Ливень перешел в моросящий прохладный дождик. Матросы полоскали и выкручивали свои одежды, которых было не так уж и много. В основном все ходили лишь в коротких штанах, и лишь кто-то изредка надевал рубаху.
Один капитан иногда по праздникам, одному ему известным, наряжался в камзол, кружевную рубашку с шарфом, башмаки с дорогими застежками и атласные штаны до колен, ниже которых сверкали белизной шелковые чулки. Шпага с витиеватым эфесом, украшенным вензелями и завитушками, болталась в дорогих ножнах, сверкая каменьями и золотом.
В такие дни капитан важно вышагивал по палубе, задумчиво поглядывал на запад, ни на кого не обращал внимания и не занимался делами. Он питался в такие дни отдельно, и ему прислуживал отменный слуга, подавая специально приготовленные по этому случаю яства. Подавались они на золоте и серебре, но чаще всего использовались китайские сервизы из тончайшего фарфора, весьма древнего и очень дорогого.
Матросы в эти дни сторонились капитана и не докучали ему. Отменялись шумные занятия, а всей команде готовился праздничный обед. Перед такими днями обязательно заходили в ближайший порт, на берегу закупали соответствующую провизию. На палубе устраивался длинный стол, он покрывался цветной скатертью и уставлялся посудой, которой позавидовал бы и самый состоятельный французский буржуа.
Все происходило чинно и тихо, с соблюдением ритуала, по которому специально готовили матросов. И уж на этот раз вся команда была одета празднично. Матросы потели, изнывали от жары, но терпели, осторожно стуча ложками и вилками. Говорили тихо, споров не возникало, а слуги, назначаемые в очередь из тех же матросов, бесшумно разносили и убирали посуду и кушанья. Маленький оркестр тихо играл задушевные мелодии.
Матросы скучали, ерзали на лавках, но всем приходилось терпеть и ждать, когда же закончится эта пытка.
Эжен Дортье восседал во главе стола и важно принимал пищу, запивая ее отменным вином из высоких серебряных и золотых кубков. Он задумчиво утирал рот шелковым платком, важно ополаскивал руки в ароматной воде, поданной в чаше китайского фарфора. Все было чинно, важно, пристойно и чопорно.
Никто не знал, по поводу чего совершаются такие празднества, но все безропотно подчинялись ритуалу.
Гардан иногда пересказывал другу услышанные новости и разговоры бывалых и старых соратников капитана.
– Говорят, капитан наш из знатной семьи, но его обманули родственники. Сейчас он пытается восстановить утерянное или не отданное ему достояние. И он вовсе не француз, а какой-то испанец с большой долей арабской, но знатной крови. Вроде его бабка была дочерью самого визиря последнего гренадского эмира. Так что ему есть о чем сожалеть и о чем думку думать.
– Да, интересно ты говоришь. Однако по нему не скажешь, что он знатных кровей, если не считать праздничных дней.
– Ну уж нет, и не говори. В нем есть что-то, что отличает нас от него. Порода в нем прет наружу – это видно сразу. Вот он стремится и нас как-то приобщить к этому, да, видно, трудно это дается нашему братству.
– Почему? Некоторые это понимают и принимают с охотой. Я сам видел это. И мне это не противно, хотя я еще и не совсем привык.
– Ничего, скоро мы все узнаем, и тогда легче будет разбираться во всех тонкостях.
– А ты заметил, что мы уже второй месяц плаваем, и ни о каком разбое и речь не заходит? Все торгуем, товары какие-то перевозим, а денег почти и не видим.
– Говорят, у него в каюте есть такой шкаф, где хранятся в отдельных ящичках наши деньги. Доли с прибыли и призов. И наши с тобой тоже там.
– А отнятое у нас арабами тоже там?
– Кажется, там. Но я точно не знаю, а спросить неудобно. Подождем, может, капитан сам пояснит нам, как и что.
– Слушай, а правда, что скоро мы встанем на несколько месяцев в порту до окончания сезона дождей? Это же так долго!
– Говорят, что так, но скоро и сами узнаем. А Леонар ничего не говорит нам. Такой смешной старик, но с ним не соскучишься. Знает целый короб разного всякого. Правда?
– Ага! С ним интересно. Говорливый старик и добрый. Недаром он у них вроде попа. Разные ритуалы справляет, проповеди читает. А знает он всякого так много, что нам всем столько не осилить.
– Вот когда освоим их язык, тогда многое узнаем от него. Ты до всего этого стал уже сильно охоч, правда, Петька?
– Так ведь интересно же! Жизнь открывается совсем в другом свете, когда голова полна всякими знаниями.
– Ну, положим, не всякими, хотя ты и прав, наверное.
Но тут раздался зов, и Пьер поспешил на мостик. Там ему вручили румпель, сказали, какой курс держать по компасу, и велели исполнять обязанности рулевого.
