https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Агентство "Золотая Пуля" – 4
OCR & spellcheck tymond
Аннотация
Агентство журналистских расследований Андрея Обнорского получает информацию о крупномасштабной международной афере, связанной с продажей детей за рубеж. Преступник известен. Но как добыть доказательства его вины и при этом уцелеть?
Эту и другие не менее увлекательные истории из жизни Агентства, рассказанные его сотрудниками, вы прочтете в сборнике «Дело о похищенных младенцах».
Андрей Константинов
Дело о похищенных младенцах
(Агентство «Золотая пуля» — 4)
ПРЕДИСЛОВИЕ
В этой — уже четвертой книге цикла "Агентство «Золотая пуля», — как и в предыдущих, все от начала до конца — вымысел.
Герои книги — сотрудники петербургского Агентства журналистских расследований, которое в городе называют «Золотая пуля». Возглавляет «Золотую пулю» Андрей Обнорский, известный читателям по романам Андрея Константинова и телесериалу «Бандитский Петербург».
«Золотая пуля» — 4 состоит из новелл, рассказываемых журналистами Агентства, каждый из которых по-разному оценивает происходящие события.
Все совпадения персонажей книги с реальными лицами лежат на совести авторов.
ДЕЛО О ПОХИЩЕННЫХ МЛАДЕНЦАХ

Рассказывает Глеб Спозаранник
"Спозаранник Глеб Егорович, 30 лет, молдаванин. Один из самых квалифицированных сотрудников АЖР, начальник отдела расследований. В прошлом — кандидат физико-математических наук. Прежние навыки — строгое следование логике, педантизм, дисциплинированность — пытается навязать подчиненным. Отношения в коллективе сложные в силу перечисленных выше особенностей характера.
Образцовый муж, отец троих детей. Категорический противник алкоголя. Морально устойчив.
Считает, что очень умен.
Жена — Спозаранник Надежда Борисовна — ранее работала психотерапевтом в районной поликлинике, теперь руководит частным медицинским предприятием «Психотерапия плюс».
Из служебной характеристики
— О-о… Да вы, кажись, перебрали, Глеб Егорыч!
Голос доносился откуда-то сверху и звучал то ли с укоризной, то ли с сочувствием, то ли с недоумением, а может — со всеми оттенками сразу.
Я поднял голову и увидел над собой малознакомое небритое лицо. Два года назад, когда мы с Надеждой переехали в новый дом, я, еще до ввоза мебели, обошел квартиры и составил картотеку соседей. Жизнь должна быть систематизирована. Несистематизированная жизнь — одно мучение. Если же все разложить по полочкам, станет удобно и спокойно.
Но этого человека я не узнавал.
В картотеке его определенно не было.
— Не узнаете? — угадав мои мысли, рассмеялся мужчина. — Знаете ли, я вас тоже не сразу узнал. Приличный с виду человек, Высоцкого любит, а лежит тут, извиняюсь, как свин, посреди лестницы.
При упоминании о великом барде я наконец опознал зависшего надо мной гражданина. Татарников Е. В., водитель трамвая, сосед с восьмого этажа, архивная карточка № 87. Я проговорил с ним когда-то целых двенадцать минут, поскольку «номер 87» оказался единственным из жителей подъезда, кто разделял мою глубинную страсть к творчеству Владимира Семеновича.
— Здравствуйте, Евгений Валерьянович! Во-первых, я не свин, потому что свины в хлеву, а я — в своем подъезде, — попытка приподняться окончилась неудачно, ноги абсолютно не хотели выпрямляться, — а во-вторых, вы не в курсе, который час?
— Скоро утро.
— Конкретнее.
— Четыре часа пятьдесят три минуты. Может, вам все-таки помочь добраться до квартиры? Тут совсем немного — всего-то два этажа. Только давайте одолеем их по-быстрому, а то у меня — смена…
Татарников довел меня до двери, зачем-то нажал звонок, хотя я уже нащупал в кармане ключи, и предусмотрительно исчез, пригласив на прощание в гости. Очень уместно — в пять-то утра…
Дверь открылась. Я остался наедине с разбуженной женой.
— Наденька, ты извини… Ты же знаешь, как я тебя…
— Когда-нибудь это должно было случиться, — холодно оборвала супруга и, схватившись рукой за галстук, словно за поводок, потащила меня к зеркалу (я едва сохранил равновесие). — Любуйся!
Собственное отражение меня не впечатлило.
— Пьянству бой, — сказал я, сдвинув брови и стараясь не икать.
— И герл тоже. Кстати, чьим парфюмом ты пропах? Какой отвратительный запах!
— Это запах важного информатора, Наденька. Я не просто так… Я информацию добывал.
— Узнаю, что изменил, — убью. А сейчас — в душ. Потом — в койку. Подъем — в восемь тридцать. В восемь тридцать, ты слышал? Всё!

