Антуанетты… Версаль, в котором проходили счастливые дни его детства и юности. Версаль – далекий и ныне запретный для него… Туда он уже много лет не мог вернуться…Вот почему он, герцог, так неустанно заботился о своем Дюковом саде, Ныне в Одессе на этом месте расположен Парк культуры и отдыха «Победа».
занявшем под его насаждения более 15 десятин земли, защищенный естественными складками почвы от ветра. Это сюда для улучшения грунта крепостные мужики доставляли за 400 с лишним верст на телегах землю из Тульчина и Умани. Оттуда же ему привозили целыми обозами огромные, выкопанные с корнями деревья, которые высаживались вокруг его дачи.Некоторые виды деревьев выписывались из-за границы. Чтобы прихотливые растения не сохли и получали достаточно влаги, по указанию Эммануила Осиповича, не жалея золота, предприняли большие гидравлические работы для регулирования течения ручья, орошающего сад. Под землей были проложены гончарные водопроводные трубы. Забили, насыщая воздух влагой, высочайшие фонтаны…Глядя на эти чудеса гидротехники, герцог не только восхищался, но и порой горестно вздыхал. О, если бы само время было подвластно ему, как эти струи воды… Он, не колеблясь, направил бы его вспять! Направил его к тем годам, когда короли прочно сидели на тронах, когда их троны не шатались, как ныне…А Дюков сад вскоре украсила не только пышно расцветшая отечественная флора: тополя, берест, ясень, акации, орех, абрикосы, вишни, кусты бузины и сирени. Тут появились самые прихотливые растения, породы деревьев и цветов, которые были присланы герцогу его тещей из Франции, из родового имения.Через несколько лет неустанной заботы герцог достиг того, о чем мечтал. Его дача, расположенная далеко от шумной торговой Одессы, от дорог, стала поистине уединенным тихим уголком, где можно было забыться от всех тревог, связанных с жизнью в чужой варварской стране. Приезжая на дачу после исполнения служебных обязанностей, герцог как бы переносился в свое родовое имение, на лоно милой его сердцу французской природы, причесанной и подстриженной заботливыми руками искусных русских садовников. А природу герцог боготворил. Еще в молодости он увлекался идеей, выдвинутой знаменитым его современником Жан-Жаком Руссо, призывавшим людей вернуться к естественному свободному образу жизни на лоне природы.Правда, став более зрелым, герцог осознал опасные заблуждения этого сумасброда-философа, провозгласившего равенство всех людей, независимо от их рождения, идею которого с восторгом подхватили мятежные якобинцы, казнившие помазанника божьего короля и по милости которых сам герцог сейчас очутился на чужбине… Лучше было бы во время отрубить голову сему философу! Но мысль, где Жан-Жак звал человека к отдохновению среди сельской тишины и покоя, он, герцог, и сейчас принимает…С большой осторожностью, чтобы не нарушить гармонии своей жизни, выбирал герцог себе соседей. В соседи Эммануил Осипович пригласил людей отменного воспитания: господина коменданта Фому Александровича Кобле, богача чудака графа Петра Алексеевича Разумовского, внука знаменитого гетмана Кирилла, последнего в мужском колене из этой фамилии, и марсельского негоцианта Шарля Сикорда. Из тех, с кем он проводил время на даче, был брат и кузен его жены – Рошешуары, которых он выписал из Франции. Здесь жили также полупомешанный от старости его воспитатель аббат Лабадан и адъютант И. А. Стемпковский. Эти иностранцы и помогали Арману Эмманюэлю Ришелье в часы досуга мысленно переноситься с чужбины в родные, отвергнувшие его края. И не удивительно, что надзор по уходу за своим садом и хозяйством он доверял лишь самому ближайшему родственнику – своему личному секретарю – графу Луи Рошешуару. Именно он, когда герцог уезжал по делам службы в Крым или на Кубань, заведовал его огромным хозяйством: домом, дачей, конюшней, состоящей из 15 лошадей. Ему и только ему доверял герцог надзор за садом.