.."
Резкий запах тревожил Джека, но вышколенный пес терпеливо сидел рядом, ждал команду. Исаев глянул на него, усмехнувшись, сказал:
- Что, брат, хочется побаловать? А нельзя - служба...
Исаев уважал своего четвероногого друга и вообще всех пограничных собак. Судьба их удивительна и мало кому известна. По многу лет служат они на одной и той же заставе. Каждые два года приходит новый инструктор: один веселый, другой нервный, третий бывает и злой, а пограничной собаке приходится к каждому приноравливаться, с каждым нести свою нелегкую службу. А как трудно проходит иной раз расставание!.. Исаев помнит, как прощался с Джеком его предшественник - у обоих на глазах блестели слезы... Потом Джек долго грустил, плохо ел... Но делать нечего - нужно жить, нужно выполнять свой долг.
Умный пес Джек - что и говорить! Многому научил он Исаева, стал ему настоящим другом... На заставе пес - старожил. Сержант изучал его личное дело - девять задержаний на счету Джека. И стреляли в него, и травили, и ножом пыряли... Через все прошел Джек, все преодолел и, наверно, без границы не представляет свою жизнь. Исаев много раз наблюдал, как готовится пес-ветеран к службе: без часов точно чувствует он время выхода в дозор - весь как-то подтягивается, возбуждает себя, даже шерсть, кое-где уже седая, дыбом встает... А когда наряд в машине едет, Джек все норовит в окно морду высунуть, чтобы контрольно-следовую полосу видно было... "Проверяет! - смеются молодые солдаты. - Ну Джек! Ну службист! Что твой старшина!.."
Хрустнула ветка - сержант резко обернулся: за толстым стволом кедра стоял человек.
- Кто прячется? Выходи! - строго приказал он.
Из-за дерева появилась рука с зеленой фуражкой, раздался знакомый голос: "Свои, Исаев, свои..." И наконец вышел лейтенант Климов.
- Молодец, сержант, - улыбаясь, похвалил он. - Чуткость для пограничника - большое дело.
- Как же вы меня нашли, товарищ лейтенант? - удивился Исаев.
- По следам... - усмехнулся Климов. - Все по тем же следам.
- Близко вы подошли... - до конца осознав ситуацию, сказал сержант и, с укоризной глянув на Джека, добавил: - Что ж ты, брат? Прозевал?
Пес понуро опустил свою крупную породистую голову, как будто хотел сказать: "Вот, дескать, ни за что досталось..." (Он давно заметил лейтенанта, но тот дал ему знак - не суетись! А Джек начальство уважал.)
Лейтенант рассмеялся, потрепал собаку по холке, честно признался:
- Нет, он не виноват! У нас с ним уговор был... - И, быстро сменив тон, спросил: - Ну как дела? Докладывайте!
- Никаких признаков появления в районе лагеря чужого человека не обнаружено. Я уже вторым кругом иду... Вот медведь какой-то шатается... Сержант указал на отпечаток. - Я его след несколько раз встречал.
- Один и тот же?
- Так точно.
- Почему так думаете?
- Видите, у него на левой передней лапе крайний коготок обломлен... Особая примета.
Лейтенант внимательно осмотрел отпечаток, одобрительно кивнул, задумался о чем-то, потом сказал:
- Хорошо. Давайте связь с заставой.
Сержант достал из подсумка скрученную в моток гибкую антенну, подкрутил винт - антенна превратилась в упругий, извивающийся прут; вставил ее в рацию.
- "Заря". Я - "Сокол"... "Заря". Я - "Сокол". Прием...
Щелкнул тумблер. В наушнике несколько мгновений слышались шорохи, а затем раздался радостный голос дежурного связиста:
- "Сокол". Я - "Заря". Слышу вас хорошо. Что имеете для меня? Прием!
Сержант протянул Климову микрофон. Лейтенант вызвал на связь начальника заставы.
