https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dushevye-systemy/so-smesitelem-i-izlivom/
д., и т. д., и т. д.!
В каких условиях бедные пиаристы, дабы довести до конца строительство школ, вынуждены урезать обеденные порции своих воспитанников и экономить на их одежде. Протесты и жалобы не помогали. Кичливый магнат не допускал даже малейшей критики в свой адрес. Энергичный и честный супериор Анджей Земенцкий, который пытался протестовать против некоторых действий князя Августа, был по его требованию отозван с должности. На его место был назначен новый супериор Констанций Клопоцкий, человек уступчивый, без собственного мнения, послушно принимающий все указания владельца майората. Подобным путем рыдзынский владыка убирал со своей дороги всех, кто только мог ему противоречить.
Такой была Рыдзына, где молодой Юзеф Сулковский провел восемь лет, то есть почти треть своей короткой жизни. «Дон Пепи», как звал его по-испански князь Август, принадлежал к самым привилегированным рыдзынским ученикам. Однако это совсем не значило, что аномалии этого перегрызшегося мирка могли остаться для него незамеченными. «Господа кавалеры», так же как и «казеннокоштные», занимались в своих пансионах только после обеда и вечером. До обеда они находились в общей школе, где встречались с местными учениками, с сыновьями немецких служащих, экономов, ремесленников и бедной окрестной шляхты, немногим отличающейся от мужиков. А так как при средней школе находилось и приходское училище, то в пределах их наблюдений находились и крестьянские дети.
Этот повседневный распорядок заставлял встречаться представителей разных общественных слоев и делал возможным взаимный обмен взглядами. Надо думать, Юзеф Сулковский во многом это использовал.
Легко представить себе, что маленький дон Пепи должен был почерпнуть от своих товарищей, среди которых было много законных родственников князя Августа: Сулковские из Плоцка, Лубы и Шембеки. «Господа кавалеры», завидуя выдающимся способностям и привилегированному положению младшего товарища в доме князя, наверняка не упускали возможности напомнить «подкидышу» его мутное происхождение.
Не удивительно, что Юзеф Сулковский больше льнул к бедным «казеннокоштным» и к самым обойденным судьбой школьным товарищам. С ними он завязывал дружбу, от них узнавал о манере правления князя Августа, который в сейме выступал с предложением об отмене крепостного права, а дома драл с мужика последнее, о жестокости и алчности немецких управляющих, об аферах и сделках арендаторов и ростовщиков.
Эти школьные рассказы являлись для Юзефа первыми, нередко наивно упрощенными социальными уроками и накрепко запечатлевались в его памяти. И много лет спустя, во время итальянской кампании, он будет представлять Бонапарту Польшу как страну несчастного крестьянства, угнетаемого шляхтой и арендаторами. До конца жизни сохранится в нем неприязнь к немцам и священникам.
Социальная дифференциация рыдзынской школы пробудила в мальчике поразительные для его возраста размышления. Как-то вернувшись из школы, он записал в своем дневнике: «Едва только жить начав, что я сотворил доброго для ближних своих? Каковы суть права мои на возвышение и отличие в обществе? Не следует ли подождать, пока я сам не заслужу сего?…»
Князю Августу не очень-то нравились эти плебейские наклонности воспитанника, если уж он ставил их на вид новому гувернеру, ксендзу Завадскому. В уже упоминаемом «Верном портрете» 1783 года князь Август с горечью заявлял: «Эти двое детей (то есть Юзеф и Теодора Сулковские) воспитывались среди неотесанной дворни, последствия чего у графа Юзефа сказываются и по сей день…»
Отношения между опекуном и воспитанником в течение этих восьми лет не всегда складывались благополучно.