Его, Рошешуара, молодого человека, кособокого горбуна с некрасивым лицом, Кондрат встретил у дверей дачного жилища герцога – небольшого двухэтажного особняка изящной постройки. Кособокий молодой человек в упор уставился на пришельца маленькими бесцветными, как у судака, глазами. Затем, приложив ладони рупором к губам, плаксивым голосом по-русски, с иностранным акцентом, крикнул в окно:– Ваше сиятельство, гонец уже здесь.– Я сейчас выйду, Луи… – ответили с таким же акцентом из окна.Прибывший невольно удивился: «Откуда Луи узнал, что он именно гонец?» Потом Кондрат догадался, для чего сторож дернул за какой-то узелок на колонне ворот. Видимо, это был шнурок от звонка, просигналивший Рошешуару о том, что к герцогу направляется гонец.Ждать герцога пришлось недолго. Из двери домика вышел Ришелье. Кондрат чуть не ахнул. Он хорошо запомнил герцога. Двадцать два года назад он видел его на дымящихся развалинах Измаила, взятого Суворовым. Помнил его еще двадцатилетним волонтером русской армии, когда тот еще не был герцогом де Ришелье, а лишь капитаном де-Фронсак, Ришелье получил титул герцога после смерти своего отца. До этого он именовался капитаном французских драгун де-Фронсак.
недавно прибывшим из Вены со своим другом, с сыном генерала де-Ли-ня, у которого он гостил, вынужденный эмигрировать из Франции. Юный де-Фронсак казался тогда чернявым маленьким толстеньким близоруким человечком… Теперь перед Кондратом стоял высокого роста, слегка сутулый, худощавый человек. На его смугловатом лице выделялись по-прежнему выпуклые черные глаза, но вьющиеся густые черные волосы теперь стали грязно-серыми от седины. Нос герцога, большой и острый, уже не выпячивался, как тогда, клювом хищной птицы. Его острые контуры как-то сгладило время и надменно жестокие черты лица смягчились, стали человечнее от горьких морщин, появившихся возле маленького чувственного рта.На герцоге был темно-синий генеральский мундир с расшитым высоким стоячим воротником, золотыми массивными эполетами, а ноги плотно обтягивали белоснежные лосины, заправленные в лакированные сапоги. Его грудь украшали голубая андреевская лента, оправленные в золото бриллиантовые звезды, среди которых сверкал французский орден святого Людовика… XII. Награда Герцог, не глядя на Кондрата, взял из его рук пакет, распечатал и вынул письмо Виктора Петровича Сдаржинского. Затем протянул письмо кособокому Рошешуару. Тот варварски коверкая русские слова, стал его читать.Письмо было очень похожим на послание Кобле и заканчивалось той же просьбой: выпустить из зачумленной Одессы Натали вместе с сопровождающим ее унтером-ополченцем Кондратом Хурделицыным.Выслушав до конца письмо, Ришелье обменялся понимающим взглядом с Рошешуаром.– Сие невозможно… – Только теперь он впервые посмотрел на Кондрата. – Так передай госпоже Сечинской вместе с моим глубочайшим приветом и сожалением… А ты должен пока находиться в ее власти. Скажи госпоже, что все будет хорошо. Чума скоро кончится, и вы уедете из Одессы… Луи, – обратился герцог к Рошешуару, – дайте мне империал, а то лучше дайте целых два.Получив от Луи две золотые монеты, он вручил их Кондрату и похлопал его по плечу.– О, вы настоящий богатырь, унтер Хурделицын! Я хорошо помню вашу фамилию. Господин Сдаржинский очень ходатайствовал о включении вас в список ополченцев. Я три раза вычеркивал вашу фамилию из списка, пока не узнал, что вы ветеран и были в деле под Измаилом. Я сам был в Измаиле. Получил тогда вот этот крест. – Ришелье показал на Георгиевский крест, украшавший его грудь. – А где твоя измаильская медаль? В каком изволил служить полку, братец? – вдруг снова переходя на «ты», спросил герцог.