Петька важно ухватился за рукоять румпеля и вперил взгляд вперед, в туманную даль моря, где на горизонте виднелась полоса дождя. Солнце едва пробивалось сквозь разрывы туч, бросая косые лучи желтого света на темно-синие волны моря. Ветер был свежий, фуста лихо скользила среди волн, иногда зарываясь носом в пенные хлопья. Вода с шипением устремлялась к шпигатам и с обоих бортов выливалась обратно.
В эти часы Петька ощущал себя сильным и значительным человеком.
– Пьер, следи за компасом внимательней, – вывел его из задумчивости голос помощника капитана Жака.
Он был крепкого сложения, с толстыми ляжками и стоял на палубе, как столб, укрепленный вантами. Это был мужчина лет около сорока, с вечно заросшим черной щетиной лицом, которое он не брил, а временами лишь орудовал ножницами, подравнивая неровно растущую бороду. Густые длинные брови придавали его лицу строгость и даже жестокость.
– Прости, Жак, задумался, – ответил Пьер, краснея.
– Постарайся думать только о курсе, – жестко ответил Жак и отошел.
На мостик поднялся капитан, и Пьер стал прислушиваться к их разговору, хотя многого пока не мог понять. Однако уловил, что это последний рейс судна и им предстоит долгая стоянка в порту. И еще юноша понял, что там будут подводить итоги их деятельности и раздавать деньги для жизни на берегу. По тону разговора Пьер уяснил, что итоги не такие уж хорошие, и капитан считает, что стоит подумать об изменении методов, применяемых для дальнейшего обогащения.
На третий день к вечеру фуста бросила якоря на рейде небольшого порта, который виднелся в двух милях. Берег пестрел темно-зелеными пальмами и белыми домами туземного населения.
Это был порт, который избежал власти португальцев, но несколько зависел от них, платя небольшую дань и предоставляя свой порт их кораблям.
Недалеко, всего в паре дней пути к северу, находился Кочин, и там всегда располагались силы португальского флота, достаточные для того, чтобы держать соседние города и княжества в постоянном напряжении и зависимости.
Команда знала, что, пока капитан с помощником не договорятся о продаже груза и его выгрузке, никого на берег не отпустят. К тому же необходимо разведать положение в самом городе. Ведь не исключено, что местный правитель вздумал пошутить и не выполнять свои обязанности по отношению к португальцам. Тогда белым находиться в их водах становилось небезопасно. Правда, все знали, что фуста не португальская, но тем не менее осторожность никогда не может быть лишней в стане потенциальных врагов.
Пришлось команде изнывать в безделье в виду города, манящего своими кабаками, женщинами и прочими развлечениями. Никто, правда, не рассчитывал на большие возможности. Капитан выдавал экипажу средства лишь малыми частями, однако и это всех радовало.

Глава 4
Малаяльские страсти

Подходил к концу дождливый сезон. Второй месяц «Волк» стоял на приколе, а команда уже изнывала от безделья. Даже воинские упражнения перестали быть постоянными. Они удивительно легко отошли на задний план и уступили место лени – это порождало некоторую беспечность всей команды и падение дисциплины.
– Сколько же мы тут будем торчать?! – не раз возмущался Гардан, которому особенно претила бездейственность в атмосфере влажного климата. – Хоть бы быстрее отправляться в поход. А то совсем закис я тут.
– А ты слышал, что приехал какой-то раджа, чтобы вербовать наемников для своей войны с соседом или родовичем?
– Нет, а откуда ты знаешь?
– Да случайно услышал разговор капитана с Сарьетом. И мне показалось, что капитана это заинтересовало.
– Вот и хорошо! Хоть бы договорился с этим раджой о походе. Все веселей будет.
– Зачем нам это нужно?! Пусть сами решают свои дела, а нам встревать нечего. Еще чего – воевать за какого-то раджу! Я не согласен.
– У тебя никто и не спросит.
– Это-то так, однако мне такое не подходит. Чего ради я должен убивать кого-то и сам подставляться под пулю или саблю? Мне жить охота!
– И что эти раджи тут меж собой не поделили? Прямо сбесились в своих городах и лесах. Прут друг на дружку. Ведь тут так и народа не останется, – Гардан вяло поддерживал разговор, ибо был расслаблен жарой и постоянной влагой, сочившейся отовсюду.
– Видать, сильнейшего никак не определят. Вот и дерутся каждый за свое. Как это португальцы сюда к ним не встрянут? Это по их части.
– Наверное, сил маловато. Капитан говорил, что сама Португалия совсем маленькая страна, а владения захватила такие, что проглотить не может. Вот и не успевает за всем уследить, не то что вмешаться.
