Энни уставилась на Линн.Ты выглядишь ужасно, – сказала она. – Ты еще и плакала.Эмили сделала сестре замечание.– Займись своим делом, глупая, – с досадой произнесла она.Заговорил Роберт.– Ваша мама ушиблась. Разве вы не плачете, когда ушибаетесь?Никто не ответил. Все подавленно молчали, чувствуя, однако, что молчание надо прервать, но боялись сделать еще хуже.– Было двадцать минут первого, когда ты пришла прошлой ночью, – начал Роберт, обращаясь к Эмили. – Ты знала об этом? – спросил он, обращаясь к Линн, которая кивнула в ответ.– Я забыла посмотреть на часы. Наша компания занималась у Салли дома, – объяснила Эмили.– Этого нельзя делать, – сказал Роберт. – Ты вредишь своей репутации, если не сказать хуже, приходя домой в такой час.– Мы поговорим сегодня утром, Эмили, – сказала Линн.– Нет. – Роберт посмотрел на часы. – Я должен бежать. Эмили, сегодня вечером ты не должна уходить из дома. Я хочу поговорить с тобой. Я собираюсь поговорить с тобой очень серьезно, начиная прямо с плечиков, воспользоваться которыми ты забыла в спешке. Когда я освобожусь, ты будешь знать, что от тебя требуется.Ударение на «я» было направлено на Линн; она понимала это ясно, поскольку он достаточно часто ей говорил, что она не проявляет достаточно твердости, не соблюдает видимости уважения, и девочки ничему у нее не научатся.– Ох, какое ужасное настроение, – сказала Эмили, когда Роберт вышел.Энни встала.– Я обещала папе, что сегодня утром потренируюсь, а так как он в плохом настроении, то я полагаю, что будет лучше сдержать обещание, – сказала она покорно.– Это не причина, почему ты должна сдержать обещание, – сказала Линн мягко. – Ты должна это сделать, потому что… ну, потому что ты должна это сделать, – закончила она, улыбаясь.Когда Энни была в гостиной, выстукивая менуэт, Линн сказала Эмили:– Посиди со мной, пока я выпью вторую чашку кофе. Ты не должна приходить домой так поздно. Ты это знаешь без меня. Вы действительно были все время у Салли?– Да. Веришь или нет, мы готовились к экзаменам, мама. – С лица Эмили на нее невозмутимо смотрели голубые глаза Роберта.– Я верю тебе. – И задумчиво, будто она взвешивала, задать вопрос или нет, она осмелилась спросить: – Тебя привез Харрис?– Да.– После двенадцати, как сказал отец.– Он сидел в темноте, когда я вошла в дом. Потом он вошел в холл и стоял, просто уставившись на меня. Он не сказал ни слова, и я тоже.– Ты поступила плохо.– Я сожалею, мама. Но он не должен смотреть на меня так свирепо. Я понимаю, я должна была позвонить, но я забыла посмотреть на часы. Это не преступление.– Я полагаю, матери Салли там не было, как обычно?– Да, она пошла на свидание. – Снова ее голубые глаза встретились с глазами Линн. – Так что, нет, ее не было.– Плохо. Все плохо, – сказала Линн. – А Харрис… он хороший мальчик, я вижу это, и мы не то что не доверяем тебе, но…– Но что, мама?– Твой отец очень-очень сердит. Ты должна попытаться поступать честно, ты понимаешь, или он не разрешит тебе встречаться с Харрисом. Ты на самом деле должна поступать честно, Эмили, и я ничего с этим поделать не могу.Наступило молчание, только слышался спокойный ритм менуэта Энни.Эмили протянула руку через стол и коснулась руки Линн.– Мама? – И теперь ее ясные, честные, блестящие глаза были беспокойны. – Мама? Что случилось с папой? Я хочу, чтобы он был похож на других отцов. Он становится злым. Это странно.Линн держалась теперь настороже и ответила, как будто она не придавала значения недовольству мужа:– Почему? Потому что он собирается дать тебе нагоняй, которого ты заслуживаешь?– Нет. Совсем не поэтому.– Тогда почему?– Ох, мелочи. Просто мелочи. Иногда он так злится по мелочам.– Все могут раздражаться время от времени. Он очень много работает. Иногда он бывает ужасно уставшим, и, как ты сказала, это только иногда.Эмили покачала головой.– Я не это имею в виду.У Линн были опасения, хотя она не хотела думать особенно о том, чего она опасалась. Поэтому она сказала с некоторым нетерпением:– Приведи хоть один пример, поскольку я не имею представления, о чем ты говоришь.