eurolux
– воскликнула Элис. – Где ваша романтика?
– Ничего особенно романтичного здесь не вижу, – буркнул я, отметив, с каким нажимом она произнесла слово «романтика».
Нашу беседу прервала официантка, просившая войти в помещение, так как начинался град. Я ответил, что нам и здесь уютно. Стометровая колокольня казалась мне надежным естественным громоотводом. Большая группа молодых американцев за соседним столиком нашего спокойствия не разделяла. По первой же просьбе они быстренько поднялись и потопали внутрь.
– И этот народ дал нам Рэмбо, – к моей искренней радости, проронила Элис.
Мне хотелось спросить ее о той книжке в рюкзаке. Поразмыслив, я решил, что лучше сразу дать ей знать о моем отношении к сценарию «поглядим, мальчик мой, улучшат ли твое поведение шесть горячих», но опасался показаться слишком прямолинейным и недалеким. Поэтому мне надо было вызвать на откровенность ее. Например, невзначай бросить: «Да, моя госпожа» – и посмотреть, как она отреагирует. Проявлять непримиримость к садомазохизму тоже не нужно, чтобы она не подумала, будто я считаю ее ненормальной.
Джерард, наверное, подошел бы к делу иначе. Для него секс означает близость, нежность и ощущение любви. И, что еще важнее, возможность быть самим собой. Любые ролевые игры приводят его в крайнее замешательство. Он бы ни в какую не согласился разыгрывать сцену между жестокой госпожой-всадницей и непокорным конюхом. Это лишь напомнило бы ему, что у него аллергия на лошадей.
– Элис, – заговорил я, вздрогнув, когда крупная градина проскочила сквозь навес прямо мне за шиворот, – надеюсь, тебя не рассердит то, что я сейчас скажу, но сегодня, когда ты попросила меня достать из рюкзака твое белье…
– Ты почувствовал странное возбуждение? – округлив свои колдовские зеленые глаза, перебила Элис.
– Возможно, – продолжал я, – но, главное, я нашел в твоем рюкзаке очень интересную книгу.
– Вот как? – Элис резко выпрямилась, и лицо ее посуровело.
– Я только подумал, не увлекаешься ли ты такими вещами? Ну, ты понимаешь…
– И что же? – надменно проронила она, глядя на меня сверху вниз.
– Наверное, увлекаешься, и хорошо. Понимаешь, я и сам… Эти сцены…
О каких сценах я говорил, сам не знаю. Почему соврал, что увлекаюсь неизвестно чем, – тоже. Звучало это так, будто почти все свое свободное время я радостно сижу в клетке под замком, страдающая бешенством матки домохозяйка из Чингфорда кормит меня сушеными каракатицами, а я подобострастно киваю и лепечу: «Спасибо, спасибо». Хотя нет, я знаю, почему я так сказал. Меня подтолкнуло то, что я просто не могу смириться, если чего-нибудь не знаю. То же самое происходило, когда я читал Лидии лекцию о курганах Стоунхенджа, а мой дядя Дэйв рвался учить Лоуренса Оливье основам актерского мастерства. Если Элис много знала о садомазохизме, внутренний голос ревниво шептал мне, что я должен знать еще больше. Даже сдавшись, мне все равно надо быть на высоте…
Официантка опять стала упрашивать нас зайти под крышу. Я взглянул в лицо Элис, но никаких признаков радости по поводу своих признаний не обнаружил. Мы вошли в зал, нашли столик у окна, чтобы видеть канал. Град обрушивался на тротуар, будто никакого навеса над ним не было и в помине; тяжелые ледяные горошины отскакивали от столика, за которым только что сидели мы. Принеся нам пасту, официантка показала рукой на окно и засмеялась, будто хотела сказать: «Вот видите».
– Что тебе нравится? – спросил я у Элис, надеясь, что никаких дополнительных приспособлений ей не потребуется.
– Что всем, – отрезала она и опять выставила кончик языка между зубами, отчего у меня по спине пробежала дрожь.
И закурила, не обращая никакого внимания на еду.
– Как в книжке? – уточнил я. Насколько я помнил по расказам Лидии, Жюстина, героиня романа де Сада, до конца повествования дожила.
– Разве не ты должен мне сказать?
Град со всей силы лупил по столикам, гром, казалось, гремел прямо над нами. Две официантки зачарованно смотрели в темноту за окном. Должно быть, видеть такое им доводилось нечасто.