Прав, вероятно, историк Ашкенази, считая, что князь Август приблизил к себе Юзефа главным образом для того, чтобы назло брату своему, Франтишеку де Паула, воспитать себе наследника. Но наряду с этим несомненно и то, что в выборе князя решающую роль сыграли личные качества мальчика. Ведь «второсортных» юных Сулковских, кроме Юзефа, было множество, и родители любого из них с превеликой радостью согласились бы отдать сына под опеку могущественному главе рода. Один из таких кандидатов был у князя Августа даже под боком. Еще до приезда Юзефа в Рыдзыну в тамошней школе приобщался к наукам некий Себастьян Сулковский, также родственник владельца майората. Но достаточно познакомиться с интеллектуальными данными этого Себастьяна, о коих гласит сохранившийся школьный табель, чтобы понять, что такого Сулковского князь не мог выбрать себе в наследники, даже пребывая в крайнем ожесточении против непутевого брата. За год до приезда Юзефа семнадцатилетний Себастьян Сулковский получил в школе следующие оценки: «Поведение – хорошее, прилежание – никакого, мыслительные способности никаких, польза от науки – никакой».
Зато дон Пепи был гениальным мальчиком. Это утверждают все «вспоминальщики», сталкивавшиеся с ним во время пребывания в Рыдзыне.
Генерал Михал Сокольницкий, который прочитал после смерти Сулковского несколько лекции о нем в Париже, говорил:
«Этот молодой человек был одним из тех блистательных феноменов природы, столь трудно повторимых и столь быстро угасающих, что нам редко удается проникнуть во все их возможности… Я познакомился с ним на девятом году его жизни. Он был известен как чудо-ребенок, его называли „маленьким ученым“… Память его вобрала все сокровища всеобщей истории, географии и мифологии. Он великолепно разбирался в латинской и греческой литературе и абсолютно свободно, говорил на нескольких живых языках… Он не только знал имена всех известных авторов, но и названия их трудов, а при надобности мог цитировать целые куски малоизвестных произведений… При этих огромных познаниях он никогда не выскакивал, наоборот, ему было неприятно, когда его без нужды заставляли блистать этими изумительными знаниями…»
Далеко не глупый князь Август, вероятно, при первой же встрече с Юзефом оценил его феноменальные способности, и это решило выбор. Уродливого горбуна, надо думать, просто очаровала необычная красота мальчика, которой восхищались все современники. Кичливый, тщеславный магнат с первой минуты представил себе, что этот гениальный и красивый приемный сын со временем придаст великолепие молодому княжескому венцу Сулковских. Он уже видел его послом при дворах великих держав, фаворитом и приятелем королей и императоров.
Старт к запланированной карьере начался очень рано. Через год после приезда Юзефа в Рыдзыну князь взял его с собой в длительное, почти трехлетнее путешествие по Европе.
Некоторые подробности этого путешествия живо напоминают приключения Гулливера в стране великанов. Так же, как тот великан, который первым нашел Гулливера, князь Август возил своего гениального воспитанника по разным городам и демонстрировал его, словно шарманщик дрессированную обезьяну. Разница заключалась только в том, что князь не брал за показ денег, ограничиваясь восторгами и комплиментами. Виднейшие интеллектуалисты европейских столиц собирались посмотреть на чудо-дитя польского магната и засыпали его вопросами из различных областей знания. Монархи и придворные награждали удачные ответы мальчика рукоплесканиями, совсем как в театре или в цирке. Особую симпатию к нему проявила королева Франции Мария-Антуанетта. Она сделала его своим пажом, одарила королевскими поцелуями, качала на королевских коленях. Бедная габсбургская принцесса не предвидела, что этот прелестный польский «графчик» с большими бархатистыми глазами и блестящими темными локонами станет со временем одним из ярых якобинцев, который узаконит и одобрит гильотинирование «супругов Капет».
