Она остановилась, чтобы глаза привыкли к полумраку.
– Ну что ж ты, крошка! Подымайся на второй этаж! – перекрикивая льющуюся из радиоприемника музыку, произнес чей-то голос с ярко выраженным местным акцентом.
Франческа стала подыматься по ступеням, придерживаясь за шаткие перила и стараясь не коснуться пиджаком стены, покрытой пятнами сырости.
– Ну вот ты и на месте, крошка. Дейв тебя ждет. Он в студии. – Сидевшая за столиком девушка приветливо улыбнулась и махнула рукой в сторону двери, в которую Франческе следовало войти. При этом движении сверкающая масса браслетов, серег и тяжелого серебряного колье, украшавших девушку, зазвенела приятным мелодичным звоном.
– Спасибо, – сказала Франческа.
– Не за что. Иди же, только гляди – он сегодня в паршивом настроении.
Франческа толкнула тяжелые двойные двери и вошла в комнату.
Она была огромной, с целый зал приличного супермаркета. По одну сторону тянулся длинный ряд окон, а с другой вдоль всего потолка шла цепочка плафонов, заливающих комнату слепящим светом. Франческа опять задержалась у входа, привыкая на этот раз к слишком яркому сверканию огней.
– Ах! – услышала она возглас с другого конца комнаты. – Это, должно быть, девушка из агентства.
Франческа обернулась на голос и увидела рослого худого мужчину с невероятно длинными бачками; темные волосы глубокими залысинами были собраны на затылке в хвост и перетянуты кожаным ремешком. На нем были камуфляжные штаны с множеством чем-то набитых карманов, огромные лыжные ботинки на шнуровке, выгоревшая клетчатая рубашка из коттона и зеленая бейсболка, которую он на глазах Франчески вытащил из кармана и напялил на голову козырьком назад.
– Предпочитаю не шокировать незнакомцев своей лысиной, – пояснил он с характерным акцентом жителя северного Лондона. – Давайте присядем где-нибудь.
Она разочарованно кивнула – никаких следов изысканного льняного костюма и шляпы.
– Вот сюда.
Он смахнул на пол с парусинового кресла куски какой-то ткани и пригласил ее сесть. Придвинул стул, сел на краешек и оглядел ее с ног до головы.
– Что-то вы одеты кое-как, я гляжу. – Он пощупал рукав пиджака. – Хотя ткань ничего себе.
– Да. – Она откашлялась, не зная, что еще сказать. – Спасибо.
Он улыбнулся.
– Не за что. Скажите лучше, что вам нашептала про меня эта змея из агентства? Да, наверно, ничего. Ну и ладно. Я сам про себя расскажу. С чего же начать? – Он вынул из кармана носовой платок и высморкался. – Так-то лучше. На чем же я остановился? Ах, да: терпеть не могу птичек, которые шастают из студии в студию. Видал я таких – повертят носиком, и поминай как звали. А мне нужен надежный человек. Работа не то чтоб очень увлекательная, врать не буду, но народ у нас симпатичный, зря никто шпынять не станет. В ваши обязанности входит уборка, приготовление чая, ну там, за печеньицем сбегать – в общем, все в таком роде. Бабки приличные, семьдесят пять фунтов в неделю, плюс автобусный билет, и еще вы сможете забирать себе ненужные куски ткани и одежду, которую не расхватают манекенщицы. Ну вот вкратце и все. – Он сложил руки на животе и сел поудобнее. Потом, помолчав, добавил: – Если не возражаете, можно приступить прямо сейчас. Годится?
– Но… я…
– Вам надо переодеться – в таком виде вам тут нельзя находиться. Вон там корзинка со всяким тряпьем, подберите, что понравится. – И напоследок он добавил: – Марджори рассказала мне о вас, но, наверно, ни словом не обмолвилась обо мне. В работе я зверь, так что старайтесь зря на глаза не попадаться. Договорились? – И, увидев в глазах Франчески неподдельный страх, впервые за несколько последних дней от души расхохотался.
Франческа неуверенно поднялась и направилась к огромной картонной коробке, на которую указал Дэвид Йейтс. По пути она окинула взглядом из-под полуопущенных век студию – работавшие в ней люди, их было человек пять – углубились в свои занятия, и на нее никто не обращал внимания. Франческа присела перед корзиной и принялась рыться в одежде.
Через полчаса она, отутюжив выбранные вещи, переоделась и решила спросить у девушки на входе, не знает ли она, чем ей в первую очередь заняться. В этот момент она услышала за спиной голос Дэвида Йейтса.
– А, девушка из агентства!
Он стоял в углу возле двух чертежных столов, заставленных ширмами, на которых были набросаны кипы одежды для примерки и куски ткани. Дэвид махнул ей рукой.
Франческа изменила направление и направилась к нему через всю студию, впервые в жизни попав в такой лабиринт функционального беспорядка. Две девушки стояли возле кронштейна с рядами платьев, зажатые длинным раскройным столом, на котором пожилая женщина раскладывала на рулоне материи выкройки. На полу валялись обрезки ткани, булавки, какие-то бумажки и всякий мусор. Франческа подняла кусок портновского мела, чтобы его не раздавили, и сунула в карман.
