От того создания остались лишь волосы, шелковым покрывалом спускавшиеся по спине. И отрезать полосы – все равно что выбросить ключ от той двери. Неужто она подсознательно уклонялась от такого поступка?
Этот вопрос вертелся у нее в голове, приводя ее в недоумение, пугая, потому что именно тогда, когда она решила было, что полностью контролирует свою жизнь, ее вдруг заставили в этом усомниться.
– Возможно, в этом случае он будет поменьше бегать за моей сестрой, – спокойно добавил Доминик.
– Ничего он не бегает. Он просто пошел с ней в бар. – Она говорила скороговоркой, непроизвольно выполняя просьбу Джек, поскольку не забыла слова девушки о Дэвиде и об излишней опеке брата.
Но, едва договорив, Кэтрин тут же спохватилась: зачем, собственно, она это делает? Ей вовсе не улыбалось ввязываться в дела этого семейства. Пусть сами решают свои проблемы. А ей лучше держаться от них подальше.
Доминик следил за ней прищуренными, задумчивыми глазами.
– Мне он не показался человеком, действовавшим под давлением.
– Он слишком вежлив, чтобы поднимать шум из-за подобных вещей, – буркнула она едва слышно.
– Это ты себя так успокаиваешь? А что ты скажешь в следующий раз, когда на его пути возникнет очередной соблазн? Что он просто слишком вежлив, чтобы отказаться?
Кэтрин резко отвернулась и пошла к выходу.
– Я еще не закончил, – произнес он из-за ее спины, и она притормозила – на какой-то миг дольше, чем следовало. Вместо того чтобы поскорее сбежать вниз по лестнице, она остановилась, спиной к нему. – Ты незваной явилась в этот дом, преследуя странную цель защитить себя, но в этом не было никакого смысла. Я тебя интересую не больше, чем ты меня, и я это прекрасно осознаю. Понятия не имею, что тебе наговорила моя сестра, но мне лично абсолютно ни к чему удерживать тебя на расстоянии. Зачем? Однажды я уже совершил с тобой ошибку, и я не из тех, кто повторяет свои ошибки.
– Отлично. – Она обернулась к нему. Закинув всю копну волос на одно плечо, она накручивала кончики прядей на пальцы.
– Но если тебя так беспокоит твоя драгоценная гордость, пересмотри свое поведение с этим парнем. Гоняться за ним четыре года – и ради чего? Ты заявляешь, что жизнь у тебя в полном порядке, но, глядя на всю эту историю, я прихожу к выводу, что только отчаяние могло заставить тебя сблизиться с подобным человеком, которому явно нужно не больше, чем дружеский ужин – изредка – да возможность излить душу.
Он сделал пару шагов по направлению к ней, и она со злостью уставилась на него, прислушиваясь, как глухо колотится в груди сердце.
– О, ты во всем разобрался за одну встречу, не так ли? Какая проницательность! Но ты-то сам, разве ты имеешь право читать лекции об отношениях между мужчиной и женщиной? Джек рассказала мне о…
Ее голос упал. Она увидела, как молния ярости исказила его черты.
– Рассказала… о чем?
– Ни о чем.
– Рассказала о моей жене, я правильно понял?
– Извини, – промямлила Кэтрин. – Я не имела права упоминать о твоей жене.
– Да, – ледяным тоном подтвердил он, – не имела. Но раз уж упомянула, так можешь все услышать от меня. Моя женитьба на Франсуазе была ошибкой. Единственное, что из этого брака вышло хорошего, – это Клэр. Франсуаза была наглой, алчной и самовлюбленной.
– Тогда почему ты вообще на ней женился?
– Потому, – мрачно отозвался он, – что она меня возбуждала. Опасность, захватывающая жизнь – это как наркотик, верно? Но, к сожалению, для брака этого недостаточно.
– Это так много для тебя значит? – едва слышно спросила она.
– А что можно предложить взамен? Скуку? Однообразие? Монотонность?
– Ну, разумеется, нет.
– «Ну, разумеется, нет»! – передразнил он. – А уж тебе-то это точно известно, не так ли? Ты сказала, что я не вправе читать лекции на тему отношений, но и ты, я так понимаю, не вправе читать лекции об азах супружества.
– Я вовсе не читала лекции, – пылко возразила Кэтрин. Руки ее упали по бокам, а пальцы сжались в кулаки.
– В твоей жизни было хоть что-то захватывающее с тех пор, как ты уехала из Лондона? – мягко поинтересовался он.
Сейчас он стоял так близко, что она буквально физически ощущала исходящие от него волны неуемной энергии. Тревожное чувство. Ей казалось, что она скалолаз, поднявшийся на вершину, где воздух разрежен и дышится с трудом.
– Захватывающие ощущения можно получить не только в ночных клубах, шикарных ресторанах и поездках за границу, – защищаясь, пробормотала она.
– Так расскажи мне, где их еще можно получить. Умираю от любопытства.
