Маккензи, размахивая непонятным ему оружием и, будто флагом, синей одеждой, прокричал, пересиливая ветер: «Вперед, ребята! Они в нокауте! Вперед!»
Только одна пуля провизжала у его уха. И все. Вражеские солдаты — пешие и конные — словно вросли в землю. В чудовищной неестественной тишине Маккензи не понимал, слышит ли он рев прибоя, или так бурлит в венах кровь. Затем раздался рожок. Музыканты повели мелодию, ударили барабаны. Линии пехоты «Бродяг» двинулись к нему. К пехотинцам присоединилась кавалерия. Маккензи спрыгнул в песок и сел рядом со Спейером в полковую машину.
— Едем назад, — сказал он. — Бой закончен.

— Заткнись, — сказал Том Даниэлис.
Философ Вудворт смотрел на него в немом изумлении. Туман серым покрывалом укутал скрывшуюся в лесу бригаду; только звук шагов и колес выдавал присутствие людей. Шел дождь, одежда намокла и тяжело давила на плечи.
— Сэр… — запротестовал майор Лескарбо. Глаза на его изможденном лице широко раскрылись.
— Как я смею требовать от высокопоставленного Эспера помолчать о вещах, в которых он ничего не понимает? — зло процедил Даниэлис. — Что ж, давно пора кому-нибудь это сделать!
Вудворт пришел в себя.
— Я только сказал, сын мой, что мы должны сосредоточить наших посвященных, чтобы ударить по центру армии Бродского. Что здесь неверно?
Даниэлис сжал кулаки.
— Ничего. Кроме того, что это навлечет на нас еще большую катастрофу, чем та, которую вы нам устроили.
— Частная неудача, — возразил Лескарбо. — Они разгромили нас на западе, зато мы потеснили их фланг здесь, у залива.
— И в результате мы разрезаны надвое, — ответил Даниэлис. — С тех пор Эсперов мы не видели. Теперь повстанцы знают, что Эсперам нужны грузовики для перевозки их оружия и что они могут гибнуть не хуже прочих. Артиллерия бьет по их позициям, отряды партизан нападают на них и тут же скрываются в лесу; наконец, можно просто обходить пункты, где есть Эсперы. Так у нас не хватит посвященных!
— Вот почему я и предлагаю сосредоточить их в одну группу, способную противостоять врагу, — сказал Вудворт.

«Да, эти пираты захватили конвой с продовольствием. Поскольку все радиопередачи глушились, нельзя было послать сигнал помощи. Они выбросили продукты за борт и погрузили на суда отряды кланов. Предатель или шпион передал им опознавательный сигнал. Теперь город открыт, и Лаура там одна без меня».
— Мы идем! — закричал Даниэлис. Бригада с громом двигалась за ним. Их натиск с яростью безнадежности разметал противника. Но Даниэлис уже не знал об этом. Граната попала ему в грудь.

На юге и на востоке бой еще продолжался. Взбираясь верхом по крутым улицам, Маккензи видел окутывавший эти районы дым и обломки, еще недавно бывшие домами. Но в целом город уцелел. Белые стены, крыши, шпили церквей в переплетении улиц — Сан-Франциско остался таким, каким Маккензи помнил его с детства. Залив сверкал своим обычным великолепием.
Но у него не было времени любоваться красотами или даже думать о том, где могла находиться Лаура. Атака на Твин-Пикс должна быть стремительной, потому что штаб-квартира Эсперов, конечно, будет защищаться. По улице с другой стороны этого великолепного холма Спейер вел остальную часть «Бродяг». А на вершине, на якобы священной земле стояли два похожих на фонтаны высоких здания, куда вход был запрещен для всех, кроме посвященных Их возвели в свое время со сказочной быстротой, в течение нескольких недель.
— Трубач, сигнал атаки. Живо!
Звуки взвились к небу и упали. Пот заливал лицо Маккензи. Если его убьют, то после всего пережитого это не так уж важно, но полк, его полк…
Пламя пересекло улицу, тротуары вспучились, опали и превратились в оплавленные дымящиеся траншеи. Маккензи с трудом удержал коня.
— Артиллерия, открыть огонь!
Гаубицы и семидесятипятимиллиметровые орудия выстрелили залпом, снаряды с шумом ушли к цели и с грохотом разорвались на стенах.
Маккензи приготовил себя к пси-взрыву, но его не последовало. Когда дым первого залпа рассеялся, полк двинулся вперед, а орудия продолжали яростный обстрел, обнажая каркас и обрушивая облицовку.
И тут показалось нечто невиданное. В здании не было этажей или комнат. Оно скрывало в себе почти такой же высоты сверкающую колонну, похожую на артиллерийский снаряд невероятных размеров.
«Космический корабль, — понял Маккензи. — Да, разумеется, древние строили космические корабли, и мы намерены повторить это когда-нибудь. Но такое!..»