– А все же интересно, чего тут добивается этот раджа, который хочет договориться с капитаном? – неожиданно повысился интерес у Пьера. – Наверное, бежал от кого-то из соседей и теперь ищет подмоги. Значит, казну успел захватить.
– Казна – это хорошо. Видать, капитан наш это использует. Помнишь, распределяли доход на каждого с месяц назад? Многие недовольны были – маловато на этот раз оказалось. Зато нам отдали половину того, что арабы пограбили у нас. И то хорошо. Да и еще за время нашего здесь нахождения перепало малость.
– Мне нравится, что капитан не выдает всего на руки, а то бы наш народ в неделю все прогулял и сидел бы потом в одних штанах. А так у каждого остался немалый запас для будущего серьезного дела.
– А мне это не подходит! Никто не знает, что с нами случится, а деньги могут пропасть. Обидно будет.
– Так капитан же хочет, чтобы мы все после наших разбоев стали наконец честными и работящими людьми! Разве это плохо? Будешь богатым, заведешь свое дело. Мне это вполне подходит.
– Так ты же купец, а я воин. Этим все и сказано.
Солнце с каждым днем все дольше жарило пока еще влажную землю, но дождей выпадало все меньше, а это вселяло надежду на то, что скоро они избавятся от удушающего влажного и липкого безумия, которое обволакивает людей и все вокруг.
Но однажды капитан вернулся на шлюпке на борт судна. Он собрал экипаж и коротко изложил свои мысли:
– Братья волки! Долго мы тут отдыхаем. Уже обленились и покрылись жирком, а это чревато развалом нашего братства. Через неделю мы все, за исключением охраны и больных, отправляемся в глубь страны и за месяц-два заработаем большие деньги. Нас нанял раджа Джаримпура для войны за свой трон, который отнял у него его же дальний родственник и противник. Что скажете на это, братья?
Воцарилось короткое молчание. Потом раздались возгласы одобрения:
– Капитан! Давай раджу! Идем в поход! Сколько платить станут?
– О плате мы уже договорились предварительно. Однако время еще есть, и я постараюсь оговорить дополнительные условия. Думаю, раджа не станет торговаться. Мы для него лакомый кусочек. Он и не ожидал встретить в этом городке нас, белых. У нас же есть пушки, а это его особенно привлекает. Так что внакладе не будем. Это я вам обещаю.
– А далеко нам топать, капитан? – раздался несколько неуверенный и довольно тихий голос.
– За неделю, если дороги подсохнут, вполне можем управиться, – ответил капитан. – Это в предгорьях Карбомонов. Кстати, все снабжение за счет раджи. Часть добычи я надеюсь выторговать, ведь уже сейчас он с готовностью соглашается на это. Так что с сегодняшнего дня готовимся к походу и войне! Возобновим подготовку, а то многие из вас уже потеряли боевой вид. Густав Руж, Сарьет, Дуарте – прямо сегодня начинайте наводить порядок и приступайте к своим обязанностям. Хватит шляться по кабакам! Нас дело ждет, а времени мало. Жак, – обратился он к своему помощнику, – отбери пять человек, которые останутся на корабле. Остальным за дело, братья! Нам надо утяжелить нашу казну! Она у нас на этот раз не такая уж и полновесная.
Команда нестройно закричала в знак одобрения. Капитан скрылся в каюте, а матросы стали горячо обсуждать услышанное.
Учителя тоже совещались, восстанавливая заведенный раньше порядок овладения воинским мастерством. Повар суетился, видимо, он получил распоряжение готовить праздничный обед.
– Господи, Гардан! Неужто прошла неделя? Вроде вчера только капитан нам говорил про поход, а уже завтра мы отправляемся. А мне еще и пушкой заниматься. Нас с Густавом главными пушкарями сделали, боязно-то как.
– А чего бояться? Пали себе издалека, это не то совсем, что нам приходится делать.
– А вдруг промажу с первого раза? Что тогда?
– Получишь по шее, и заряжай снова – вот и все. Да ты не волнуйся. Ты же стрелял всю неделю отменно. Даже иногда Густава перестреливал.
Пьер тяжко вздохнул и уставился на закат, багровевший на горизонте. Море тихо плескалось о борт судна, сумерки почти тут же перешли в ночь, и яркие звезды стали загадочно подмигивать, проглядывая между туч.
Еще не взошло солнце, а матросы уже спускались в шлюпки, укладывали оружие, припас, пушки и разную амуницию, без которой нельзя обойтись на марше. Толпа туземцев усердно помогала им. Бичи надсмотрщиков резко прорезали тишину утра, на берегу росла груда скарба, необходимого для небольшого отряда.
Всего двадцать человек с мушкетами, шпагами и копьями составляли ударную силу войска раджи, которая, по его мнению, должна была решить в его пользу борьбу за престол княжества.
1 2 3 4 5 6 7