За время этого трехлетнего путешествия образование маленького Пепи не только не прерывалось, но даже шло интенсивнее. Вот что пишет об этом в «Верном портрете Юзефа Сулковского» сам князь Август:
«Мальчик не прерывал в путешествии занятия французским и польским… Приставлен к нему был учитель немецкого… С ним беседовали на исторические и географические темы… Его поощряли высказывать замечания о встреченных в дороге интересных вещах. По приезде в Париж… были наняты учителя танца и рисования, так как к этим искусствам он проявлял особую наклонность… Зиму 1780 года, проведенную в Неаполе, он учился итальянскому языку. Потом возвратились в Париж почти для годичного пребывания в оном… Там ему излагали основы геометрии, оптики и механики. Там же начал изучать латынь, к коей вначале проявлял непреодолимую неприязнь. Весной 1781 года князь и княгиня совершили с ним путешествие во Фландрию, Голландию и Англию… Затем снова вернулись в Париж и там оставались несколько месяцев… В конце того же года была совершена поездка в Испанию и Португалию. Юзеф усвоил испанский…»
Столь убийственного темпа в учении не мог долго выдержать ни девятилетний, ни даже двенадцатилетний (если так угодно Ашкенази) мальчик. «После четвертого возвращения в Париж, – меланхолично сообщает в „Верном портрете“ князь Август, – заметили, что Пепи уже не проявляет прежнего влечения к науке…»
После возвращения в Польшу осенью 1782 года Пепи, измученный путешествиями, беспрестанной долбежкой и публичными выступлениями, стал недомогать и все явственнее отставать в учении. Раздраженный и разочарованный опекун не забывает упомянуть об этом в «Портрете»: «С прискорбием приходится признать, что успехи Юзефа в это время были все меньше, а наряду с тем возрастала его наклонность к рассеянию и другим дурным навыкам».
Но состояние здоровья мальчика не помешало заботливому опекуну совершить летом 1783 года новую поездку – в Россию. Однако на сей раз, из-за явного упадка сил у «маленького ученого», к нему не приставили новых учителей. Зато мучили постоянными повторениями, «дабы не забывал ничего из того, чему научился».
Во время четырехмесячного путешествия по огромной Российской империи дон Пепи похудел, подурнел и стал еще меньше. Несмотря на это, он понравился Екатерине II. В знак особой милости императрица пожаловала десятилетнему (по документам) мальчику звание кандидата на офицерский чин в конном лейб-гвардии полку вместе с заверением в быстром произведении в офицеры.
Под конец 1783 года вернулись в Рыдзыну. Опеку над Юзефом принял новый гувернер, благочестивый Ильдефонс Завадский, учитель геометрии в рыдзынской школе пиаристов. Вместе с мальчиком князь Август вручил ему «Верный портрет», завершаемый следующим заключением о характере воспитанника:
«Бог даровал ему все таланты, необходимые для того, чтобы стать добрым христианином, благородным человеком и достойным гражданином своего отечества… Но он не любит систематической работы. Привык к тому, чтобы его воспитывали мягкостью и призывом к чести его, не выносит никоего принуждения. Хотел бы уже в полной мере пользоваться свободой. Имеет непомерно высокое мнение о своих познаниях… Слишком много спит, работает только по приказанию, голова забита фантастическими прожектами… Физическое состояние хорошее, поелику с молодых лет был приучен к различным климатам, различным кушаньям и различным житейским условиям. Не боится ничего… но воображение имеет слишком живое… Короче говоря, находится в том опасном возрасте созревания, когда он может вырасти или очень хорошим, или очень дурным…»
Возвращение в Рыдзыну не принесло маленькому Юзефу ни отдыха, ни разрядки.
Рыдзынские «господа кавалеры» занимались науками и учениями с раннего утра по позднего вечера. Князь же лично присматривал, чтобы Юзеф в перерывах между занятиями тщательно заносил в специальные тетради впечатления от прошедшего дня и суждения о прочитанных книгах. Даже за обедом и ужином, на которые являлись преимущественно какие-нибудь высокие гости, талантливого воспитанника князя Августа заставляли ораторствовать на различные темы. Гости весьма ценили его общество, так как дон Пепи играл на фортепиано, скрипке, флейте, умел рисовать забавные карикатуры, а за шахматной доской мог состязаться с самыми сильными игроками. Подобный же ум он проявлял и в разгадывании самых трудных загадок, и в сочинении латинских стихов.