- Климов, почему так долго молчали? Докладывайте, - взволнованно и даже с некоторым раздражением сказал Михайленко.
- Товарищ капитан, выяснил обстановку. Дело темное...
- Что значит "темное"? Ушел кто-то?
- Нет. Все на месте. Спокойно работают. Никакой паники.
- Так в чем же сложность?
- Непонятно, кто его убил. Чужих следов нет. Исаев два раза проверял.
- Прокуратура поручила нам провести первичное дознание. Расспросите каждого. Проанализируйте факты. Есть у вас подозрения, версии?
Климов замялся: ну что ответить? Неожиданно всплыла в памяти едкая фраза Шаронова: "Заломите руки и поведете под конвоем..."
- Нет, товарищ капитан... Никаких идей. Может, их на заставу доставить? Пусть под присмотром будут.
- Если у вас нет явных улик, мы не имеем права никого задерживать... - Начальник заставы замолчал. Видимо, теперь он размышлял над обстановкой, потом сказал: - Значит, так: оставайтесь пока в лагере. Обеспечьте неприкосновенность места происшествия. Метеослужба обнадеживает - может, завтра прилетит из отряда вертолет с оперативной группой... И вникайте, лейтенант, вникайте в ситуацию. Ведь кто-то из них - преступник. Не сам же себя этот Мохов в висок ударил?..
Странно устроен человек... Вот, казалось, четко представлял Климов всю картину: знал, что едет не к теще на блины, а сказал начальник заставы эти слова - "ведь кто-то из них - преступник", - и проснулась в душе тоска... Может, в глубине сознания жила надежда, что будут "чужие следы", что какой-то пришелец совершил это ужасное деяние... И тогда начнется привычное для пограничника дело - преследование нарушителя, пусть преступившего границу закона, но все-таки нарушителя, и будет ясно, где он, куда ушел. А теперь что? Четыре человека - все такие разные и вместе с тем обычные, наши люди. И кто-то из них - убийца, кого-то нужно подозревать...
Не было у Климова опыта общения такого рода, не было, и, честно говоря, не хотел он его приобретать.
Как же теперь с ними разговаривать? О чем?..
Все эти мысли переполняли Климова, когда они вместе с Исаевым возвращались к палаткам. Сержант тоже был задумчив, наверно, и его одолевали смутные чувства. Один Джек топал весело, легко - он честно выполнил свою работу.
"Кто же из них? - задал себе вопрос лейтенант. - Шаронов - злой, нервный... У них с Моховым были какие-то неслужебные контакты... Но зачем Шаронову эта смерть? Он сам говорит: успех стоит на грани провала - это для него самое главное... Нет, что-то здесь не так, все сложнее... Никишин тоже странный парень... Труп лежит, товарища твоего убили, а ты веселый, балагуришь, шутишь... Ну не любил ты его... Но все-таки это же человек, рядом преступник ходит - должно же это повлиять... Вася Тужиков боится, что его заподозрят. Если ты не виновен - чего волноваться? Правда, он бывший заключенный, у них своя психология... Интересно, за что он был осужден?.. Тихомиров недоволен, что влип в это дело: "Зачем я его только взял?.. Будь он неладен..." Значит, моя хата с краю... Известная позиция. Э-хе-хе..."
- Товарищ лейтенант... - прервал его размышления Исаев. - Разрешите обратиться.
Климов молча кивнул.
Сержант шевелил губами, мучительно подыскивая слова, наконец неуверенно спросил:
- Что же теперь получается?.. Кто-то из геологов... этого человека убил?
Лейтенант глянул на Исаева и словно споткнулся о его взгляд: голубые глаза парнишки смотрели изумленно, чуть наивно и в то же время напряженно, строго.
"Эх, дорогой ты мой, если бы я знал точный ответ..." - грустно подумал Климов.
- Пока нет никаких доказательств, чтобы делать такой вывод, спокойно ответил он. - Но мы с тобой пограничники, должны быть бдительными и готовыми ко всему. Согласен?