– Нес службу в гусарском эскадроне, что Александр Васильевич Суворов под своей рукой держали… Там же потом на отражении ордынской конницы он нас послал…– Помню, помню, жаркое дело было! Это у Хотинских ворот. Вы, гусары, тогда прекрасно атаковали татар. Я все помню. Я со стороны наблюдал в подзорную трубу. Вашим эскадроном командовал офицер… фамилия… похожа на твою… Как его, помнишь?…– Как не помнить… Поручик Хурделица, – спокойно ответил Кондрат.– Как? Хур-де-лица? – по слогам удивленно переспросил герцог.– Так точно. Хурделица.– Вы однофамильцы?– Никак нет, ваша светлость. Моя фамилия немного другая: Хурделицын.– Гм… Весьма странно. Очень ваши фамилии похожи. Может, родственники?– Никак нет. Не родственники. У нас, на Руси, ваша светлость, так уж повелось… Многие фамилии схожи… – по-прежнему спокойно, с простодушным видом отвечал Кондрат.Ришелье и Рошешуар рассмеялись.– А эту отметку тогда получил?… – прикоснулся герцог пальцем ко лбу Кондрата, к тому месту, где рубец алым твердым шнурком пересекал левую бровь…– Никак нет, ваша светлость. То отметина от басурманского ятагана… Дюже давняя… А под Измаилом я получил другую. Вот. – Кондрат стянул шапку и откинул с лысеющего лба пряди седых волос. Открылся глубокий багровый шрам.Ришелье и Рошешуар невольно ахнули.– Какое ужасное ранение! Это от сабли, не иначе…– Нет… От пули янычарской. Она, злодейка, сковырнула у меня с головы добрый кусок мяса…– Ну, вы родились под счастливой звездой!.. Однако же, где ваши награды?
1 2 3 4 5 6
Сейчас в Одессе на месте этого оврага, напротив нынешнего канатного завода, возвышается известная Чумная гора – Чумка. Она трижды наполнялась трупами умерших от чумы во время трех эпидемий этой болезни, свирепствовавшей в Одессе в прошлом веке. Овраг впоследствии был засыпан землей, которую вывозили при планировании улиц города Одессы.
Поэтому иногда дроги с трупами, в зависимости от имущественного положения чумного, сопровождал еще целый погребальный обоз с вещами умершего, который также был окружен колодниками и конвоем.Это превращалось во внушительную, иногда растянувшуюся на целый квартал зловещую похоронную процессию, наводящую ужас на жителей, и без того напуганных призраком чумной смерти. Звон цепей одетых в черную одежду колодников, лязг оружия, грозные выкрики конвоиров, бледные изможденные испуганные лица – все это потрясло Кондрата. Закаленный воин, много раз заглядывавший в пустые глазища самой курносой, участвовавший в штурме Измаила, вдруг почувствовал леденящий холодок противного страха, словно скользкая змея поползла по груди.Кондрат сжал зубы и, не обращая внимания на грозные окрики конвойных, пробивался сквозь траурное шествие: пробившись, уже не рысью, а галопом гнал коня по освободившейся от черной толпы улице. Только проскакав Тираспольскую заставу и очутившись за чертой города в привольной степи, он облегченно вздохнул.Здесь воздух благоухал пожелтевшей солоноватой лебедой, густо росшей по дну длинного оврага, где протекал широкий чистый родник. С противоположного склона балки ветер доносил запахи осенних цветов. Там начало склона было опоясано каменной оградой, из-за которой возвышались зеленые головы высоких тополей.Кондрат поскакал по дороге к воротам ограды, украшенным двумя похожими на гигантские каменные стрелы, направленными остриями в небо, колоннами.Въехав в открытые ворота, он был остановлен стариком-сторожем.