– В бесплодии! Для нее гораздо опаснее проступка убеждение, что она не может быть матерью.– Да, – задумчиво сказал Лефевр, – император жестоко страдает, не имея наследника. Дело его рук, эта колоссальная империя, грозит распасться после него; он чувствует, как падет после него его трон. В настоящем у него все хорошо, но будущего он не видит! Ах, если бы наука могла дать ему наследника!– Доктора только понапрасну теряли время. Императору остается одно: отказаться от мысли иметь прямого наследника. Его наследником будет его брат Жозеф.– Гм… брат? Наполеон один во всей семье. Вот еще Мюрат, его зять, тоже мечтает стать его наследником. Нет, жена! Я думаю, что Наполеон, отчаявшись иметь детей от Жозефины, узаконит ее детей от первого брака, сделает наследницей голландскую королеву и ее ребенка…– Маленького Карла Наполеона? Сына Гортензии? Ты хочешь поговорить с Наполеоном, чтобы он назначил этого ребенка своим наследником?– А почему бы и нет? – шутливо ответил Лефевр. – Ведь император всегда был очень привязан к его матери – своей падчерице; это была его любимица. Дурные языки даже уверяли…– Да, – перебила его Екатерина, – уверяли, будто в то время, когда император выдавал ее замуж за своего брата, Людовика, Гортензия Богарнэ была беременна и что отцом ее ребенка был он. Ну, теперь злые языки уже не будут больше сплетничать. Маленький Карл Наполеон умер!– Ах, Господи! Что ты говоришь? Император будет в полном отчаянии, он очень любил сына Гортензии.– Да, и кроме того эта смерть расстраивает все его расчеты. Я-то уж знаю нашего императора: симпатии, влечение, нежные чувства, движения сердца – все это у него подчиняется политическим соображениям, и вот это-то и мучает меня. Что-то он скажет, когда я принесу ему эту неприятную новость? – сказала Екатерина с видимым беспокойством.– Он примет тебя очень дурно, накричит…– Ну, это что! Пусть кричит – я ему не спущу и тоже буду кричать! Ты ведь знаешь, муженек, что я за словом в карман не полезу. Недаром же и зовут меня госпожой Сан-Жень!– Но все это еще не объясняет мне твоего неожиданного приезда в лагерь, – задумчиво продолжал Лефевр. – Почему императрица поручила тебе объявить об этой досадной истории императору? Обычно не очень-то приятно быть вестником таких новостей. Я не понимаю, что заставило тебя исколесить всю Европу, чтобы отыскать меня посреди этих песков и снегов Данцига!– Да, я хотела посоветоваться с тобой! Скажи мне, что мне ответить Наполеону.– Я-то почем знаю? Нужно сначала знать, что скажет император.– Ну, это ты легко можешь догадаться.– Да ну же, приступи к делу! Что тебе сообщила императрица? Каким таинственным поручением снабдила она тебя?– Выслушай меня хорошенько, Лефевр, и постарайся понять. Смерть маленького Карла Наполеона не только опечалила, но и испугала императрицу. Она советовалась с кучей народа, с докторами, колдунами и костоправами, спрашивая у них средство, чтобы сделаться матерью. Но, что она ни делала, ничто не помогло!– Да, это правда! Наша бедная Жозефина охотно отдала бы половину своей короны за возможность получить одного из таких карапузов, которые так легко рождаются у бедняков. Уж нечего сказать: у одних густо, у других пусто! Как были бы счастливы жены бедняков, если бы они, подобно императрице, были избавлены от необходимости каждый год рожать по ребенку! Ну, да никто никогда не бывает всем доволен! У императрицы имеются другие удовольствия…– Она боится испытать страдания брошенной жены, опасается, как бы император не отверг ее!– Из-за того, что у нее нет детей? Но это было бы несправедливо! Очень возможно, что это вовсе не ее вина! Если бы император поговорил об этом со мной, то я знал бы, что ответить ему! Я сказал бы ему, что с ним путалось немало женщин – маленькая Фуррэ, Белилота, хорошенькая подруга из Египта, Грассини, мадемуазель Жорж, не говоря уже о разных придворных дамах, лектрисах, фрейлинах. А ведь ни одна из них не могла похвастаться, что Наполеон сделал ее матерью, а им это было бы очень на руку! Ты понимаешь, что если бы им удалось доказать императору, что он стал отцом, то все эти веселые подруги стали бы очень влиятельными дамами. Никто – ни Дюрок, ни Буррьен, ни Жюно или Мармон – не могли бы привести случай, когда Наполеон стал отцом. А для Жозефины тут совсем другое дело – она-то уж доказала на деле то, что может! Принц Евгений и принцесса Гортензия налицо в доказательство того, что она обладает всеми способностями, присущими ее полу.