В обломках можно было различить несколько трупов в синих одеяниях. Немногие уцелевшие бежали к кораблю. Лучник пустил стрелу, она упала, не долетев до стабилизаторов ракеты, но Эсперы остановились и были взяты в плен. Маккензи вошел внутрь. Что-то, что не было человеческим существом, лежало в обломках, истекая кровью темно-фиолетового цвета. Когда люди узнают об этом, Ордену придет конец. Полковник не чувствовал радости. В Сент-Хелен он понял, какие стоящие люди эти верующие!
Впрочем, сейчас не время для размышлений. Второе здание стояло нетронутым; нужно помочь Спейеру. Но тут в мини-приемнике раздался его голос:
— Идите сюда, Джимбо. Заваруха окончена.
И на мачте небоскреба взвился флаг Тихоокеанских Штатов.
У входа караулили заметно нервничающие часовые. Маккензи спешился, и капрал проводил его через холл в комнату — фантазию из арок, цветов, мозаик и панно. Четверо оборванных пехотинцев держали под прицелом двух существ, которых допрашивал Спейер. Птичье лицо одного из них пряталось в ладонях о семи пальцах, рудиментарные крылья трепетали от рыданий.
«Так они способны плакать?» — изумленно подумал Маккензи и внезапно испытал желание обнять это существо и утешить.
Второе стояло, выпрямившись, в одеянии из металлической ткани. Топазовые глаза неотрывно смотрели в лицо Спейеру с высоты чуть более двух метров, а голос с приятным акцентом произносил по-английски:
— …звезда в пятидесяти световых годах отсюда. Она едва видна невооруженным глазом, но не в этом полушарии.
Майор — весь напряженное внимание — подался вперед, как будто собираясь клюнуть:
— Когда вы ждете подкрепления?
— Следующий корабль придет сюда примерно через столетие, на нем будет только персонал для смены. Мы изолированы пространством и временем. Только немногие могут работать здесь и строить мосты между разными типами сознания, преодолевать эту пропасть.
— Да, — сухо кивнул Спейер. — Лимит скорости света. Если, конечно, вы говорите правду.
Существо вздрогнуло.
— Нам ничего не остается, как говорить правду и молиться, что вы нас поймете и поможете. Реванш, завоевание, любая форма насилия немыслимы, когда стороны разделены таким пространством и временем. Наш труд творился в уме и в сердце. Даже сейчас еще не поздно. Самые важные факты еще можно скрыть. — О, послушайте меня, для блага ваших еще не родившихся поколений!
Спейер повернулся к Маккензи.
— Все в порядке? Их осталось в живых около двадцати — похоже, единственные на Земле. Вот этот — главный.
— Слушайте, слушайте, — продолжало существо. — Мы пришли к вам с любовью. Мы мечтали вести вас, помочь вам самим идти к миру. О да, мы тоже выгадывали: получали еще одну расу в космосе, которая со временем могла бы стать нашим братом. Но во Вселенной много разумных видов. Ради вашей же пользы старались мы направить ваше будущее.
— Не вы это выдумали — контролировать историю. На Земле и до вас многократно пытались вести «единственно верным путем». В последний раз эта идея привела к бомбе Дьявола. Так что спасибо.
— Но мы знаем точно! Великая Наука предсказывает с абсолютной уверенностью…
— Предсказывает это? — Спейер взмахом руки указал на затемненную комнату.
— Погрешности неизбежны. Нас слишком мало, чтобы следить за каждой деталью. Но разве вы не хотите положить конец войнам, всем вашим архаичным страданиям? Вот в чем мы предлагаем вам помощь.
— В итоге вам удалось развязать достаточно гнусную войну.
Существо заломило пальцы.
— Это была ошибка. Но план остается верным и только он приведет ваш народ к миру. Я, путешествующий между солнцами, готов упасть к вашим ногам и умолять вас…
— Стойте спокойно, — Спейер слегка отодвинулся. — Если бы вы выступили открыто, как честные люди, вы нашли бы себе слушателей. Может и немало. Но, оказывается, ваше доброжелательство должно быть скрытным. Вы знаете, что хорошо для нас. А нас никто не спрашивает. Боже милосердный, в жизни не слышал ничего более самонадеянного!
Существо воздело руки:
— Неужели вы всегда говорите детям правду?
— Если они для нее готовы.
— Ваша детская культура пока не готова знать о таких вещах.
— Кто уполномочил вас считать нас детьми?
— А вы откуда знаете, что вы — взрослый?