Элис глубоко затянулась сигаретой, похожая на героиню французского Сопротивления, но только не настоящую, грубую и простую, отчаянно смелую, наводившую ужас на оккупантов, а киношную, голливудскую. Не забыть написать что-нибудь на эту тему, когда разберусь с Эмили.
Обалдев от ее красоты и от бури, я не сразу понял, что она имела в виду.
– А ты сам не скажешь?
– Ладно. А ты кто?
– Как?
– Ведущая или ведомая? Госпожа или рабыня?
Оставалось только надеяться, что подобная дерзость сойдет мне с рук.
– Не госпожа, – тихо ответила она.
Значит, мне не придется лаять по-собачьи, визжать, как свинья, и издавать другие неестественные для человеческого существа звуки.
– А ты?
– О, я – да, – заявил я с такой готовностью, будто убеждал чиновника паспортного контроля, что паспорт у меня есть.
– Значит, у нас есть кое-что общее.
Посмотрев мне прямо в глаза, она ущипнула меня за руку. Я ответил тем же, но сильнее. Она охнула, заерзала, но руку не убрала, а только прошептала:
– Надеюсь, ты заставишь меня очень пожалеть, что приехала сюда с тобой.
– Об этом не беспокойся, – сказал я, ущипнув ее еще раз. – Сиди здесь.
И встал, чтобы пойти в туалет.
По моему мнению, властные самцы должны изъясняться именно так.
Возвращаясь обратно, я заметил в нише телефон-автомат. Меня слегка тревожило, как там Джерард, и я решил набрать наш домашний номер, чтобы только услышать голос и сразу повесить трубку.
– Prego , – сказал в трубке голос Джерарда. Значит, совершенствуется в итальянском. Меня охватило смешанное со злорадством облегчение.
– Джерард, привет, это я, Гарри.
Да, я собирался повесить трубку, но передумал.
– Si? – сказал Джерард.
– Я звоню проверить, как ты там.
На таком уровне Джерард явно не владел итальянским, ибо ответил на родном языке.
– Нормально, – весело сказал он. – А что мне сделается?
Даже если Джерард искренне радовался, в голосе его звучала мировая скорбь.
– Все нормально. Даже очень хорошо. Эта история с Элис привела меня в порядок. Сплю как младенец.
Я беззвучно захихикал.
– А с Элис не встречаешься?
– Нет, – отозвался он все так же победоносно, явно провоцируя меня на расспросы.
– Так что, она тебя послала?
Я все же сумел задать вопрос, а не констатировать факт.
– Нет, перенесла встречу на следующую субботу.
Это мне понравилось уже меньше, но, может, она просто не хочет обижать его немедленным отказом?
– И куда вы пойдете?
– Желаешь знать подробности? Мало того что она хочет видеть меня, а не тебя? Давно по носу не щелкали?
До сего момента я был просто образцом сдержанности, честное слово!
– Так куда же вы идете?
– Я пригласил ее в «Бел Свами» и сказал, что она может не заказывать шведский стол, если не захочет.
После такого заявления мне стало… ну, скажем, во всех отношениях лучше, чем Джерарду.
– Желаю удачи, – сказал я, увы, не в силах сдержать безумного смеха.
– Попробуй только мне помешать! Это лучшее, что случалось со мною за много лет.
Джерард понимал, что при необходимости я тоже могу нарисоваться в субботу вечером в «Бел Свами»: «Ух ты, какая встреча, ничего, если мы к вам присоединимся – я и наша дружная футбольная команда?»
– Здорово.
Теперь голос у меня был, будто у десятилетнего школьника, который видит, что учитель вот-вот наступит в собачью кучку.
– А ты сегодня вечером что делаешь? – с подозрением спросил Джерард.
Гордость и самообладание подсказывали мне, что шутить больше нельзя. Как друг, как порядочный человек, я обязан открыть ему глаза на правду.
– Трахаюсь с Элис в Венеции, – скромно признался я, показывая аппарату букву V.
– Ха – пошел ты – ха!
– Спокойной ночи, – сказал я и повесил трубку. Тот парень, что жил в нашей квартире раньше, был помешан на технике. Он оставил нам на память телефонный аппарат с кнопкой определителя номера – причем любого номера в любой точке земного шара. Я знал, Джерард не удержится от искушения нажать ее, и улыбнулся, представив себе, как он листает телефонный справочник и с ужасом находит в нем код Венеции.