Узнав, что всадник – гонец с письмом к герцогу, страж сказал, что лошади въезжать в сад герцог не дозволяет и показал на коновязь, устроенную недалеко от входа. Кондрат спешился. Привязал лошадь к коновязи и пошел по аллейке, усыпанной желтым песком, в гору, где среди кустов зелени, под кронами высоких деревьев, виднелись затейливые, необычного вида постройки.Внимание Кондрата привлекло красивое здание с белыми колоннадами, похожими на греческий храм. Несколько в стороне от него находилось другое, не менее красивое и диковинное сооружение – павильон, построенный в виде ротонды. Это сооружение окружали беседки, увитые багряными осенними листьями винограда, затейливыми цветочными клумбами и декоративным кустарником.Вся эта живописная роскошь растительного мира отражалась в овальном зеркале обширного пруда и освежалась струями журчащего фонтана. XI. Дюков сад Кондрату приходилось много слышать о чудесных постройках дачи герцога, о волшебной красоте Дюкова сада. На создание этой милой для себя красоты герцог Ришелье Арман Эмманюэль дю Плесси, Ришелье, Арман Эмманюэль дю Плесси, герцог (1766–1822 гг.) – французский политический деятель конституционно-монархического направления. Во время революции эмигрировал в Россию. С 1803 г. был градоначальником Одессы, а с 1805 г. – генерал-губернатором всего Новороссийского края. После реставрации Бурбонов в 1814 г. вернулся во Францию. Дважды был главой кабинета. В свое первое министерство (1815–1818 гг.) Ришелье боролся против крайних монархистов (ультрароялистов) и стоял за соблюдение конституционной хартии 1814 г. Возвратясь к власти в начале 1820 г., Ришелье пытался сблизиться с крайними монархистами, провел новый закон, усиливающий влияние помещичьего дворянства, принял суровые меры против либеральной печати и либеральной профессуры. Несмотря на это, в декабре 1821 г. Ришелье сместили и заменили графом Виллелем – ставленником самых крайних монархистов.
или как он себя называл Эммануилом Осиповичем, не жалел ни колоссальных денег, ни сил российских подданных. Герцог, тосковавший в чужой для него России по своей родине – милой Франции, куда он не мог вернуться из-за революции, старался хоть здесь устроить для себя подобие Версаля. Божественного Версаля – резиденции его близких и дорогих родственников: казненного короля Людовика XVI, его августейшей супруги красавицы Марии-Антуанетты… Версаль, в котором проходили счастливые дни его детства и юности. Версаль – далекий и ныне запретный для него… Туда он уже много лет не мог вернуться…Вот почему он, герцог, так неустанно заботился о своем Дюковом саде, Ныне в Одессе на этом месте расположен Парк культуры и отдыха «Победа».
занявшем под его насаждения более 15 десятин земли, защищенный естественными складками почвы от ветра. Это сюда для улучшения грунта крепостные мужики доставляли за 400 с лишним верст на телегах землю из Тульчина и Умани. Оттуда же ему привозили целыми обозами огромные, выкопанные с корнями деревья, которые высаживались вокруг его дачи.Некоторые виды деревьев выписывались из-за границы. Чтобы прихотливые растения не сохли и получали достаточно влаги, по указанию Эммануила Осиповича, не жалея золота, предприняли большие гидравлические работы для регулирования течения ручья, орошающего сад. Под землей были проложены гончарные водопроводные трубы. Забили, насыщая воздух влагой, высочайшие фонтаны…Глядя на эти чудеса гидротехники, герцог не только восхищался, но и порой горестно вздыхал. О, если бы само время было подвластно ему, как эти струи воды… Он, не колеблясь, направил бы его вспять! Направил его к тем годам, когда короли прочно сидели на тронах, когда их троны не шатались, как ныне…А Дюков сад вскоре украсила не только пышно расцветшая отечественная флора: тополя, берест, ясень, акации, орех, абрикосы, вишни, кусты бузины и сирени. Тут появились самые прихотливые растения, породы деревьев и цветов, которые были присланы герцогу его тещей из Франции, из родового имения.