1
День, когда я впервые в жизни перебрал по части алкоголя, вообще начинался нескладно.
С утра исчезла добрая половина сотрудников агентства.
— Я — за главного, — встретил меня завхоз Скрипка, держа в руке покусанное яблоко. — Обнорский улетел на семинар. В Бишкек. По случаю перевода «Переводчика» на киргизский язык. Говорят, киргизы в восторге. Киргизы только и мечтали, чтоб прочитать живого классика современной русской литературы на своем родном языке.
— Кто остался?
— Я! — Скрипка смачно куснул яблоко. — В строю также Агеева, Каширин, Модестов и Соболин с имеемым репортерским отделом.
На секунду задумавшись, я представил Соболина за этим непристойным занятием. После чего (как всегда, без тени улыбки) произнес:
— Запомните, Алексей Львович: имею здесь всех я. Причем по полной программе. В двенадцать — летучка. Всем быть.
…В отсутствие шефа обязанность вести летучки ложится на меня. Я считал и считаю, что летучки — это мощный инструмент в борьбе за укрепление дисциплины. Обычно я укрепляю дисциплину без повода, но на сей раз причина для сурового разговора имелась. И еще какая причина!
— На имя директора агентства, — начал я, когда все текущие вопросы остались позади, — поступила докладная записка «О пьянстве на рабочем месте». Автором записки являюсь я.
Горностаева из репортерского отдела попыталась хихикнуть, но тотчас же замерла под моим взглядом в испуганной полуусмешке.
— На вашем месте, Валентина Ивановна, я бы сто раз подумал, прежде чем приступить к процессу смехоизвержения, потому что мои ответные и, смею заверить, малоприятные реакции не заставят себя ждать.
Этой тирадой я окончательно добил Горностаеву, щеки ее покраснели, а взгляд пополз вниз, пока не уперся в свежевылизанный редакционной уборщицей бабой Лидой пол. Теперь можно было спокойно приступать к чтению докладной.
— Позвольте, — продолжил я, — огласить содержание записки, поскольку вопрос важен, очень важен. Речь, если хотите, идет о судьбе нашего агентства. Итак…
"Директору агентства "Золотая пуля " Обнорскому А. В. от начальника отдела расследований Спозаранника Г. Е.
Докладная записка №477/15-с.
Как Вам известно, с некоторых пор кабинет отдела расследований, во избежание несанкционированного доступа посторонних лиц к документам особой важности, по окончании каждого рабочего дня опечатывается.
Обычно я произвожу опечатывание кабинета собственноручно, однако 05 марта… года в связи со служебной необходимостью отбыть из помещения агентства раньше положенного срока поручил выполнить эту процедуру сотруднику отдела расследований Каширину Р. А.
Каширин Р. А., приведя себя в состояние нетрезвости и забыв о моем поручении, спустя два часа обнаружил, что дверь кабинета закрыта на ключ, но не опечатана, и почему-то решил, что я нахожусь внутри кабинета. С криком «Спозаранник, открывай! Я знаю, что ты там, сука!» Каширин Р. А. не менее пяти раз ударил в дверь ногой. В результате дверь, являющаяся собственностью агентства, была выломана и восстановлению не подлежит.
Считаю абсолютно недопустимым употребление дурманящих напитков сотрудниками агентства как в рабочее, так и в досуговое время. Предлагаю депремироватъ Каширина Р. А. за март и апрель, а также высчитать из его зарплаты полную стоимость новой двери и работ по ее установке.
Спозаранник Г. К"
Закончив чтение, я поправил очки и обвел собравшихся взглядом.
Добавить было нечего. Полная деградация.
— Добавить нечего, — повторил я вслух. — Деградируем в ускоренном режиме. Не удивлюсь, если сегодня вечером кто-нибудь приведет сюда проститутку. А может, не одну. А завтра здесь закурят анашу. А послезавтра… Я не буду оглашать то, что написал поверх докладной Обнорский. Шеф выражений не выбирает, а в таких ситуациях — тем паче. Каширин депремирован на четыре месяца вперед. Так будет с каждым, кто не избавится от пагубного пристрастия к алкоголю.
— Глеб, я тебя сукой не называл, — негромко произнес запунцовевший Каширин Р. А.
— Все, что видят мои глаза и слышат мои уши, а также глаза и уши некоторых других ответственных сотрудников агентства, вне всяких сомнений является правдой.
— Я сутки сторожил кабинет, пока не поставили новую дверь. — Каширин хватался за последнюю соломинку, но шансов у него не было.
— Распоряжения начальства не обсуждаются, — поставил я точку. — Четыре месяца без премий.
— Повезло тебе, Родик, что не к Скрипке ломился, — жалостливо вздохнула Агеева, когда летучка закончилась и народ потянулся к выходу. — У Спозаранника дверь легкая, деревянная, а у Скрипки — стальная. Перелом ноги — как минимум.
«Стальная дверь — это то, что надо, — подумал я про себя. — Стальная дверь — это мощно. Никакая сука, называющая меня сукой, не пробьется».