— Берясь за взрослую работу и делая ее. Конечно, мы, земляне, совершили немало страшных ошибок. Но они наши собственные. Мы учились на них. Вы же со своей паршивой психонаукой пытаетесь определить рамки для человеческого ума и затолкать его туда. Хотите воссоздать у нас централизованное государство, да? А вы не думали, что феодализм может больше устраивать человека? Место в мире, которое можно назвать своим и быть его частью, община со своими традициями и честью, возможность для личности принимать решения, которые что-то значат, оплот свободы против сильного центра, которому вечно нужно все больше и больше власти, тысяча различных образов жизни… Мы строили на Земле сверхдержавы, и они всегда рассыпались. Я думаю, сама идея централизма ложна. И вдруг на этот раз нам удастся что-то лучшее. Почему бы не попробовать мир маленьких государств: слишком укорененных на территории, чтобы рассыпаться, слишком маленьких, чтобы угрожать. Постепенно они поднимутся выше мелкой зависти и сохранят свое лицо. Тысяча разных подходов к нашим проблемам. Тогда, может быть, мы и решим некоторые из них…
— Вам никогда это не удастся, — ответило существо. — Вы будете повторять цикл вражды.
— Я думаю иначе. Но кто бы ни был прав — а Вселенная слишком велика для таких предсказаний, — здесь на Земле мы сможем сделать свободный выбор. Уж лучше смерть, чем… приручение. Люди узнают о вас, как только судья Бродский будет восстановлен на своем посту. Не раньше. Наш полк услышит об этом сегодня, город завтра — для того, чтобы никому не пришла в голову идея вновь спрятать правду. К тому времени, когда прилетит ваш следующий корабль, мы будем готовы — на собственный манер, каким бы он ни был.
Существо накинуло капюшон на голову. Спейер повернулся к Маккензи.
— Хотите что-нибудь сказать, Джимбо?
— Нет, — проворчал Маккензи. — Не знаю, что еще добавить. Давайте организуем здесь командный пункт, хотя, полагаю, войне скоро конец.
— Да. Вражеские войска капитулируют повсюду. Им больше не за что сражаться.

На улице было тихо — город все еще не вернулся к нормальной жизни. Служанка провела Маккензи во внутренний дворик и удалилась. Он подошел к Лауре, сидевшей на скамье под ивой. Она увидела его, но не поднялась; ее рука лежала на спинке колыбели. Маккензи остановился, не зная, что сказать. Как она похудела!
Наконец она промолвила — так тихо, что он едва расслышал:
— Том умер.
— О нет! — У него потемнело в глазах.
— Я узнала об этом позавчера, когда ко мне пришли несколько его людей. Он был убит у Сан-Бруно.
Маккензи не осмелился бы сесть с ней рядом, но ноги не держали его, и он опустился на затейливо уложенные плиты дворика, не в силах поднять глаза.
Ее голос звучал безучастно:
— Так стоило оно того? Я говорю не только о Томе, но и о многих других, убитых из-за какой-то политики.
— Много больше стояло на карте.
— Да, я слышала по радио. И все же цена слишком высока. Я пыталась понять, но не могу.
У него не было сил защищаться.
— Может, ты и права, утенок.
— Я не себя жалею. У меня есть Джимми. Но Том не увидел так много…
Маккензи внезапно понял, что здесь с ними ребенок и ему следует взять своего внука и подумать о будущей жизни. Но он был слишком опустошен.
— Том хотел, чтобы его назвали в твою честь.
«А ты Лаура?» — подумал он и спросил вслух:
— Что ты намерена делать дальше?
— Придумаю что-нибудь.
— Вернемся в Накамура.
— Нет. Только не туда.
— Ты всегда любила горы. — Он заставил себя посмотреть ей в лицо. — Мы могли бы…
— Нет. — Она встретила его взгляд. — Джимми не вырастет солдатом.
Лаура чуть поколебалась.
— Я уверена, что кто-нибудь из Эсперов продолжит их дело на новой основе, но с теми же целями. Он должен верить во что-то отличное от того, что убило его отца. И сделать это сущим. Согласен?
Маккензи встал, преодолевая вращение Земли.
— Не знаю. Никогда не был мыслителем. Можно мне взглянуть на него?
— Отец…
Он нагнулся над колыбелью и посмотрел на маленького спящего человека.
— Если ты снова выйдешь замуж и родишь девочку, ты назовешь ее в честь матери?
Лаура уронила голову и стиснула кисти рук.
— Я должен идти, — быстро сказал Маккензи. — Если позволишь, навещу тебя на днях.
Лаура обняла его и заплакала. Он гладил ее волосы и утешал, как делал это, когда она была маленькой.
— Ведь ты хочешь вернуться в горы? Там твоя страна, твой народ, ты им принадлежишь!
— Ты знаешь, как сильно я этого хочу.
— Так почему же…
Его дочь выпрямилась.
— Не могу, — сказала она. — Твоя война кончилась. Моя только начинается.
Эту волю воспитал он сам. Поэтому Маккензи только тихо произнес:
— Надеюсь, ты ее выиграешь.
— Может быть. Через тысячу лет.
Когда он ушел, стояла непроглядно темная ночь. В городе не было света, зато над крышами сияли звезды.
1 2 3 4 5 6 7 8