— Ну слава тебе… С утра, думал, подохну. Да мои еще наехали: где да как, что за дела? А мне без них плохо, и так над тазиком с пяти утра. Выворачивает, сил нет. И ладно бы рыгал по-человечески, а то желчь одна прет, – жаловался на судьбу Эдик, открывая бутылку. – Возьми, Кость, там, в шкафу, бокалы и в холодильнике – пепси – запить.
Выпили.
— Хорошо, – удовлетворенно сказал Эдик. – И что у меня за натура такая? Пить могу литрами, и голова не болит по утрам. А вот рвет, невозможно. Стакан залудишь – как на свет по новой народишься. Мать говорит – синдром похмелья только у алкашей. Значит, мы с тобой «синяки»?
— Тебе не без разницы?
— Ну ты сказал, без разницы? А блевотня поутру? Как петух, в натуре. Тот на рассвете кукарекает, а я блюю.
— Ты прошедшую ночь хорошо помнишь? – спросил Костя.
— Да вроде, а что?
Друзья выпили еще по сто граммов.
— У меня тут телефончик один, на, глянь.
Эдик посмотрел.
— Номер как номер, а вот с именем напряг – не могу понять.
— Вот и я не пойму. Мы вчера под конец к «Паше» вернулись. Так?
— Да. Бухнули нормально, потом девочки подвалили. Как всегда.
— И я так в компании и оставался?
— Ты? Дай вспомнить… нет, ты какую-то девицу углядел в толпе. Еще мне что-то про нее сказал. Но что конкретно? Не помню.
— А потом?
— Потом отвалил.
— К ней?
— Наверное. Дергались вы рядом, это я видел.
— А что за бабец? Из «бабочек»?
— Не-е, я ее раньше не видел, залетная, скорее всего, не постоянка. И потом, прикид у нее не того…
— Чего не того?
— Ну не как у всех. Старомодный, что ли? Меня Верка оседлала. Я с ней потом и ушел.
— А я остался?
— Вот это не помню.
Эдик задумался.
— Нет, ты, наверное, тоже свалил. Точно. С Веркой моей Груша была, все тебя хотела. Я ходил искать, но в толпе не нашел. У бара тоже не было. И девицы, кстати, я не заметил. Выходит – свалили вы.
— Свалили. А куда?
— Да чего ты голову ломаешь? Очухался-то где?
— Дома. Мать говорила – около трех пришел, в дымину.
— Тогда, скорее всего, врубил автопилот и до хаты. Да ты по номеру звякни. И узнаешь, что к чему.
— Правильно.
Эдик передал трубку. Костя набрал номер.
Ответили сразу. Мужской, явно нетрезвый, хриплый голос:
— Да!
— Здравствуйте, извините, вы не могли бы Лиду пригласить?
— Чего? Какую тебе Лиду? Набирай номер правильно. Нет здесь такой.
Связь отключилась.
— Вот черт. Нет там никакой Лиды.
— Ну Люсю спроси.
Костя вновь набрал номер.
— Да! – все тот же хриплый голос.
— А Люсю можно?
— Это опять ты? А не пошел бы ты, парень?
— Подождите, не бросайте трубку, у вас номер такой? – Костя продиктовал цифры.
— Такой, и чего?
— Понимаете, я неразборчиво записал имя. С вами проживает девушка?
— Ленка-то? Дочь! Это она тебе номер дала?
— Не придумал же я его?
— Тогда нет ее.
— А когда будет? Или где мне найти ее?
— А чего ты к ней имеешь?
— Да ничего, просто познакомились, хотел еще раз встретиться.
— На работе она. Если невмоготу, ступай в кардиологию, третье отделение. Все. Больше не звони. У нее смена до утра.
— Спасибо.
Но хриплый абонент не слышал слов благодарности, опустив трубку на аппарат.
— Значит, Лена, – подвел итог Костя.
— Чего-то я не возьму в толк, с чего это ты заинтересовался какой-то Леной? Там Груша, а ты непонятно кем интересуешься.