– Заставляешь ждать себя? – спросила Элис, когда я вернулся за столик с довольным лицом папаши, только что видевшего, как несимпатичный ему приятель дочери угодил под автобус.
Мне хотелось поцеловать ее, сказать, что люблю, что буду любить вечно – по крайней мере, ближайшие лет десять, – но, чтобы раззадорить ее, я решил до конца вечера вести себя властно и грубо.
– Что ты со мной сделаешь, когда приведешь обратно в номер?
– Не скажу. Придется тебе самой подумать, – усмехнулся я, сжав ее руку и втайне жалея, что не сообразил заглянуть в книжку. Хоть понятие имел бы, как управляться с розгами бездарному любителю.
К нашему столику подошла официантка. Я думал – чтобы забрать тарелки, но надежды мои, как выяснилось, были беспочвенны и напрасны.
– Элис МакНейс? – с хорошим английским произношением спросила она.
– Да, – откликнулась Элис удивленно.
– Вас просят к телефону.
– Не ходи, – сказал я.
– Интересно, кто бы это мог быть?
– Кто угодно. Абсолютно кто угодно.
Элис удивленно выпятила нижнюю губку.
– Как интересно.
И поднялась из-за стола.
– Я тебе запрещаю, – заявил я, решив сыграть на своем амплуа повелителя.
Как будто не услышав, она аккуратно задвинула стул и пошла к телефону.
– Ты очень плохая девочка! – с надеждой крикнул я вслед, здраво рассудив, что могу извлечь из этой игры некую выгоду.
Град за окном прекратился, но над каналом время от времени рокотал гром. О том, что Джерард, при всей своей несообразительности, может перезвонить сюда, я как-то не подумал.
Прошло полчаса. Я допил до дна свой бокал, затем остатки вина из кувшина, затем осушил бокал Элис и заказал еще кувшин. Мозг молчал, но для издерганных нервов и это было слишком громко. Когда мозг очнулся, то мысли приобрели форму газетных заголовков: «Мужчина лет тридцати найден задушенным в Большом канале», «Спасаясь от нападения своей подружки, английский турист совершает смертельный прыжок в канал», «Вскрытие подтверждает: смерть наступила от удушения». Меня поразила зловещая догадка: может, моя смерть на воде станет второй на совести Элис?
Из-за грозы и своей внутренней борьбы я не услышал, как вернулась Элис. Не иначе снова приплыла по воздуху.
– Он назвал меня подлой изменницей.
– Значит, не так уж сердится, – вяло заметил я. – Тебе было приятно? Тебе ведь нравится, когда тебя обзывают блудливой сукой, верно?
Памятуя, о чем мы говорили, я не знал, как действуют на нее оскорбления.
– Ни черта мне не приятно, – отрезала она. – Ты не сказал мне, что позвонил ему.
– Он был нездоров, и я хотел проверить, все ли у него в порядке.
– И поэтому разболтал, где ты и с кем?
– Упомянул вскользь.
– Как, по-твоему, он это воспринял – плохо?
– Сказал, что сожжет всю мою одежду и убьет меня, когда я вернусь, так что лучше, чем я предполагал.
Удобно дружить с Джерардом: даже когда его нет рядом, можно врать о нем, что в голову взбредет.
– Мне он сказал, что ты хвастался.
– Я не хвастался. Возможно, я торжествовал, но делал это сдержанно и пристойно.
– Еще он спросил, не хочу ли я слетать с ним в Венецию недели через две.
– И что?
– Я отказалась. Чем еще раз тратиться на билеты, я лучше здесь квартиру сниму. А тебе-то не все равно, что я ему ответила?
Это меня несколько отрезвило.
– Послушай, Элис, – начал я, глядя ей в глаза, как полицейский, объясняющий малолетнему правонарушителю, что за штука жизнь, – мне совсем не все равно. Ты очень, очень мне нравишься. Джерарду я позвонил, только чтобы понять, в порядке ли он, и вот не удержался, проговорился, что я с тобой. И все.
Она смущенно улыбнулась.
– Так что ты там собирался со мной делать, когда привезешь меня обратно в гостиницу?