- Так точно.
Неожиданно Джек остановился, грозно зарычал. Из чащи величаво вышел огромный бурый медведь. Длинная мокрая шерсть лохматой бахромой висела на его лапах.
Исаев торопливо сбросил с плеча автомат, лязгнул затвором.
Климов успел перехватить его руку.
Медведь наклонил большую лобастую голову, маленькими красными глазками сурово посмотрел на людей. Он мотнул туловищем из стороны в сторону и не спеша, с достоинством пошел своей дорогой. Только один раз оглянулся и недовольно, хрипло проворчал...
Придя в лагерь, Климов принял окончательное решение: они с Исаевым будут по очереди охранять камеральную палатку - обеспечивать неприкосновенность места преступления. По крайней мере, это поручение они смогут выполнить и тем самым оправдать свое присутствие здесь.
Лейтенант отправил Исаева спать, а сам стал медленно расхаживать по поляне. Сгущались сумерки. Рваные, корявые тучи низко ползли над землей, но дождь почти прекратился. Климов с волнением ждал возвращения геологов. "Почему они не идут? - тревожно думал он. - Темно уже... Может, случилось что-нибудь?"
Климов прислушался: нет - ни криков, ни взрывов; только шумит тайга угрюмым протяжным гулом и горько всхлипывает река на перекатах.
"Наверно, зря я их оставил, - подумал лейтенант. - Нужно было там оставаться, присматривать..." Но тут же он вспомнил багровые, простуженные руки Шаронова, капли пота на лбу Пети Никитина, сгорбленную фигуру Тужикова, вечно хлюпающий нос прораба... Нет, не смог бы он быть, стоять и наблюдать за ними. Люди работают честно, трудно, а он что бы среди них делал? Стыдно дурака валять... И почему он должен кого-то из них подозревать, по какому праву? И может ли преступник вот так спокойно работать?.. Преступнику бежать надо, скрываться...
Лейтенанту почему-то стало обидно, что не видел и даже не знает Шаронов, как они брали в кустах того нарушителя. Ему захотелось, чтобы Вадим Петрович разглядел в нем профессионала, мастера своего дела - тоже сложного, непростого, требующего вдохновения, порыва...
"Ишь ты, "озарение" к нему пришло, - завистливо думал Климов, вспоминая рассказ Шаронова. - А ты смекнул бы, как того гада из чащи выкурить? Дай тебе волю - сунул бы ребятишек под пули... Для тебя ведь народ - дрянь. Главное - доложить о победе..."
И, поймав себя на дурной мысли, лейтенант до конца осознал, что все-таки уважает Шаронова - сильный он мужик, волевой.
Послышался приглушенный говор, из мрака выплыл одинокий огонек папиросы. "Идут!" - обрадовался Климов. Он включил фонарик. Впереди с непокрытой головой шествовал Шаронов, за ним вразнобой топали его "богатыри"; Петя Никишин, как всегда, хохмил - задирал Тужикова.
В нескольких шагах от лейтенанта вся компания остановилась. Вадим Петрович смачно выплюнул окурок, засунув руки в карманы, задиристо спросил:
- Ну что?.. Какие новости?
- Завтра, наверно, прилетит вертолет, - ответил Климов. - Нам поручено охранять место происшествия. Поэтому входить в камеральную палатку запрещаю.
- Позвольте, у меня там личные вещи, - возмутился Вадим Петрович, но не очень яростно. (Климов понял, что у него отличное настроение - видимо, день принес новые результаты.)
- Одну ночь обойдетесь как-нибудь.
- Вот... чисто армейская логика! - иронично хмыкнул Шаронов. - Между прочим, до вашего прихода я в этой палатке делал все, что мне угодно... И, если бы хотел, мог уничтожить любые следы.