— Ладно, Эдя, проехали. Давай по третьей, у меня дела.
Выпили и по третьей, последней. Эдик спросил:
— Когда встретимся?
— Будь дома. Я зайду или позвоню.
— Ладно. Тридцатку не дашь? Мои все выгребли.
Костя дал ему три десятирублевки и вышел.
Он поймал такси, отправился в областной кардиологический центр.
Время было раннее, центральный вход закрыт. Попасть внутрь больницы можно лишь через приемный покой.
Встретила его пожилая женщина.
— Что вы хотели, молодой человек? Вам нужна помощь?
— Нет. Понимаете, тут такое дело, мне необходимо увидеть одну девушку.
— Понимаю. Но посещение больных в Центре строго регламентировано. С распорядком можете ознакомиться на выходе.
— Она не больна. Работает здесь.
— Тогда тем более. Человек на смене, у нее дела. Закончит работу, и увидитесь.
— Да не могу я ждать. Здесь такое дело, – пошел на хитрость Костя, – я вчера подвозил вашу сотрудницу. По пути рассказала, что работает здесь. Выходя из машины, она выронила кошелек, в нем триста рублей. Я решил вернуть деньги, а времени в обрез, мне необходимо на несколько дней уехать из города.
— Да? – Женщина недоверчиво посмотрела поверх очков. – Это другое дело. Триста рублей для нас не шутка. Как фамилия девушки?
— Ну, так близко мы не знакомились. Знаю, что зовут Леной, работает в третьем отделении.
— В третьем? Что-то не припоминаю, наверное недавно у нас. Молоденькая?
— Моего возраста примерно.
— Хорошо, подождите здесь, постараюсь найти вашу Лену.
Когда за женщиной закрылась дверь, Костя отчего-то почувствовал себя неловко. И это было что-то новое.
Ждать пришлось недолго.
Скоро дверь отворилась, в приемную комнату вышла симпатичная девушка в строгом медицинском костюме.
«Она», – узнал Костя. Память сработала на раздражитель, и кое-что он вспомнил. Вспомнил, как именно ее пригласил танцевать, предлагал составить компанию.
— Ты? – очень удивилась девушка.
— Я.
— Вот уж кого не ожидала больше встретить.
— Тем не менее.
— Что тебя привело ко мне? Мы же, по-моему, расстались, о встрече не договариваясь? И как ты нашел меня? Хотя, понятно, воспользовался номером, который я опрометчиво дала. О чем вскоре пожалела. Отчим тоже хорош – объяснил где найти, ведь просила же никому не говорить!
— Лен, давай выйдем на улицу, неудобно как-то здесь…
— Зачем?
— Поговорим.
— О чем?
— Ну что ты в самом деле? Пойдем. Не съем же я тебя?
Девушка на секунду задумалась.
— Хорошо! Но только на несколько минут, я очень занята.
— Больше и не потребуется.
Они вышли, присели на лавочку.
— Лен! Не люблю я кружить вокруг да около. Поэтому спрошу прямо, что тогда, на дискотеке, или после нее было? Как встретил тебя – помню, дальше – темный лес.
— Ну и оставался бы в лесу. Зачем тебе знать, что вчера было?
— Не знаю, как тебе объяснить, но чувствую я себя как-то дискомфортно. Сразу, как проснулся, вспомнил о тебе. Почему? Не знаю. Что-то вот осталось, наверное, в подсознании, какое-то приятное воспоминание. Поэтому и спрашиваю.
— А ничего не было. Ты был пьян на порядок сильнее, чем сейчас, но сначала вел себя прилично. Тогда я, дура, тебе и телефон дала. Знала бы, что будет дальше, получил бы ты от ворот поворот. Потом распинаться начал, какой ты крутой, при деньгах, две сотни совал мне. Предлагал переспать. Я от тебя, ты за мной, только на улице и отвязалась. Вот что было. Ничего сверхъестественного, правда? Ну ладно, получил ответ? Тогда прощай. Домой не звони, пожалуйста, и не ищи встреч. Нет у меня времени и желания встречаться с тобой. Пока.