Я еще раз подробно объяснил, что это мое личное дело, затем мы вышли на ночную улицу и побрели на площадь Св. Марка. В полночь, посреди площади, когда все нормальные люди прятались от грозы, я целовал ее при свете молний и думал, как странно стоять вот так, только вдвоем, на одной из самых посещаемых туристами площадей мира. Тут я вспомнил, что вести себя надо властно, и со всех сил стиснул Элис в объятиях.
В Лидо мы возвращались на вапоретто , стоя на корме под ливнем и раскатами грома.
– Ух ты, наверное, вот так же видел это Наполеон, – сказала Элис, глядя на цепочку огней вдоль берега Лидо.
– Какая банальная мысль, – ответил я, за что тут же получил по шее.
В номере передо мною встала проблема перехода к решительным садомазохистским действиям, что для новичка легче сказать, чем сделать. Почти все, кто сознательно вступает в сей тайный мир, оснащены полезными фантазиями на тему пыток и насилия, которые существенно помогают им при первых неумелых опытах. Я был просвещен куда меньше: пределом моих отроческих мечтаний была реклама эротического белья в глянцевых журналах. Разумеется, связывать девушек мне уже приходилось, теперь почему-то все они об этом просят, но, дабы произвести впечатление на Элис, по-моему, следовало зайти несколько дальше.
Мой мозг лихорадочно работал над этой задачей всю обратную дорогу. Сигаретные ожоги? Нет, не годится: такого я не смогу сделать, как бы меня ни умоляли. Электрический провод в качестве плети? Но это загубит на корню мои фантазии об избиении знаменитостей мужского пола.
Требовалось нечто выходящее за рамки моих предыдущих опытов и притом безопасное для моего психического и ее физического здоровья. Но, как выяснилось, она сама кое-что придумала.
Я набросился на нее, не успев закрыть дверь в номер, поскольку именно так, по моему разумению, подобало вести себя сексуальному хищнику, да к тому же мне просто этого хотелось. Мы упали на кровать, я тут же задрал ей юбку, не тратя времени на такие мелочи, как блузка; навалился на нее, она обвила меня ногами, и несколько минут мы страстно целовались. К моему приятному удивлению, под юбкой оказались не колготки, а те чулки, что я видел в рюкзаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Ничего особенно романтичного здесь не вижу, – буркнул я, отметив, с каким нажимом она произнесла слово «романтика».
Нашу беседу прервала официантка, просившая войти в помещение, так как начинался град. Я ответил, что нам и здесь уютно. Стометровая колокольня казалась мне надежным естественным громоотводом. Большая группа молодых американцев за соседним столиком нашего спокойствия не разделяла. По первой же просьбе они быстренько поднялись и потопали внутрь.
– И этот народ дал нам Рэмбо, – к моей искренней радости, проронила Элис.
Мне хотелось спросить ее о той книжке в рюкзаке. Поразмыслив, я решил, что лучше сразу дать ей знать о моем отношении к сценарию «поглядим, мальчик мой, улучшат ли твое поведение шесть горячих», но опасался показаться слишком прямолинейным и недалеким. Поэтому мне надо было вызвать на откровенность ее. Например, невзначай бросить: «Да, моя госпожа» – и посмотреть, как она отреагирует. Проявлять непримиримость к садомазохизму тоже не нужно, чтобы она не подумала, будто я считаю ее ненормальной.
Джерард, наверное, подошел бы к делу иначе. Для него секс означает близость, нежность и ощущение любви. И, что еще важнее, возможность быть самим собой. Любые ролевые игры приводят его в крайнее замешательство. Он бы ни в какую не согласился разыгрывать сцену между жестокой госпожой-всадницей и непокорным конюхом. Это лишь напомнило бы ему, что у него аллергия на лошадей.
– Элис, – заговорил я, вздрогнув, когда крупная градина проскочила сквозь навес прямо мне за шиворот, – надеюсь, тебя не рассердит то, что я сейчас скажу, но сегодня, когда ты попросила меня достать из рюкзака твое белье…
– Ты почувствовал странное возбуждение? – округлив свои колдовские зеленые глаза, перебила Элис.
– Возможно, – продолжал я, – но, главное, я нашел в твоем рюкзаке очень интересную книгу.
– Вот как? – Элис резко выпрямилась, и лицо ее посуровело.