И тут лейтенант не выдержал:
- Вы, между прочим, до моего прихода были под строгим наблюдением, от которого, опять-таки между прочим, не ушел тот факт, что вы рылись в мешке Мохова и забрали оттуда какой-то документ.
В воздухе повисла напряженная пауза.
- Та-а-ак... - на выдохе, тяжко вымолвил Шаронов. Затем бросил выразительный взгляд на своих подопечных (Тихомиров даже поежился), каким-то чужим, хриплым голосом сказал: - Идите, братцы, ужин готовьте... - И добавил для Климова: - Потом поговорим, Владимир Николаевич, за столом...
Шаронов неожиданно увидел себя как бы со стороны, глазами этого румяного лейтенанта. Увидел и содрогнулся...
Вадим Петрович попросил у Тихомирова полотенце, мыло; пошел к ручью. Он долго тер руки, пытаясь смыть въевшуюся под кожу грязь, - ничего не получалось. "Запустил, забылся... - мрачно думал Шаронов. - Теперь всю жизнь буду с такими лапами ходить..."
Он вернулся в палатку. На столе уже дымился ужин. В углу на нарах спокойно посапывал сержант. Его не тревожили ни тусклый свет керосиновой ламвы, ни говор людей, ни шум, который сопровождал каждое их действие.
- Позвать лейтенанта? - неуверенно спросил прораб.
Шаронов кивнул.
Климов вошел, снял фуражку.
- Садитесь, Владимир Николаевич, - сказал Шаронов.
Захрустели луком, взяли ложки, стали дружно уплетать все ту же традиционную уху. Утолив первый голод, Шаронов облизнул губы и начал свой рассказ:
- Так вот, значит, товарищ лейтенант, и вы, други верные... Поведаю вам историю о моем знакомстве с покойным Моховым... Делаю это осмысленно. Потому как, по всему видать, прибудет завтра следователь. Начнутся другие разговоры - серьезные. И, чтоб каждый из вас не нес ему свою ахинею, говорю все как есть. И попрошу... - Вадим Петрович строго постучал ладонью по столу. - попрошу после этого изобретение легенд и мифов прекратить...
- Давай, Вадим Петрович, открывайся, - хихикнул Никишин. Чистосердечное признание зачтется.
Шаронов зло глянул на него, но сдержался.
Тихомиров подобострастно вытянулся, как гончая. Тужиков зло косился из-под редкой челки. Климов нервничал, мял пальцами корку сухаря.
Шаронов тусклым, монотонным голосом исповедовался:
- С Моховым я познакомился в первый год работы в управлении. Я тогда был холостым, каждый день ужинал в чайной. Мохов там регулярно употреблял... - Вадим Петрович выразительно постучал по бутылке. - Однажды он был внедопитии. Я налил ему стакан - на том и сошлись... Мохов разомлел, стал рассказывать мне, что знает "златые горы", где самородки, как картофель в земле, лежат. Дед его еще до революции там промышлял и ему эту тайну перед смертью передал... "А я никому не открою! - шипел на ухо. - Все казна заберет - шалишь! Сам как-нибудь доберусь. Хочешь, вместе пойдем?.." Я, честно говоря, к этому рассказу отнесся иронично, потому как у каждого старателя такая байка за душой лежит. Как выпьет, так она из него и вылезает... Мохов, видимо, почувствовал это недоверие, обиделся, завелся - достал из нагрудного кармана старинный серебряный портсигар, а из него вытащил потрепанный лист бумаги: "Не веришь! На, смотри..." Это был план местности, на нем крестиками отмечались какие-то "особые точки". Я в то время изучал карты области... Мельком глянул - сразу определил, где это место... - Шаронов перехватил острый взгляд Никишина. - Да-да, Петя... Ты правильно догадался - это здесь... Но тогда я все равно не придал этому факту никакого значения... Правда, позже, определяя границы оловоносной провинции, я случайно наткнулся на отчет поисковой партии, которая работала как раз в этом районе.
1 2 3 4 5