– Ты прав. Жозефина была матерью, но вполне очевидно, что отныне ей приходится отказаться от мысли когда-либо снова стать ею. Она уже не молода, жизненные силы у нее ослаблены, а Наполеон, по всем признакам, неспособен передать другим существам свой гений. Так и придется оставить империю без наследника! Но Наполеон может вообразить, что препятствием является только возраст Жозефины. О, он уже не питает к ней любви. Правда, он еще очень хорошо к ней относится и никто не мог бы упрекнуть его в недостатке знаков внимания к той, которую он любил в молодости. Но ему легко вбить в голову, будто от молодой жены он получит сына. Люсьен, Талейран и некоторые другие рекомендуют ему развестись. Они разжигают его честолюбие, указывая на возможность жениться на какой-нибудь принцессе, дочери или родственнице одного из могущественных монархов Европы.– Да, говорят, будто этот хромой паршивец Талей-ран, – произнес Лефевр, – этот пройдоха и ренегат, которого я не могу видеть без того, чтобы не ощущать смертельной охоты пнуть его носком пониже спины – так разит от него предательством… Так вот, говорят, будто он стряпает проект женитьбы Наполеона на сестре русского императора. Правда, настоящая война является препятствием, но победа в один прекрасный день может устранить всякие трудности.– Императрица догадывается об этих проектах, она знает, что на ее счастье покушаются. Она ждет, что император вдруг заговорит с ней о необходимости развестись в интересах династии. И вот она нашла средство, как отвести от себя тот гибельный удар, который уже грозит ей.– Какое же это средство? Должен признаться, что я даже не догадываюсь.– Помнишь ли ты некую Элеонору, элегантную брюнетку с дивными глазами?– Бывшую ученицу мадам Кампан, вышедшую замуж за мародера Жана Ревеля, выгнанного из армии и осужденного за воровство? О, я отлично помню ее! Император сошелся с нею после возвращения из-под Аустерлица. Она была разведена, а муж отбывал наказание. Но какое отношение имеет эта Элеонора к императрице?– Очень далекое, но ужасное для Жозефины. Элеонора получила то, что не могла получить императрица: у Элеоноры родился сын!– Так это, верно, не от императора?– Нет, от него. Это подтверждают обстоятельства, а кроме того ребенок имеет разительное сходство со своим великим папашей!– Черт возьми! Так уж не собираешься ли ты дать нам в императоры сына Элеоноры? – воскликнул маршал.– Возможно. То, что не могут сделать доктора и шарлатаны, то возможно для законников. Императрица советовалась с юристами. Божественное право признает наследниками престола только принцев крови, но римское право позволяет и усыновление с этой целью. Камбасерес разъяснил мне все это, меня натаскали во всем этом перед отъездом! Теперь я сильна в вопросе об усыновлении и не уступлю в этом Порталису или Биго-Прэмено!– Ну, и ученая же ты стала, Катрин, – сказал Лефевр, восхищаясь женой. – Так, значит, все эти римские императоры прибегали к усыновлению каждый раз, когда у них не было сыновей?– Да! Величайшие императоры во главе с Августом – ну, вот тем самым, которого во французском театре изображает Тальма, прибегали к усыновлению. Это очень удобно: достаточно сенатского указа.– О, сенат! – сказал Лефевр с жестом, выражавшим полное презрение к этому величественному собранию, которое ползало во прахе перед Наполеоном вплоть до того дня, когда надо было дать последний пинок ногой умирающему орлу.– Понял ты теперь, что я собираюсь делать в императорском лагере в Финкенштейне?– Не совсем. Договаривай!– Ну так вот. Императрица, узнав, что Элеонора стала матерью как раз в тот момент, когда смерть сына Гортензии лишила ее возможности усыновить этого ребенка, хочет предложить императору признать приемным сыном и наследником сына Элеоноры. Сама она готова стать матерью этому ребенку. Народ и армия, привыкшие всем восхищаться и соглашаться со всем, чего хочет Наполеон, разразятся криками радости. Этот ребенок по рождению незаконнорожденный, но у него в жилах течет кровь Наполеона, так что его во всяком случае предпочтут Жозефу или Людовику Бонапарту. К братьям императора Франция никогда не будет питать особенно теплые чувства; она знает, что они представляют собой, а именно – пустых тщеславных болванов, а может быть, даже и подлецов, которые готовы будут изменить при первом удобном случае брату, чтобы сохранить короны, полученные ими от него же. Но ребенок, воспитанный во дворце, между императором и императрицей, окруженный всеобщим вниманием в качестве истинного принца крови, не возбудит ни в ком мысли о сопротивлении. Вот, Лефевр, что я собиралась предложить императору от имени и с согласия императрицы. Теперь-то ты понял наконец?Лефевр погрузился в глубокую задумчивость. Он соображал туго, но мыслил честно и правильно. Здравый смысл руководил им во всех обстоятельствах жизни.