– Ничего подобного. – Она сделала глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза. – Ты умираешь от желания сделать из меня и из моей теперешней работы посмешище. Я знаю, что не похожа на ту женщину, с которой ты познакомился в Лондоне шесть лет назад, Доминик Дюваль. Я знаю, что моя жизнь такому, как ты, кажется, наверное, серой и скучной, но хочешь верь, хочешь нет, а я люблю эту жизнь.
– Как получилось, что ты стала учительствовать? – с любопытством спросил он, не сводя с нее пронизывающего, испытующего взгляда. – Тебя Дэвид уговорил?
– Никто не может уговорить меня заниматься тем, чем я не хочу. Ты что, думаешь, у меня собственной головы на плечах нет?
– Влюбленные женщины зачастую бывают легковерными.
Она сама не понимала; каким образом разговор принял подобный оборот, но в душе у нее напряжение медленно, но верно сменялось тревогой. Все эти вопросы, тихие, но настойчивые, преследовали, подозревала она, единственную цель – выудить у нее, почему, ну почему она его бросила.
Прошлое не исчезает полностью. Оно лишь прячется, на время, но обстоятельства запросто могут вытащить его на свет Божий.
Неужели сейчас произошло именно это? Неужели он в свое время выбросил ее из головы лишь затем, чтобы теперь, когда их пути снова пересеклись, упорно пытаться найти смысл в том, что долгие годы казалось бессмысленным?
Она его не интересует. Он это сам признал. Он жить не может без опьяняющего возбуждения. Оно ему нужно как воздух. Как в профессиональной, так и в личной жизни. Он женился на Франсуазе потому, что она давала ему этот восторг возбуждения, и, даже несмотря на неудачный брак, его всегда будет тянуть только к женщинам такого типа. Он и на нее-то обратил внимание исключительно потому, что в тот период своей жизни, когда она ходила по острию ножа, когда ее питала энергия отчаяния, все в ней его возбуждало.
– Легковерные женщины, – спокойно ответила она, – всегда легковерны, независимо от того, влюблены они или нет. Я не отношусь к таким женщинам.
– Тебя послушать, так это добродетель, – с едва уловимым презрением сказал он, – но жизнь размеренную и нудную сложно назвать добродетелью. Дэвид тебя возбуждает? – Он задал вопрос таким естественным тоном, как будто спрашивал, который час.
Глаза ее округлились от изумления. Попятившись от него, она уперлась спиной в перила.
– Ты, должно быть, шутишь, если думаешь, что я отвечу на подобный вопрос.
– А почему бы и нет? Единственная причина не отвечать – страх, а единственная причина для страха – отрицательный ответ.
Он глухо хохотнул, как будто ситуация его веселила, а потом выбросил вперед руки и опустил их на перила по обе стороны от нее.
– Ответ мне, разумеется, и так известен, – лениво проговорил он. – Он тебя ни капельки не возбуждает. Не так уж сложно понять язык тела. Любовники выдают себя, не произнося вслух ни слова. Бедняжка Дэвид. Может, он и привлекает тебя как потенциальный муж, раз других кандидатов нет, но физически не привлекает нисколько, верно?
– Зачем ты меня спрашиваешь? Тебе же заранее известны все ответы – так ты, во всяком случае, утверждаешь.
– В последние шесть лет был ли в твоей жизни хоть кто-нибудь, Кэтрин? Ты закрутила со мной интрижку, а потом сбежала обратно к любимому. Из этого ничего не вышло. Может быть, потому ты и решила погрузиться с головой в работу и делать вид, что совершенно счастлива?
Горечь по-прежнему переполняла его. Под маской железного хладнокровия и циничного веселья скрывалась все та же горечь. Неважно, что больше он ее не хочет и вообще ничего к ней не испытывает, – горечь не ушла, она пронизывала его насквозь черной нитью.
Все это промелькнуло перед ней во внезапной вспышке озарения.
– Прекрати свои попытки разложить меня по полочкам, – огрызнулась она. – Я понимаю, ты хочешь, чтобы я ударилась в слезы и призналась, что вся моя жизнь была длинной чередой скорбных, печальных дней! Так вот, ничего подобного! Ты и представить себе не можешь, какое удовлетворение приносит мне моя работа, когда я учу детей, наблюдаю за их ростом, сею зерна любознательности в их душах. Можешь сколько угодно веселиться, считая эти радости второсортными, но ты будешь не прав.
– В жизни есть и другие – интересные вещи, помимо сеяния зерен в детских душах, не так ли? Когда приходит ночь и дети далеко – чем ты тогда утешаешься?
– Могу задать тот же вопрос тебе. Когда ты покидаешь свой кабинет, сбрасываешь костюм всесильного магната – чем ты утешаешься тогда?
Она сама поражалась, что находит силы так логично спорить с ним. Казалось, мысли и чувства действуют заодно, заставляя ее высказывать такие вещи, которые она, подумав как следует, оставила бы при себе. Она привыкла хранить свои мысли при себе, но что-то в этом человеке разжигало в ней желание открыться, швырнуть ему все, что накопилось в ней.