Через несколько лет неустанной заботы герцог достиг того, о чем мечтал. Его дача, расположенная далеко от шумной торговой Одессы, от дорог, стала поистине уединенным тихим уголком, где можно было забыться от всех тревог, связанных с жизнью в чужой варварской стране. Приезжая на дачу после исполнения служебных обязанностей, герцог как бы переносился в свое родовое имение, на лоно милой его сердцу французской природы, причесанной и подстриженной заботливыми руками искусных русских садовников. А природу герцог боготворил. Еще в молодости он увлекался идеей, выдвинутой знаменитым его современником Жан-Жаком Руссо, призывавшим людей вернуться к естественному свободному образу жизни на лоне природы.Правда, став более зрелым, герцог осознал опасные заблуждения этого сумасброда-философа, провозгласившего равенство всех людей, независимо от их рождения, идею которого с восторгом подхватили мятежные якобинцы, казнившие помазанника божьего короля и по милости которых сам герцог сейчас очутился на чужбине… Лучше было бы во время отрубить голову сему философу! Но мысль, где Жан-Жак звал человека к отдохновению среди сельской тишины и покоя, он, герцог, и сейчас принимает…С большой осторожностью, чтобы не нарушить гармонии своей жизни, выбирал герцог себе соседей. В соседи Эммануил Осипович пригласил людей отменного воспитания: господина коменданта Фому Александровича Кобле, богача чудака графа Петра Алексеевича Разумовского, внука знаменитого гетмана Кирилла, последнего в мужском колене из этой фамилии, и марсельского негоцианта Шарля Сикорда. Из тех, с кем он проводил время на даче, был брат и кузен его жены – Рошешуары, которых он выписал из Франции. Здесь жили также полупомешанный от старости его воспитатель аббат Лабадан и адъютант И. А. Стемпковский. Эти иностранцы и помогали Арману Эмманюэлю Ришелье в часы досуга мысленно переноситься с чужбины в родные, отвергнувшие его края. И не удивительно, что надзор по уходу за своим садом и хозяйством он доверял лишь самому ближайшему родственнику – своему личному секретарю – графу Луи Рошешуару. Именно он, когда герцог уезжал по делам службы в Крым или на Кубань, заведовал его огромным хозяйством: домом, дачей, конюшней, состоящей из 15 лошадей. Ему и только ему доверял герцог надзор за садом.Его, Рошешуара, молодого человека, кособокого горбуна с некрасивым лицом, Кондрат встретил у дверей дачного жилища герцога – небольшого двухэтажного особняка изящной постройки. Кособокий молодой человек в упор уставился на пришельца маленькими бесцветными, как у судака, глазами. Затем, приложив ладони рупором к губам, плаксивым голосом по-русски, с иностранным акцентом, крикнул в окно:– Ваше сиятельство, гонец уже здесь.– Я сейчас выйду, Луи… – ответили с таким же акцентом из окна.Прибывший невольно удивился: «Откуда Луи узнал, что он именно гонец?» Потом Кондрат догадался, для чего сторож дернул за какой-то узелок на колонне ворот. Видимо, это был шнурок от звонка, просигналивший Рошешуару о том, что к герцогу направляется гонец.Ждать герцога пришлось недолго. Из двери домика вышел Ришелье. Кондрат чуть не ахнул. Он хорошо запомнил герцога. Двадцать два года назад он видел его на дымящихся развалинах Измаила, взятого Суворовым. Помнил его еще двадцатилетним волонтером русской армии, когда тот еще не был герцогом де Ришелье, а лишь капитаном де-Фронсак, Ришелье получил титул герцога после смерти своего отца. До этого он именовался капитаном французских драгун де-Фронсак.