Проект Жозефины показался ему почти неприемлемым для императора, и он не стал скрывать опасений за исход миссии Екатерины.– Но тебе дано поручение, и ты должна довести его до конца! – закончил он с твердостью солдата, неспособного отступить, раз ему дан приказ двигаться вперед.Послышался грохот барабанов, которым аккомпанировали звуки труб.– А, вот и суп, – сказал маршал. – Знаешь ли, здесь я привык есть одновременно с солдатами и почти то же самое, что и они. Но сегодня ради твоего приезда я прикажу повару прибавить еще одно блюдо. Ведь мы пообедаем наедине? Да? Ты хочешь?– О да, как когда-то на Ла-Рапэ, где давали такое вкусное белое вино! Помнить?– Как не помнить! У меня до сих пор мое небо чувствует его! Нет здесь такого вина, не умеют его делать в Германии! Я угощу тебя венгерским, которое послал архиепископ бамбергский моему духовнику для богослужения. Ты знаешь, женушка, у меня теперь имеется духовник!– У тебя? Что за комедия! – сказала Сан-Жень, расхохотавшись во все горло. – Да ведь ты и «Отче Наш» не сумеешь прочитать!– Я постарался вспомнить. Император обращает на это большое внимание, в Польше все очень набожны, ну и приходится много пить, потому что здешние дворяне это любят.– А скажи-ка, Лефевр, ты не наберешься дурных привычек в этой отвратительной дыре?– Дыре? О, Катрин! Эта дыра еще не пробита. Мои черти-инженеры собираются пробить ее для меня. Уж будь спокойна! Как только я увижу эту дьявольскую дыру, так сейчас же брошусь на Данциг: здесь-то я уже не засижусь, нет!Пришли лакей и два денщика маршала, чтобы расставить обеденный стол.Екатерина освободилась от шубы и, усевшись в углу па походный стул, обратилась к лакею со следующими словами:– Смотри, паренек, не забудь подать архиепископского винца. Мы с маршалом собираемся сегодня немножечко клюкнуть! – И она закончила это приказание выразительным похлопыванием по бокам, что всегда служило у нее выражением хорошего расположения духа. XII – Ты голодна? – спросил Лефевр жену, протягивая ей тарелку жирного супа, аппетитный запах которого наполнил палатку своим ароматом.– Голодна как собака! – ответила Екатерина. – Господи! Есть от чего проголодаться, когда несешься без отдыха в почтовой карете по всем этим странам, имен которых даже не запомнишь! Да и суп здесь, кажется, великолепен, прямо слюнки текут!– Мои солдаты другого не едят. Каждую неделю я пробую из пищевого котла то в одной роте, то в другой, как придется. Мне ведь наплевать, если надо мной смеются! Император заботится главным образом о ногах солдат. Сколько раз я видел, как он останавливал колонну на походе и приказывал кому-нибудь из солдат разуться. Он хочет собственными глазами убедиться, соблюдаются ли его распоряжения относительно обуви. Я же забочусь о желудке. С ружьем через плечо, в хороших сапогах и поев хорошего супа, можно обойти кругом весь свет. Еще говядины, Катрин?– С удовольствием. И корнишонов дай, если есть, – промолвила она, протягивая тарелку.– Корнишонов в этой свинской стране не знают. Но есть квашеная капуста – вот получай!– О, как это кисло! Налей-ка, Лефевр!– Архиепископского винца?– Да, мы выпьем его за здоровье императора, – ответила Екатерина с набитым ртом и весело подняла свой стакан.Перед тем как выпить, супруги чокнулись на старый французский манер.– Ну, что новенького в Париже, при дворе? – спросил Лефевр, разрезая курицу, поданную лакеем.– У нас было много балов. Император приказал, чтобы этой зимой двор развлекался вовсю. Он не хотел, чтобы в его отсутствие Париж и двор были лишены привычных удовольствий. Была особая почетная кадриль, в которой участвовала и я.– Ты? Ты танцевала с принцессами?– Да мы-то теперь разве не принцессы? Да, императрица почтила меня приглашением. Нас было шестнадцать дам, одетых по четыре штуки в разные цвета. Была белая кадриль, была зеленая, красная и голубая. Белые дамы были в бриллиантах, красные – в рубинах; зеленые – в изумрудах; я была в голубой кадрили, на мне были сапфиры и бирюза.– Ты была, вероятно, похожа на звезду, Катрин! Как мне хотелось бы посмотреть на тебя!– Да, у меня, должно быть, был славный вид с громадным страусовым пером, которое покачивалось в прическе. Ах, это было так чудно! Мы были одеты в платья испанского покроя с токами под цвет платья. Можешь себе представить?– Ну, а кавалеры?– Кавалеры были в бархатных костюмах, тоже с токами и с шарфами цвета кадрили. У меня кавалером был красавец-мужчина Лористон, о, не вздумай ревновать, ведь это – штатский! А всей этой путаницей заправлял Деспрео, знаешь – мой учитель танцев. Принцесса Каролина в виде исключения не очень цапалась с принцессой Элизой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17