Несмотря на такое обилие уроков и светских обязанностей, Юзеф каким-то чудом выкраивал время и для себя лично.
В это время он подружился с Михалом Суходольцем, молодым офицером стоявшего в Рыдзыне полка Сулковских. Главная тема их повседневных бесед проблемы военных наук.
Вспоминая впоследствии эти рыдзынские беседы, майор Суходолец писал:
«…Больше всего Юзеф любил рассуждать о военном деле, о фортециях, кем они были построены, переделаны, взяты, о баталиях, как была которая выиграна, кто какую ошибку совершил и т. д. Как только выдавалась у него свободная минута от учения, так он описывал подвиги прославленных генералов – Тюренна, Вобана, Монтекуколи…»
После завершения заграничных вояжей Юзеф Сулковский начал свою офицерскую карьеру. Правда, не ту императорско-гвардейскую, на которую рассчитывал князь Август после милостивого приема в Петербурге, а куда более скромную – польскую.
Из гвардейской карьеры ничего не вышло. Вскоре после возвращения Сулковских из Петербурга оттуда пришло письмо с императорскими печатями, в котором солидный генерал из придворной канцелярии всячески извинялся перед одиннадцатилетним (пусть даже тринадцатилетним) кандидатом на офицерскую должность в лейб гвардии, что его производство несколько отдаляется «из-за имеющихся соревнователей из титулованных особ».
Чтобы утешить огорченного племянника, князь Август производит его в подхорунжий им самим возглавляемого рыдзынского полка. Следует заметить, что этот полк уже насчитывал семьдесят офицеров, тогда как общее число людей в полку было триста пятьдесят.
Это была не первая почесть, которой опекун одарил воспитанника. Перед самой поездкой в Россию князь Август, несмотря на многие предостережения относительно Юзефа, решился на официальный шаг, явно говорящий о том, что он намеревался сделать его своим наследником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
В каких условиях бедные пиаристы, дабы довести до конца строительство школ, вынуждены урезать обеденные порции своих воспитанников и экономить на их одежде. Протесты и жалобы не помогали. Кичливый магнат не допускал даже малейшей критики в свой адрес. Энергичный и честный супериор Анджей Земенцкий, который пытался протестовать против некоторых действий князя Августа, был по его требованию отозван с должности. На его место был назначен новый супериор Констанций Клопоцкий, человек уступчивый, без собственного мнения, послушно принимающий все указания владельца майората. Подобным путем рыдзынский владыка убирал со своей дороги всех, кто только мог ему противоречить.
Такой была Рыдзына, где молодой Юзеф Сулковский провел восемь лет, то есть почти треть своей короткой жизни. «Дон Пепи», как звал его по-испански князь Август, принадлежал к самым привилегированным рыдзынским ученикам. Однако это совсем не значило, что аномалии этого перегрызшегося мирка могли остаться для него незамеченными. «Господа кавалеры», так же как и «казеннокоштные», занимались в своих пансионах только после обеда и вечером. До обеда они находились в общей школе, где встречались с местными учениками, с сыновьями немецких служащих, экономов, ремесленников и бедной окрестной шляхты, немногим отличающейся от мужиков. А так как при средней школе находилось и приходское училище, то в пределах их наблюдений находились и крестьянские дети.
Этот повседневный распорядок заставлял встречаться представителей разных общественных слоев и делал возможным взаимный обмен взглядами. Надо думать, Юзеф Сулковский во многом это использовал.
Легко представить себе, что маленький дон Пепи должен был почерпнуть от своих товарищей, среди которых было много законных родственников князя Августа: Сулковские из Плоцка, Лубы и Шембеки. «Господа кавалеры», завидуя выдающимся способностям и привилегированному положению младшего товарища в доме князя, наверняка не упускали возможности напомнить «подкидышу» его мутное происхождение.