Наверное, его ослиное упрямство, злость, глупая гордость. Все то, чего в ней давно уже не было.
– У меня были женщины, – пожал он в ответ плечами, не отводя взгляда от ее лица. У нее было чувство, как будто ее рассматривают под микроскопом.
– Весьма полезно, – отозвалась она сладчайшим, полным сарказма голоском, и наградой ей были его искривившиеся от такого ее тона губы.
– Согласен. Уж куда полезнее, я бы сказал, чем испытывать необходимость пожертвовать собою, причем неважно ради кого.
Он опять намекал на Дэвида, и она окатила его таким ледяным взглядом, что он расхохотался, отстранившись от нее и скрестив руки на груди.
– Вот так взгляд! – оценил он. – Неужели я обидел тебя?
У нее уже заболела спина оттого, что она изо всех сил упиралась в перила, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. Она неловко шевельнулась.
– Нет, конечно! – Она бросила на него еще один взгляд, отчего он засмеялся громче. – Я просто счастлива, что доставила радость хозяину поместья!
И с этими словами она начала спускаться по лестнице, спиной ощущая, что он следует за ней, не переставая ухмыляться.
Они подошли к выходу из кухни в то самое мгновение, когда Джек резко затормозила свой джип и вынула из него пятилетнюю пассажирку.
– Ты кое-что забыла, – произнес он шепотом, наклонившись к самому ее уху, и она дернулась в его сторону:
– Что именно?
– Свою драгоценную резинку для волос.
Он держал ее двумя пальцами в вытянутой руке, и Кэтрин одарила его взглядом, от которого увял бы едва распустившийся цветок, но добилась лишь того, что у него снова от смеха задрожали губы.
– Благодарю.
Ее голос был ледяным. Он, возможно, находит в высшей степени занимательным насмехаться над ней, но она не намерена разделять его веселье. Она поспешно соорудила на затылке «конский хвост», а когда обернулась, Клэр уже стояла рядом, в восторге от неожиданного прихода учительницы.
– Вы пришли ко мне в гости? – весело прощебетала малышка.
Джек приближалась к ним куда медленнее, и взгляд ее метался от брата к Кэтрин.
– Ну пожалуйста, зайдите, – умоляюще протянула Клэр, – выпьете апельсинового сока.
– Мисс Льюис, наверное, не любит апельсиновый сок, Клэр, – вставил ее отец.
– Тогда, может, просто газировки?
– Как-нибудь в другой раз, – нежно ответила Кэтрин и улыбнулась Джек, которая безуспешно пыталась глазами задать вопрос. Кэтрин шагнула на солнцепек и пошла к своей машине, держа Клэр за руку и прислушиваясь к детской болтовне, а Доминик тем временем прошел вперед и с издевательски театральной почтительностью распахнул для нее дверцу. Этот напыщенный жест привел в восторг Клэр, но окончательно вывел из себя Кэтрин.
– Я уверен, что мисс Льюис еще придет к нам когда-нибудь, – успокоил он дочь и поднял ее на руки, и Кэтрин сразу же поняла, что это отнюдь не повседневное явление. У малышки был одновременно счастливый и ошарашенный вид.
– Ну конечно, приду, – согласилась Кэтрин, но написанное на ее лице выражение без слов дало понять Доминику, что вероятность этого, не больше, чем вероятность ее полета на Луну в следующие выходные.
– Ну конечно, придете, – с легкой издевкой повторил он. – Ведь вам понравился сегодняшний краткий визит к нам, не так ли? – Он вопросительно приподнял брови, а Кэтрин, кивнув на прощание Клэр, завела двигатель и тронулась с места. Она не оглянулась.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дни постепенно становились короче, а в воздухе чувствовалось приближение холодов.
Кэтрин очень любила осень и зиму. Любила, когда листья меняли цвет с зеленого на желтый, а потом на багряно-красный; любила печальный, холодный пейзаж зимы. Она любила ранние вечера, когда так приятно было вернуться в свой уютный домик и весь вечер провести в гостиной с зашторенными окнами, с хорошей книжкой в руках, прислушиваясь к завыванию ветра.
В гостиной у нее был камин, и она решительно отказывалась сменить его на газовое отопление, несмотря на постоянные советы друзей. Ей нравилось мерцание язычков пламени, нравилась легкая усталость, когда она закладывала в камин поленья.
В конце октября, перед осенними школьными каникулами, она приехала домой, мучительно стараясь воскресить то удовольствие, которое всегда испытывала от предвкушения недели приятного безделья в теплом доме, когда за его стенами холод и мрак.
Так. Она примется за новую книгу; приготовит себе восхитительное спагетти; сварит настоящего кофе, вместо обычной растворимой гадости.
Она вошла в дом и громко объявила в пустоту, что предстоящая неделя каникул будет для нее райским блаженством.
Разве не об этом она всегда мечтала? – подумала Кэтрин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21