недавно прибывшим из Вены со своим другом, с сыном генерала де-Ли-ня, у которого он гостил, вынужденный эмигрировать из Франции. Юный де-Фронсак казался тогда чернявым маленьким толстеньким близоруким человечком… Теперь перед Кондратом стоял высокого роста, слегка сутулый, худощавый человек. На его смугловатом лице выделялись по-прежнему выпуклые черные глаза, но вьющиеся густые черные волосы теперь стали грязно-серыми от седины. Нос герцога, большой и острый, уже не выпячивался, как тогда, клювом хищной птицы. Его острые контуры как-то сгладило время и надменно жестокие черты лица смягчились, стали человечнее от горьких морщин, появившихся возле маленького чувственного рта.На герцоге был темно-синий генеральский мундир с расшитым высоким стоячим воротником, золотыми массивными эполетами, а ноги плотно обтягивали белоснежные лосины, заправленные в лакированные сапоги. Его грудь украшали голубая андреевская лента, оправленные в золото бриллиантовые звезды, среди которых сверкал французский орден святого Людовика… XII. Награда Герцог, не глядя на Кондрата, взял из его рук пакет, распечатал и вынул письмо Виктора Петровича Сдаржинского. Затем протянул письмо кособокому Рошешуару. Тот варварски коверкая русские слова, стал его читать.Письмо было очень похожим на послание Кобле и заканчивалось той же просьбой: выпустить из зачумленной Одессы Натали вместе с сопровождающим ее унтером-ополченцем Кондратом Хурделицыным.Выслушав до конца письмо, Ришелье обменялся понимающим взглядом с Рошешуаром.– Сие невозможно… – Только теперь он впервые посмотрел на Кондрата. – Так передай госпоже Сечинской вместе с моим глубочайшим приветом и сожалением… А ты должен пока находиться в ее власти. Скажи госпоже, что все будет хорошо. Чума скоро кончится, и вы уедете из Одессы… Луи, – обратился герцог к Рошешуару, – дайте мне империал, а то лучше дайте целых два.Получив от Луи две золотые монеты, он вручил их Кондрату и похлопал его по плечу.– О, вы настоящий богатырь, унтер Хурделицын! Я хорошо помню вашу фамилию. Господин Сдаржинский очень ходатайствовал о включении вас в список ополченцев. Я три раза вычеркивал вашу фамилию из списка, пока не узнал, что вы ветеран и были в деле под Измаилом. Я сам был в Измаиле. Получил тогда вот этот крест. – Ришелье показал на Георгиевский крест, украшавший его грудь. – А где твоя измаильская медаль? В каком изволил служить полку, братец? – вдруг снова переходя на «ты», спросил герцог.– Нес службу в гусарском эскадроне, что Александр Васильевич Суворов под своей рукой держали… Там же потом на отражении ордынской конницы он нас послал…– Помню, помню, жаркое дело было! Это у Хотинских ворот. Вы, гусары, тогда прекрасно атаковали татар. Я все помню. Я со стороны наблюдал в подзорную трубу. Вашим эскадроном командовал офицер… фамилия… похожа на твою… Как его, помнишь?…– Как не помнить… Поручик Хурделица, – спокойно ответил Кондрат.– Как? Хур-де-лица? – по слогам удивленно переспросил герцог.– Так точно. Хурделица.– Вы однофамильцы?– Никак нет, ваша светлость. Моя фамилия немного другая: Хурделицын.– Гм… Весьма странно. Очень ваши фамилии похожи. Может, родственники?– Никак нет. Не родственники. У нас, на Руси, ваша светлость, так уж повелось… Многие фамилии схожи… – по-прежнему спокойно, с простодушным видом отвечал Кондрат.Ришелье и Рошешуар рассмеялись.– А эту отметку тогда получил?… – прикоснулся герцог пальцем ко лбу Кондрата, к тому месту, где рубец алым твердым шнурком пересекал левую бровь…– Никак нет, ваша светлость. То отметина от басурманского ятагана… Дюже давняя… А под Измаилом я получил другую. Вот. – Кондрат стянул шапку и откинул с лысеющего лба пряди седых волос. Открылся глубокий багровый шрам.Ришелье и Рошешуар невольно ахнули.– Какое ужасное ранение! Это от сабли, не иначе…– Нет… От пули янычарской. Она, злодейка, сковырнула у меня с головы добрый кусок мяса…– Ну, вы родились под счастливой звездой!.. Однако же, где ваши награды?
1 2 3 4 5 6