Не удивительно, что Юзеф Сулковский больше льнул к бедным «казеннокоштным» и к самым обойденным судьбой школьным товарищам. С ними он завязывал дружбу, от них узнавал о манере правления князя Августа, который в сейме выступал с предложением об отмене крепостного права, а дома драл с мужика последнее, о жестокости и алчности немецких управляющих, об аферах и сделках арендаторов и ростовщиков.
Эти школьные рассказы являлись для Юзефа первыми, нередко наивно упрощенными социальными уроками и накрепко запечатлевались в его памяти. И много лет спустя, во время итальянской кампании, он будет представлять Бонапарту Польшу как страну несчастного крестьянства, угнетаемого шляхтой и арендаторами. До конца жизни сохранится в нем неприязнь к немцам и священникам.
Социальная дифференциация рыдзынской школы пробудила в мальчике поразительные для его возраста размышления. Как-то вернувшись из школы, он записал в своем дневнике: «Едва только жить начав, что я сотворил доброго для ближних своих? Каковы суть права мои на возвышение и отличие в обществе? Не следует ли подождать, пока я сам не заслужу сего?…»
Князю Августу не очень-то нравились эти плебейские наклонности воспитанника, если уж он ставил их на вид новому гувернеру, ксендзу Завадскому. В уже упоминаемом «Верном портрете» 1783 года князь Август с горечью заявлял: «Эти двое детей (то есть Юзеф и Теодора Сулковские) воспитывались среди неотесанной дворни, последствия чего у графа Юзефа сказываются и по сей день…»
Отношения между опекуном и воспитанником в течение этих восьми лет не всегда складывались благополучно.
Прав, вероятно, историк Ашкенази, считая, что князь Август приблизил к себе Юзефа главным образом для того, чтобы назло брату своему, Франтишеку де Паула, воспитать себе наследника. Но наряду с этим несомненно и то, что в выборе князя решающую роль сыграли личные качества мальчика. Ведь «второсортных» юных Сулковских, кроме Юзефа, было множество, и родители любого из них с превеликой радостью согласились бы отдать сына под опеку могущественному главе рода. Один из таких кандидатов был у князя Августа даже под боком. Еще до приезда Юзефа в Рыдзыну в тамошней школе приобщался к наукам некий Себастьян Сулковский, также родственник владельца майората. Но достаточно познакомиться с интеллектуальными данными этого Себастьяна, о коих гласит сохранившийся школьный табель, чтобы понять, что такого Сулковского князь не мог выбрать себе в наследники, даже пребывая в крайнем ожесточении против непутевого брата. За год до приезда Юзефа семнадцатилетний Себастьян Сулковский получил в школе следующие оценки: «Поведение – хорошее, прилежание – никакого, мыслительные способности никаких, польза от науки – никакой».
Зато дон Пепи был гениальным мальчиком. Это утверждают все «вспоминальщики», сталкивавшиеся с ним во время пребывания в Рыдзыне.
Генерал Михал Сокольницкий, который прочитал после смерти Сулковского несколько лекции о нем в Париже, говорил:
«Этот молодой человек был одним из тех блистательных феноменов природы, столь трудно повторимых и столь быстро угасающих, что нам редко удается проникнуть во все их возможности… Я познакомился с ним на девятом году его жизни. Он был известен как чудо-ребенок, его называли „маленьким ученым“… Память его вобрала все сокровища всеобщей истории, географии и мифологии. Он великолепно разбирался в латинской и греческой литературе и абсолютно свободно, говорил на нескольких живых языках… Он не только знал имена всех известных авторов, но и названия их трудов, а при надобности мог цитировать целые куски малоизвестных произведений… При этих огромных познаниях он никогда не выскакивал, наоборот, ему было неприятно, когда его без нужды заставляли блистать этими изумительными знаниями…»
Далеко не глупый князь Август, вероятно, при первой же встрече с Юзефом оценил его феноменальные способности, и это решило выбор. Уродливого горбуна, надо думать, просто очаровала необычная красота мальчика, которой восхищались все современники. Кичливый, тщеславный магнат с первой минуты представил себе, что этот гениальный и красивый приемный сын со временем придаст великолепие молодому княжескому венцу Сулковских. Он уже видел его послом при дворах великих держав, фаворитом и приятелем королей и императоров.