Девушка встала и направилась к больничному корпусу.
— Лен! Да подожди ты. Я, может, извиниться хочу. Лен?
Лена на ходу обернулась:
— Ни к чему это. Никому твои извинения не нужны. Ни мне, ни тебе.
Она вошла в приемный покой, оставив Костю одного перед дверью.
Тот в сердцах ударил по ней ногой.
Смотри какая! Корчит недотрогу. Он еще перед ней стелется. Плебейка! Ругаясь про себя, Константин вышел за ограду больничного комплекса.
На душе стало муторно. Он огляделся, ища глазами «рюмочную», но подобных заведений здесь, видимо, не было. Поймал такси.
— В центр.
— Куда именно? Центр большой.
— К Кремлю.
— Полтинник готовь?
— Поехали.
Выйдя у кремлевского парка, Костя зашел в забегаловку, где его хорошо знали. Бармен – бывший одноклассник Денис – приветливо махнул рукой, приглашая к стойке.
— Проблемы, Кость?
— С чего ты взял?
— Видок у тебя… не того.
— Перебрал вчера.
— Чем лечиться будем? Водочку, бормотушку или, может, пивком оттянешься?
— Водки. Двести.
Видя, что бывший одноклассник не в духе, Денис не стал продолжать разговор. К тому же зашли посетители. Костя попросил еще столько же водки и сел за столик. Спиртное ударило в голову, но настроения не подняло.
Перед глазами стояла Лена.
Как она с ним разговаривала? С каким-то превосходством, даже пренебрежением. Странно, но Костя чувствовал себя виноватым. Но следует признать – девка-то молодец. Знает себе цену. И симпатичная. Никакой косметики, маникюра, наращенных ногтей в отличие от размалеванных подруг, с которыми он общался с тех пор, как познал женщину. Он-то и мужчиной стал со шлюхой. А эта? Эта – другое дело.
Но почему она так задела его, почему остается в мыслях? Ведь разобрались же. Она его презирает, это факт. Почему засела в сердце? А может, потому и засела и мучает его, что не такая, как все?
Костя допил водку. И почувствовал, что хватил лишку.
Предметы бара стали расплываться, Денис за стойкой раздвоился, потянуло в сон.
— Денис! – заплетающимся языком позвал Костя.
Тот подошел.
— Чего-то меня, Дэн, развезло, вызови тачку, отправь домой.
— Рассчитаешься сейчас или записать?
— А? Совсем чердак едет, конечно, сейчас.
Он достал сотенную.
— Вызови такси.
— Тебя грузчик наш отвезет, у него «шаха» здесь. Пошли во двор.
Качаясь на одеревеневших ногах, Костя вышел во двор, рухнул на заднее сиденье, и через полчаса водитель передал тело домработнице.
Разбудила его, лежащего одетым на софе в зале, мать, вернувшаяся из университета.
— Ты что же делаешь? Мне про природу заливал, а сам? Нажрался, как последняя скотина, да еще с утра. Смотреть на тебя противно.
— Мам, отстань, и так плохо.
— Нет, а ты что хотел? И учти, никакой похмелки я тебе не дам и никуда из дома не выпущу. Раздевайся, прими душ и в постель.
Раздался телефонный звонок. Анна Сергеевна подняла трубку:
— Алло!.. Эдик?.. Дома. Нет, Эдя, он не может выйти, не в состоянии… вот именно… так что вы сегодня без него… Хорошо, хорошо. До свидания.
В любой другой ситуации Костя ни за что не позволил бы матери решать за него – идти ли ему к друзьям или нет. Просто снял бы трубку параллельного телефона. Но сегодня ему было не до Эдика, и он равнодушно воспринял ответ матери. Сейчас ему самому не хотелось никуда идти. Не хотелось ни веселья, ни водки. Единственное, что он сделал бы с удовольствием, так это просто поговорил бы с Леной, но это было невозможно. А посему Костя подчинился матери, ушел в свою комнату и лег в постель.