– Я только подумал, не увлекаешься ли ты такими вещами? Ну, ты понимаешь…
– И что же? – надменно проронила она, глядя на меня сверху вниз.
– Наверное, увлекаешься, и хорошо. Понимаешь, я и сам… Эти сцены…
О каких сценах я говорил, сам не знаю. Почему соврал, что увлекаюсь неизвестно чем, – тоже. Звучало это так, будто почти все свое свободное время я радостно сижу в клетке под замком, страдающая бешенством матки домохозяйка из Чингфорда кормит меня сушеными каракатицами, а я подобострастно киваю и лепечу: «Спасибо, спасибо». Хотя нет, я знаю, почему я так сказал. Меня подтолкнуло то, что я просто не могу смириться, если чего-нибудь не знаю. То же самое происходило, когда я читал Лидии лекцию о курганах Стоунхенджа, а мой дядя Дэйв рвался учить Лоуренса Оливье основам актерского мастерства. Если Элис много знала о садомазохизме, внутренний голос ревниво шептал мне, что я должен знать еще больше. Даже сдавшись, мне все равно надо быть на высоте…
Официантка опять стала упрашивать нас зайти под крышу. Я взглянул в лицо Элис, но никаких признаков радости по поводу своих признаний не обнаружил. Мы вошли в зал, нашли столик у окна, чтобы видеть канал. Град обрушивался на тротуар, будто никакого навеса над ним не было и в помине; тяжелые ледяные горошины отскакивали от столика, за которым только что сидели мы. Принеся нам пасту, официантка показала рукой на окно и засмеялась, будто хотела сказать: «Вот видите».
– Что тебе нравится? – спросил я у Элис, надеясь, что никаких дополнительных приспособлений ей не потребуется.
– Что всем, – отрезала она и опять выставила кончик языка между зубами, отчего у меня по спине пробежала дрожь.
И закурила, не обращая никакого внимания на еду.
– Как в книжке? – уточнил я. Насколько я помнил по расказам Лидии, Жюстина, героиня романа де Сада, до конца повествования дожила.
– Разве не ты должен мне сказать?
Град со всей силы лупил по столикам, гром, казалось, гремел прямо над нами. Две официантки зачарованно смотрели в темноту за окном. Должно быть, видеть такое им доводилось нечасто.
Элис глубоко затянулась сигаретой, похожая на героиню французского Сопротивления, но только не настоящую, грубую и простую, отчаянно смелую, наводившую ужас на оккупантов, а киношную, голливудскую. Не забыть написать что-нибудь на эту тему, когда разберусь с Эмили.
Обалдев от ее красоты и от бури, я не сразу понял, что она имела в виду.
– А ты сам не скажешь?
– Ладно. А ты кто?
– Как?
– Ведущая или ведомая? Госпожа или рабыня?
Оставалось только надеяться, что подобная дерзость сойдет мне с рук.
– Не госпожа, – тихо ответила она.
Значит, мне не придется лаять по-собачьи, визжать, как свинья, и издавать другие неестественные для человеческого существа звуки.
– А ты?
– О, я – да, – заявил я с такой готовностью, будто убеждал чиновника паспортного контроля, что паспорт у меня есть.
– Значит, у нас есть кое-что общее.
Посмотрев мне прямо в глаза, она ущипнула меня за руку. Я ответил тем же, но сильнее. Она охнула, заерзала, но руку не убрала, а только прошептала:
– Надеюсь, ты заставишь меня очень пожалеть, что приехала сюда с тобой.
– Об этом не беспокойся, – сказал я, ущипнув ее еще раз. – Сиди здесь.
И встал, чтобы пойти в туалет.
По моему мнению, властные самцы должны изъясняться именно так.
Возвращаясь обратно, я заметил в нише телефон-автомат. Меня слегка тревожило, как там Джерард, и я решил набрать наш домашний номер, чтобы только услышать голос и сразу повесить трубку.
– Prego , – сказал в трубке голос Джерарда. Значит, совершенствуется в итальянском. Меня охватило смешанное со злорадством облегчение.
– Джерард, привет, это я, Гарри.
Да, я собирался повесить трубку, но передумал.
– Si? – сказал Джерард.
– Я звоню проверить, как ты там.
На таком уровне Джерард явно не владел итальянским, ибо ответил на родном языке.
– Нормально, – весело сказал он. – А что мне сделается?