Старт к запланированной карьере начался очень рано. Через год после приезда Юзефа в Рыдзыну князь взял его с собой в длительное, почти трехлетнее путешествие по Европе.
Некоторые подробности этого путешествия живо напоминают приключения Гулливера в стране великанов. Так же, как тот великан, который первым нашел Гулливера, князь Август возил своего гениального воспитанника по разным городам и демонстрировал его, словно шарманщик дрессированную обезьяну. Разница заключалась только в том, что князь не брал за показ денег, ограничиваясь восторгами и комплиментами. Виднейшие интеллектуалисты европейских столиц собирались посмотреть на чудо-дитя польского магната и засыпали его вопросами из различных областей знания. Монархи и придворные награждали удачные ответы мальчика рукоплесканиями, совсем как в театре или в цирке. Особую симпатию к нему проявила королева Франции Мария-Антуанетта. Она сделала его своим пажом, одарила королевскими поцелуями, качала на королевских коленях. Бедная габсбургская принцесса не предвидела, что этот прелестный польский «графчик» с большими бархатистыми глазами и блестящими темными локонами станет со временем одним из ярых якобинцев, который узаконит и одобрит гильотинирование «супругов Капет».
За время этого трехлетнего путешествия образование маленького Пепи не только не прерывалось, но даже шло интенсивнее. Вот что пишет об этом в «Верном портрете Юзефа Сулковского» сам князь Август:
«Мальчик не прерывал в путешествии занятия французским и польским… Приставлен к нему был учитель немецкого… С ним беседовали на исторические и географические темы… Его поощряли высказывать замечания о встреченных в дороге интересных вещах. По приезде в Париж… были наняты учителя танца и рисования, так как к этим искусствам он проявлял особую наклонность… Зиму 1780 года, проведенную в Неаполе, он учился итальянскому языку. Потом возвратились в Париж почти для годичного пребывания в оном… Там ему излагали основы геометрии, оптики и механики. Там же начал изучать латынь, к коей вначале проявлял непреодолимую неприязнь. Весной 1781 года князь и княгиня совершили с ним путешествие во Фландрию, Голландию и Англию… Затем снова вернулись в Париж и там оставались несколько месяцев… В конце того же года была совершена поездка в Испанию и Португалию. Юзеф усвоил испанский…»
Столь убийственного темпа в учении не мог долго выдержать ни девятилетний, ни даже двенадцатилетний (если так угодно Ашкенази) мальчик. «После четвертого возвращения в Париж, – меланхолично сообщает в „Верном портрете“ князь Август, – заметили, что Пепи уже не проявляет прежнего влечения к науке…»
После возвращения в Польшу осенью 1782 года Пепи, измученный путешествиями, беспрестанной долбежкой и публичными выступлениями, стал недомогать и все явственнее отставать в учении. Раздраженный и разочарованный опекун не забывает упомянуть об этом в «Портрете»: «С прискорбием приходится признать, что успехи Юзефа в это время были все меньше, а наряду с тем возрастала его наклонность к рассеянию и другим дурным навыкам».
Но состояние здоровья мальчика не помешало заботливому опекуну совершить летом 1783 года новую поездку – в Россию. Однако на сей раз, из-за явного упадка сил у «маленького ученого», к нему не приставили новых учителей. Зато мучили постоянными повторениями, «дабы не забывал ничего из того, чему научился».
Во время четырехмесячного путешествия по огромной Российской империи дон Пепи похудел, подурнел и стал еще меньше. Несмотря на это, он понравился Екатерине II. В знак особой милости императрица пожаловала десятилетнему (по документам) мальчику звание кандидата на офицерский чин в конном лейб-гвардии полку вместе с заверением в быстром произведении в офицеры.