2
В два часа дня в кабинет вошел посетитель. Мы договорились с ним о встрече еще вчера, по телефону. Посетитель — седеющий мужчина в потертом костюме — должен был рассказать о причинах смерти прокурора Калининградского района Бунина. Во всяком случае, обещал. Бунин прослужил в органах прокуратуры без малого полвека и, согласно официальной версии, скончался от ишемической болезни сердца.
Но у визитера была некая эксклюзивная версия, которой он хотел поделиться с нашим агентством. Что ж, мы всегда рады инициативным людям!
— Здравствуйте, я — Спозаранник.
— Очень приятно, Гендельсон Иван Иванович, — заулыбался старичок, тряся мою руку. — Ветеран войны, труда и партии, князь.
Князь так князь, подумал я. Могут же быть у пожилого человека маленькие причуды! Но вскоре оказалось, что причуды эти не так уж малы.
— Прокурор Бунин умер оттого, что я сказал ему три слова, — пристально глядя мне в глаза, заявил посетитель.
— Получается, вы его убили?
Я сделал вид, что включаюсь в игру.
— Нет, но способствовал, так сказать, переходу в мир иной. Сволочь он был редкостная, этот Бунин. Тут целая история. В нашей коммуналке жилец один не соблюдает нормы морали. Как сказать… Диарея у него постоянная.
Понос то бишь. Как сядет этот засранец на горшок, так и не снять его оттуда.
Туалет один, а хочется-то всем. Четыре жалобы написал я в районную прокуратуру, чтоб или соседа отселили, как злостного хулигана, или дополнительный биотуалет поставили за счет государства, потом не выдержал — пришел к Бунину на прием. А он: разбирайся, мол, сам со своим говном. Ну и сказал я ему три слова, от которых он скоропостижно, так сказать, умер.
Большой опыт общения с посетителями-шизофрениками научил меня главному: этих людей надо спрашивать об их заболевании с самой первой минуты и в лоб, иначе разговор рискует затянуться на долгие часы. Шизофренику-то что — он кайф ловит, а начальник отдела расследований только теряет время.
— У вас справка имеется? — обратился я к Ивану Ивановичу Гендельсону.
— А то. И справка, и удостоверение. — Иван Иванович начал копаться во внутренних карманах пиджака и спустя полминуты извлек оттуда «Удостоверение князя».
— До свидания, — встал я из-за стола.
Пациент был тяжел, и расставание с ним необходимо было произвести немедленно.
— А как же Бунин?
— Ваша информация нас не заинтересовала. Советуем обратиться в газету «Аномальные явления». Это по их части.
— «Аномальные явления»? погрустнел старичок. — Там меня психом считают…
Как только Гендельсон удалился, зазвонил телефон. Это была Надя.
— Дорогая, ты как нельзя кстати.
Только что беседовал с человеком, мозги которого представляют особый психиатрический интерес. Он считает себя князем и даже выписал себе по такому случаю удостоверение. А еще утверждает, что убил прокурора Калининградского района путем нашептывания ему трех волшебных слов.
— Раздвоение личности, отягощенное манией величия. Обычная шизофрения. Хотя ты знаешь, дорогой, ставить диагнозы по телефону — это не в моих правилах… Между прочим, я по делу. Ты должен меня выручить. Сегодня открывается Первый городской психотерапевтический центр, будет куча народа, планируется банкет и все в таком духе. Я приглашена, но быть не смогу — сам понимаешь, квартальный отчет, налоговая. Вот раньше была благодать — сидела себе в поликлинике, принимала психов с десяти до восемнадцати — никаких проблем. А теперь я, как директор общества с ограниченной ответственностью «Психотерапия плюс», за все отвечаю. Так что придется ехать на банкет тебе.
— Это еще зачем? — возмутился я.
Ненависть к банкетам у меня в крови, и супруга об этом знает. Дразнит, что ли?
— Двухминутное дело. Я договорилась встретиться там с большим человеком из Комитета по здравоохранению и должна передать ему документы. Заедешь, найдешь человека, отдашь документы — и все.
— Надюша, мой статус не позволяет мне выполнять курьерские поручения. Я — начальник отдела, а не побегушник какой-нибудь…
— Ну пожалуйста, милый.
Надя знала, как произнести эти слова, чтобы я сдался. Знала бы она еще, чем все закончится…

3
Первый городской психотерапевтический центр разместился в здании на улице Марата, где раньше был детский садик. Вполне логичная метаморфоза: согласно статистике, детей с каждым годом становится все меньше, а психов, как постоянно твердит Надюша и как засвидетельствовал мой последний посетитель, — наоборот. За пять месяцев садик вылизали, превратили в белоснежный дворец и даже обложили по периметру разноцветной плиткой — совсем как особняк представителя президента Карачаевцева. Ничего не поделаешь — мода.
Под стать дворцу сверкали и припаркованные лимузины.
1 2 3 4


А-П

П-Я