– Ну вот, я смотрю, ты времени зря не теряешь. – Дэвид Йейтс присел на краешек стола и стал закрашивать свой рисунок толстым карандашом с мягким грифелем. Закончив эскиз, он взглянул на Франческу.
– Прелестно. Гадкий утенок превращается в прекрасного лебедя.
Франческа придирчиво оглядела свой костюм – черные галифе и красный шерстяной свитер.
– Еще туфли нужны, эти коричневые бахилы просто ужасны. Какой у тебя размер? – Дейв заметил, что новая работница очень красива, только требует ухода и отделки. – Попроси Тилли, которая сидит в приемной, позвонить в фирму «Гейбл и компания», пусть пришлют пару черных сапог для верховой езды. Ладно? Только назови ей свой размер.
Франческа послушно кивнула. Ей все еще не верилось, что это все происходит с ней самой.
– Я забыл, как тебя зовут, – сказал он. Дэвид уже принялся за следующий рисунок и говорил не глядя. – Не могу же я все время обращаться к тебе «девушка из агентства».
– Франческа.
– Ага, правильно. Так вот, Франческа, ступай вниз в кладовую и притащи сюда все манекены. Поняла? – И, не дожидаясь ответа, он добавил: – Ключ возьмешь у Тилли.
– Слушаю, мистер…
– Дейв! – буркнул он. – Единственный человек на свете, который называет меня «мистером Дейвом», – управляющий моего банка, а он самый распоследний сукин сын. Ясно? – Произнося эту тираду, он так и не удостоил ее взглядом, вырисовывая черным карандашом контур платья.
– Да. Дейв.
– Вот и хорошо.
Франческа поняла, что он уже забыл о ее существовании.
К обеденному часу Франческа уже так наработалась, что спину ломило, ноги ныли, а ступни в новых сапогах вспотели.
Она раз пятнадцать сбегала вниз-вверх по лестнице за манекенами и еще раз десять, чтобы отнести назад те, что не пригодились. Она дважды вымела пол, поняв, что отчистить его как следует ей не удалось бы до конца жизни, сварила на шестерых двадцать семь чашек кофе, половину из которых едва пригубили.
Дейв отпустил ее на обед лишь в половине третьего, до той поры напрочь про нее забыв, и она стремглав вылетела из студии, чтобы хоть ненадолго отдохнуть от шума и криков, которыми сопровождается процесс творчества.
Время передышки закончилось быстро, и Франческа вернулась в студию. После обеда она принялась приводить в порядок кухню, на которой каждый мог что-нибудь себе приготовить. Вскоре кухонька заблестела чистотой, и тогда Франческа переключилась на заваривание чая и беготню за бисквитами, а потом в третий раз подмела пол.
В конце рабочего дня Франческе удалось впервые на минуту присесть, и она удивилась, как быстро пролетело время. Просто в мгновение ока. Часы на стене показывали начало седьмого – и за целый день у нее во рту не было ни крошки! Только теперь она почувствовала сосущую тяжесть в желудке – есть хотелось смертельно.
– Пока, Франческа!
С ней прощалась Эвлин Уордли, портниха, которая уходила вместе с Тилли. Франческа приветливо махнула и улыбнулась, заметив, что в студии почти никого не осталось. Нагнувшись, она потерла пальцы ног в новых сапогах и подумала, нельзя ли и ей уйти домой.
– Франческа!
Она вздрогнула от неожиданности и, моментально забыв про уставшие ноги, бросилась туда, где работал Дейв.
Он внушал ей почтительный страх и глубокое уважение, поэтому в его присутствии она говорила едва слышным голосом.
– Ты все еще здесь? – Он задал свой вопрос, не подымая головы. Франческа облизала пересохшие губы.
– Да, я…
Он оторвал глаза от эскиза.
– Ты – что?
Она, онемев от робости, только пожала плечами.
– Тебе, моя дорогая, надо ехать домой, опустить ноги в таз с горячей водой и горчицей, а завтра не заставляй меня гнать тебя в шею. Как все сделаешь, так и отваливай. Поняла?
Она кивнула и, не оправившись от смущения, повернулась, чтобы идти.
– И, знаешь что, Франческа?
Она оглянулась.
– Ты сегодня здорово поработала. Спасибо, – без улыбки сказал Дейв и снова вернулся к своему занятию. Она тихонько взяла свои вещички и вышла из студии.
На улице она дала наконец волю своим чувствам. Хотя новые сапоги немилосердно жали, она вприпрыжку побежала к автобусной остановке, и на губах ее сияла блаженная улыбка.
Когда в восьмом часу она возвратилась домой, Джон готовил на кухне ужин.
– Привет! – Она принесла с собой дыхание свежего ветра и с разбегу чмокнула Джона в щеку.
– Привет, – отозвался он, глядя, как она сняла с себя пиджак и, аккуратно расправив, повесила на распялку.