Даже если Джерард искренне радовался, в голосе его звучала мировая скорбь.
– Все нормально. Даже очень хорошо. Эта история с Элис привела меня в порядок. Сплю как младенец.
Я беззвучно захихикал.
– А с Элис не встречаешься?
– Нет, – отозвался он все так же победоносно, явно провоцируя меня на расспросы.
– Так что, она тебя послала?
Я все же сумел задать вопрос, а не констатировать факт.
– Нет, перенесла встречу на следующую субботу.
Это мне понравилось уже меньше, но, может, она просто не хочет обижать его немедленным отказом?
– И куда вы пойдете?
– Желаешь знать подробности? Мало того что она хочет видеть меня, а не тебя? Давно по носу не щелкали?
До сего момента я был просто образцом сдержанности, честное слово!
– Так куда же вы идете?
– Я пригласил ее в «Бел Свами» и сказал, что она может не заказывать шведский стол, если не захочет.
После такого заявления мне стало… ну, скажем, во всех отношениях лучше, чем Джерарду.
– Желаю удачи, – сказал я, увы, не в силах сдержать безумного смеха.
– Попробуй только мне помешать! Это лучшее, что случалось со мною за много лет.
Джерард понимал, что при необходимости я тоже могу нарисоваться в субботу вечером в «Бел Свами»: «Ух ты, какая встреча, ничего, если мы к вам присоединимся – я и наша дружная футбольная команда?»
– Здорово.
Теперь голос у меня был, будто у десятилетнего школьника, который видит, что учитель вот-вот наступит в собачью кучку.
– А ты сегодня вечером что делаешь? – с подозрением спросил Джерард.
Гордость и самообладание подсказывали мне, что шутить больше нельзя. Как друг, как порядочный человек, я обязан открыть ему глаза на правду.
– Трахаюсь с Элис в Венеции, – скромно признался я, показывая аппарату букву V.
– Ха – пошел ты – ха!
– Спокойной ночи, – сказал я и повесил трубку. Тот парень, что жил в нашей квартире раньше, был помешан на технике. Он оставил нам на память телефонный аппарат с кнопкой определителя номера – причем любого номера в любой точке земного шара. Я знал, Джерард не удержится от искушения нажать ее, и улыбнулся, представив себе, как он листает телефонный справочник и с ужасом находит в нем код Венеции.
– Заставляешь ждать себя? – спросила Элис, когда я вернулся за столик с довольным лицом папаши, только что видевшего, как несимпатичный ему приятель дочери угодил под автобус.
Мне хотелось поцеловать ее, сказать, что люблю, что буду любить вечно – по крайней мере, ближайшие лет десять, – но, чтобы раззадорить ее, я решил до конца вечера вести себя властно и грубо.
– Что ты со мной сделаешь, когда приведешь обратно в номер?
– Не скажу. Придется тебе самой подумать, – усмехнулся я, сжав ее руку и втайне жалея, что не сообразил заглянуть в книжку. Хоть понятие имел бы, как управляться с розгами бездарному любителю.
К нашему столику подошла официантка. Я думал – чтобы забрать тарелки, но надежды мои, как выяснилось, были беспочвенны и напрасны.
– Элис МакНейс? – с хорошим английским произношением спросила она.
– Да, – откликнулась Элис удивленно.
– Вас просят к телефону.
– Не ходи, – сказал я.
– Интересно, кто бы это мог быть?
– Кто угодно. Абсолютно кто угодно.
Элис удивленно выпятила нижнюю губку.
– Как интересно.
И поднялась из-за стола.
– Я тебе запрещаю, – заявил я, решив сыграть на своем амплуа повелителя.
Как будто не услышав, она аккуратно задвинула стул и пошла к телефону.
– Ты очень плохая девочка! – с надеждой крикнул я вслед, здраво рассудив, что могу извлечь из этой игры некую выгоду.
Град за окном прекратился, но над каналом время от времени рокотал гром. О том, что Джерард, при всей своей несообразительности, может перезвонить сюда, я как-то не подумал.
Прошло полчаса. Я допил до дна свой бокал, затем остатки вина из кувшина, затем осушил бокал Элис и заказал еще кувшин. Мозг молчал, но для издерганных нервов и это было слишком громко. Когда мозг очнулся, то мысли приобрели форму газетных заголовков: «Мужчина лет тридцати найден задушенным в Большом канале», «Спасаясь от нападения своей подружки, английский турист совершает смертельный прыжок в канал», «Вскрытие подтверждает: смерть наступила от удушения». Меня поразила зловещая догадка: может, моя смерть на воде станет второй на совести Элис?