Под конец 1783 года вернулись в Рыдзыну. Опеку над Юзефом принял новый гувернер, благочестивый Ильдефонс Завадский, учитель геометрии в рыдзынской школе пиаристов. Вместе с мальчиком князь Август вручил ему «Верный портрет», завершаемый следующим заключением о характере воспитанника:
«Бог даровал ему все таланты, необходимые для того, чтобы стать добрым христианином, благородным человеком и достойным гражданином своего отечества… Но он не любит систематической работы. Привык к тому, чтобы его воспитывали мягкостью и призывом к чести его, не выносит никоего принуждения. Хотел бы уже в полной мере пользоваться свободой. Имеет непомерно высокое мнение о своих познаниях… Слишком много спит, работает только по приказанию, голова забита фантастическими прожектами… Физическое состояние хорошее, поелику с молодых лет был приучен к различным климатам, различным кушаньям и различным житейским условиям. Не боится ничего… но воображение имеет слишком живое… Короче говоря, находится в том опасном возрасте созревания, когда он может вырасти или очень хорошим, или очень дурным…»
Возвращение в Рыдзыну не принесло маленькому Юзефу ни отдыха, ни разрядки.
Рыдзынские «господа кавалеры» занимались науками и учениями с раннего утра по позднего вечера. Князь же лично присматривал, чтобы Юзеф в перерывах между занятиями тщательно заносил в специальные тетради впечатления от прошедшего дня и суждения о прочитанных книгах. Даже за обедом и ужином, на которые являлись преимущественно какие-нибудь высокие гости, талантливого воспитанника князя Августа заставляли ораторствовать на различные темы. Гости весьма ценили его общество, так как дон Пепи играл на фортепиано, скрипке, флейте, умел рисовать забавные карикатуры, а за шахматной доской мог состязаться с самыми сильными игроками. Подобный же ум он проявлял и в разгадывании самых трудных загадок, и в сочинении латинских стихов.
Несмотря на такое обилие уроков и светских обязанностей, Юзеф каким-то чудом выкраивал время и для себя лично.
В это время он подружился с Михалом Суходольцем, молодым офицером стоявшего в Рыдзыне полка Сулковских. Главная тема их повседневных бесед проблемы военных наук.
Вспоминая впоследствии эти рыдзынские беседы, майор Суходолец писал:
«…Больше всего Юзеф любил рассуждать о военном деле, о фортециях, кем они были построены, переделаны, взяты, о баталиях, как была которая выиграна, кто какую ошибку совершил и т. д. Как только выдавалась у него свободная минута от учения, так он описывал подвиги прославленных генералов – Тюренна, Вобана, Монтекуколи…»
После завершения заграничных вояжей Юзеф Сулковский начал свою офицерскую карьеру. Правда, не ту императорско-гвардейскую, на которую рассчитывал князь Август после милостивого приема в Петербурге, а куда более скромную – польскую.
Из гвардейской карьеры ничего не вышло. Вскоре после возвращения Сулковских из Петербурга оттуда пришло письмо с императорскими печатями, в котором солидный генерал из придворной канцелярии всячески извинялся перед одиннадцатилетним (пусть даже тринадцатилетним) кандидатом на офицерскую должность в лейб гвардии, что его производство несколько отдаляется «из-за имеющихся соревнователей из титулованных особ».
Чтобы утешить огорченного племянника, князь Август производит его в подхорунжий им самим возглавляемого рыдзынского полка. Следует заметить, что этот полк уже насчитывал семьдесят офицеров, тогда как общее число людей в полку было триста пятьдесят.
Это была не первая почесть, которой опекун одарил воспитанника. Перед самой поездкой в Россию князь Август, несмотря на многие предостережения относительно Юзефа, решился на официальный шаг, явно говорящий о том, что он намеревался сделать его своим наследником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24