– Ну, не томи, рассказывай, как дела.
Франческа уже успела позвонить ему во время перерыва, и он знал, что ей дали работу, а по радостному возбуждению понял, что первый рабочий день прошел хорошо.
– Давай все по порядку. Мне все интересно.
Она засмеялась и подсела к нему за стол.
– У тебя обновки! – Джон коснулся рукава свитера, который она подыскала в студии. – Мало того, что тебя взяли на работу, так еще и приодели!
– О, да! Джон, ты просто не поверишь! Я чуть со стула не упала, когда он мне сразу заявил, что берет к себе на работу. Прямо так и сказал: «Если вы не возражаете, можете приступать хоть сейчас!» Я даже не поверила! Ни одного вопроса не задал! И, говорит, если вы у нас останетесь, подите подберите себе что-нибудь из одежды, я вот эти вещи присмотрела, а тогда, говорит, ну еще и сапоги закажите, только надо Тилли назвать размер, Тилли – это одна девушка-секретарь, блондинка, она носит массу цепей, браслетов и всякое такое, так вот, Тилли позвонила в магазин, и они тут же прислали пару сапог, точно мне по ноге! – Она выпалила все это одним махом и сделала паузу, чтобы перевести дух и заодно потереть кончики пальцев, которым было тесно в новых сапогах. – Беда только, – добавила она, даже не замечая, что сама себе противоречит, – что в них ужасно неудобно.
После ужина, когда рассказывать было больше нечего, Джон развел огонь в камине, посадил перед ним Франческу и принес таз с горячей водой, куда бросил горчицы. А сам остался в кухне мыть посуду. Он любил эти минуты покоя после дня, полного забот и хлопот, минуты, когда можно было не торопясь подумать о своем.
Стоя возле раковины, он вдруг почувствовал глухую тоску, будто расстался с чем-то очень дорогим. В одну минуту он ощутил себя стариком. Он решил, что это связано с неудачами в поисках работы. Но в глубине души Джон понимал, что его угнетенное состояние вызвано другой причиной. Он вновь почувствовал знакомый вкус одиночества, и впервые после отъезда из Моткома усомнился в правильности своего решения.
«Франческа становится самостоятельной, и вскоре я буду ей не нужен», – думал Джон. Конечно, она по-прежнему будет считать его своим другом, но у нее появится свой мир. Это естественно, так и должно быть, но от сознания закономерности происходящего боль в сердце не проходит.
Джон вытер руки полотенцем, аккуратно сложил его и пошел в гостиную. Она сидела в кресле, погрузив ноги в таз, но голова ее запрокинулась, а глаза были закрыты. Франческа спала. Джон на цыпочках подошел, осторожно вынул из воды одну за другой ее ступни, промокнул полотенцем и отправился наверх за пледом.
Возвратившись, он увидел, что она свернулась калачиком на диване и крепко спала. Во сне она глубоко и ровно дышала. Он укрыл ее пледом, взял таз и пошел на кухню.
– Джон!
Он обернулся. Франческа открыла глаза и улыбалась ему полусонной улыбкой.
– Спасибо, – нежно сказала она, вздохнула и опустила веки. – Да еще: я тебя люблю, – шепнула она одними губами, но он расслышал.
Джон продолжил свой путь. Он подумал, что какие бы тяжелые предчувствия ни обрушились на него, жизнь все равно стоящая штука.
20
В ближайшие недели жизнь вошла в свою колею, и для Джона и Франчески сам собой установился порядок, который устраивал их обоих.
Франческа все силы тратила на работу в студии – она рано поднималась и уезжала в город, частенько задерживалась там допоздна. А Джон вел хозяйство, и получалось у него очень ловко. Денег, которые зарабатывала Франческа, им хватало на двоих: запросы у обоих были невелики, и траты ограничивались в основном питанием. Каждый вечер они вместе обедали в маленькой уютной кухоньке, потом Франческа рисовала – она соскучилась по этому занятию, а Джон разгадывал кроссворд в «Таймс». При этом они переговаривались, обменивались новостями, и их дружба укреплялась и расцветала.
Чтобы успеть в студию к восьми, Франческе приходилось вставать в семь. Она варила себе кофе, надевала что-нибудь из ассортимента, подобранного у Дейва Йейтса, и внимательно оглядывала себя в зеркале.
По дороге она съедала яблоко и покупала «Дейли мейл», которую теперь с жадностью читала. Едва войдя в студию, она не мешкая принималась за работу. Включив радио, она чистила и мела, прибирала и складывала, подготавливала все к началу рабочего дня и, наконец, готовила в огромном количестве ароматный кофе, запах которого встречал сотрудников еще на лестнице.
– Привет, Франческа! Как поживаешь?
Был понедельник. Франческа только что особенно тщательно вымыла пол, и Мэтт, художник по тканям, правая рука Дейва, прошлепал по нему в мокрых грязных кроссовках.
– Ох, черт подери, – заметив свою оплошность, смутился он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56