Из-за грозы и своей внутренней борьбы я не услышал, как вернулась Элис. Не иначе снова приплыла по воздуху.
– Он назвал меня подлой изменницей.
– Значит, не так уж сердится, – вяло заметил я. – Тебе было приятно? Тебе ведь нравится, когда тебя обзывают блудливой сукой, верно?
Памятуя, о чем мы говорили, я не знал, как действуют на нее оскорбления.
– Ни черта мне не приятно, – отрезала она. – Ты не сказал мне, что позвонил ему.
– Он был нездоров, и я хотел проверить, все ли у него в порядке.
– И поэтому разболтал, где ты и с кем?
– Упомянул вскользь.
– Как, по-твоему, он это воспринял – плохо?
– Сказал, что сожжет всю мою одежду и убьет меня, когда я вернусь, так что лучше, чем я предполагал.
Удобно дружить с Джерардом: даже когда его нет рядом, можно врать о нем, что в голову взбредет.
– Мне он сказал, что ты хвастался.
– Я не хвастался. Возможно, я торжествовал, но делал это сдержанно и пристойно.
– Еще он спросил, не хочу ли я слетать с ним в Венецию недели через две.
– И что?
– Я отказалась. Чем еще раз тратиться на билеты, я лучше здесь квартиру сниму. А тебе-то не все равно, что я ему ответила?
Это меня несколько отрезвило.
– Послушай, Элис, – начал я, глядя ей в глаза, как полицейский, объясняющий малолетнему правонарушителю, что за штука жизнь, – мне совсем не все равно. Ты очень, очень мне нравишься. Джерарду я позвонил, только чтобы понять, в порядке ли он, и вот не удержался, проговорился, что я с тобой. И все.
Она смущенно улыбнулась.
– Так что ты там собирался со мной делать, когда привезешь меня обратно в гостиницу?
Я еще раз подробно объяснил, что это мое личное дело, затем мы вышли на ночную улицу и побрели на площадь Св. Марка. В полночь, посреди площади, когда все нормальные люди прятались от грозы, я целовал ее при свете молний и думал, как странно стоять вот так, только вдвоем, на одной из самых посещаемых туристами площадей мира. Тут я вспомнил, что вести себя надо властно, и со всех сил стиснул Элис в объятиях.
В Лидо мы возвращались на вапоретто , стоя на корме под ливнем и раскатами грома.
– Ух ты, наверное, вот так же видел это Наполеон, – сказала Элис, глядя на цепочку огней вдоль берега Лидо.
– Какая банальная мысль, – ответил я, за что тут же получил по шее.
В номере передо мною встала проблема перехода к решительным садомазохистским действиям, что для новичка легче сказать, чем сделать. Почти все, кто сознательно вступает в сей тайный мир, оснащены полезными фантазиями на тему пыток и насилия, которые существенно помогают им при первых неумелых опытах. Я был просвещен куда меньше: пределом моих отроческих мечтаний была реклама эротического белья в глянцевых журналах. Разумеется, связывать девушек мне уже приходилось, теперь почему-то все они об этом просят, но, дабы произвести впечатление на Элис, по-моему, следовало зайти несколько дальше.
Мой мозг лихорадочно работал над этой задачей всю обратную дорогу. Сигаретные ожоги? Нет, не годится: такого я не смогу сделать, как бы меня ни умоляли. Электрический провод в качестве плети? Но это загубит на корню мои фантазии об избиении знаменитостей мужского пола.
Требовалось нечто выходящее за рамки моих предыдущих опытов и притом безопасное для моего психического и ее физического здоровья. Но, как выяснилось, она сама кое-что придумала.
Я набросился на нее, не успев закрыть дверь в номер, поскольку именно так, по моему разумению, подобало вести себя сексуальному хищнику, да к тому же мне просто этого хотелось. Мы упали на кровать, я тут же задрал ей юбку, не тратя времени на такие мелочи, как блузка; навалился на нее, она обвила меня ногами, и несколько минут мы страстно целовались. К моему приятному удивлению, под юбкой оказались не колготки, а те чулки, что я видел в рюкзаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55