Анна Сергеевна удивилась спокойному послушанию сына. Она готова была к скандалу, к оскорблениям, к тому, что сын все равно поступит по-своему и уйдет. Но тот поступил иначе, Костя послушался ее, и это обстоятельство вселило в Анну Сергеевну беспокойство. Она вскоре подошла к постели, присела.
— Что-нибудь случилось, Костя?
— Ничего.
— Не надо лгать матери.
— Я говорю правду.
— Но такого никогда не было. Чтобы ты послушал меня с первого слова.
— Все тебе не так. Иди встречай отчима, я хочу побыть один.
— Ты не заболел?
— Я всегда болею, когда перепью.
В полном недоумении Анна Сергеевна вышла из комнаты.
Пришел с работы Григорий Максимович. Супруга поспешила к нему с новостью о поведении Кости.
— Натворил, наверное, опять чего-нибудь, вот и прячется. Я, кстати, с нашим участковым встретился сегодня. Приходил в мэрию специально ко мне. Каково?
— Зачем?
— С просьбой, чтобы приструнили сыночка. Тюрьма по нему плачет, если не прекратит пьяные выходки.
— Какие выходки, Гриша?
— А ты загляни на досуге в милицию. Там тебе расскажут. Этот участковый, видишь ли, только из уважения ко мне и тебе отмазывает, как он выразился, нашего засранца. То Костик морду в кабаке кому-то разобьет, то на стене напишет похабщину, то телефонную будку опрокинет. Там у участкового много чего. И Костик всегда мной прикрывается – таскает с собой мою визитку. Ты понимаешь, как он меня подставляет?
— Но, Гриша, почему об этом я узнаю только сегодня?
— А ты думаешь, когда я узнал? Вчера? После сегодняшнего визита капитана и узнал. Это хорошо, что Костик дома, я сейчас проведу с ним беседу.
— Не сегодня, Гриша. Придет в нормальное состояние, тогда вместе и поговорим.
— Ты лелеешь надежду, что Константин когда-нибудь вернется в нормальное состояние?
— Гриш! Давай прекратим этот разговор. Я знаю, что говорю. – Когда было надо, Анна Сергеевна могла быть непреклонной и властной.

* * *
Сегодня вместо обычного совещания в части был назначен товарищеский суд чести младших офицеров. Рассматривалось дело старшего лейтенанта Доронина Александра Владимировича, которое состояло из нескольких пунктов, но доминирующим было обвинение в превышении командиром роты своих полномочий. Ну, конечно, до кучи, и употребление спиртных напитков в служебное время, как будто у офицера есть какое-то другое время, и отказ заступить в наряд. И еще много чего, вытащенное на свет божий из объемной записной книжки бдительного заместителя командира части по воспитательной работе – майора Куделина.
И кому какое дело, что выпил Доронин, встретив своего однокурсника на сборах, и всего сто граммов? Было? Было. И то, что отказался заступить в наряд вместо «скосившего» под больного сынка начальника штаба округа? Опять-таки. Было? Было.
А превышение власти? В чем? В том, что въехал в челюсть одному подчиненному, распоясавшемуся сержанту? Сержанту, который заставлял молодых солдат закапывать на двухметровую глубину случайно брошенный мимо урны окурок? Конечно, юридически он не имел права трогать сержанта Шульгина. Но этот тип являл собой образец мерзости и цинизма. С каким-то садистским упоением он унижал тех, кто был моложе по срокам службы и слабее его.
И разве Доронин не пытался по-хорошему урезонить сержанта? Не проводил беседы? Не наказывал дисциплинарно? Но куда там? Шульгин только нагло смотрел в глаза – говори, мол, говори, золотая рыбка, ничего ты мне сделать не сможешь. И разве не подавал Доронин рапорт о проступках сержанта вышестоящему командованию? Подавал. А результат? Нулевой. Воспитывай, ты на то и поставлен. Вот и провел Доронин воспитательную работу. Один удар – и Шульгин тут же обнаружил, что он на самом деле представляет.
1 2 3 4 5