Эмили все еще колебалась, глядя на Линн недоверчиво и с сомнением. Наконец она сказала:– Помнишь, когда я встретила тетю Джин в городе и она пригласила меня на чай? Случилось такое, о чем я тебе не рассказала.– Да?– Не пугайся, ничего страшного. Мы разговаривали – ты знаешь, как она любит вспоминать про старые времена, когда сгорел дом соседа и каким умным мальчиком был папа, – и затем вдруг она проговорилась про первую женщину папы… Мама, как это случилось, что мы не знали, что папа был прежде женат?Итак, только и всего. Ничего или почти ничего… Линн осторожно объяснила:– Я на самом деле не понимаю, почему это должно быть таким секретом, но это жизнь твоего отца и он хочет, чтобы было именно так. Это, должно быть, было для него ужасно тяжелое время, и он просто не хочет, чтобы ему напоминали о нем. Люди часто так делают; он просто предает забвению плохие воспоминания.– Проговорившись, тетя Джин в тот же миг страшно испугалась, и мне стало ее жаль. Она несколько раз повторила, как она огорчена, и просила меня дать обещание не рассказывать об этом, забыть о том, что я услышала. И, разумеется, я обещала. – Эмили на мгновение отвернулась и затем, повернувшись снова к Линн, призналась со стыдом, что она нарушила обещание. – Я сдерживалась так долго, как могла, но на прошлой неделе я рассказала папе.– Ох, это плохо, Эмили.– Я понимаю и чувствую, что плохо. Ты спросила меня, почему папа так сердит на меня, и…– И что? – подбодрила ее Линн.– Он был абсолютно взбешен. Я никогда не видела его таким. Безумен, мама! Я не могла поверить в это. Он уставился на меня: «Это не твое дело, – сказал он мне, – и я не хочу, чтобы этот вопрос когда-нибудь еще возникал. Ясно?» Это меня ошеломило.– Я надеюсь, он не отыгрался на бедной тете Джин.– Он обещал мне, что все будет в порядке. Я так надеюсь.Теперь Линн хотела узнать, сказала ли Джин нечто большее, например о сыне Роберта. В его утрате было для него больше страдания, чем он мог когда-либо предположить; поэтому было естественным, что ему хотелось забыть о существовании сына. И с беспокойством она спросила:– Это все, что сказала Джин?– Да, еще два или три слова – и закрыла рукой рот. – Эмили насупилась и покачала головой в сомнении.– Разве тебе не было когда-нибудь не по себе? Если бы я была на твоем месте – я думаю, ты могла бы пройти мимо той женщины на улице и не узнать ее.Маловероятно. Это большая страна. Кроме того, почему мы должны узнать друг друга? Часто развод – законченная глава.– Однако разве тебе хоть немного не было любопытно? Мне было бы интересно узнать!Как можно узнать? Часто трудно предвидеть, как ты поступишь в той или иной ситуации, пока в ней не окажешься.Нет, я не хотела ни в коем случае познакомиться с шикарной девицей Роберта, думала Линн, как всегда, с легкой горечью, но в это утро горечь достигла апогея. Она вспомнила, что, когда впервые встретилась с Робертом, она была неопытной маленькой девочкой, невинной и не уверенной в себе, она вздрагивала при одной мысли о том, что Роберт предавался любовным утехам с ее предшественницей, такой изысканной, такой богатой и беспечной, что она могла позволить себе бросить такого мужчину.Было странно, что такие мысли одолевали ее за кухонным столом в это утро, в это особое утро.Эмили нервно играла с ложкой.– Все равно, – сказала она, – папа может быть очень странным.– Нет, Эмили. Я не хочу, чтобы ты так говорила или думала.И внезапно девочка заплакала.– О, мама, почему я должна бояться сказать то, что хочу сказать на самом деле?И снова страх, горячий как огонь, проник в сердце Линн.– Дорогая Эмили, в чем дело?– Прошлой ночью с тобой что-то случилось.– Да, да, конечно. Я упала в темноте, упала в колючую изгородь. – Она засмеялась. – Это неприятно упасть в изгородь. Неуклюжая.– Нет, – сказала Эмили. Слово застряло у нее в горле. – Нет. Это сделал папа. Я знаю.– Что? Что? – Руки Линн сжались на коленях так крепко, что кольца вдавились в тело. – Это нелепо. Как у тебя возникла такая идея? Эмили, это нелепо, – повторила она высоким, неестественным голосом.– Я вспоминаю, что давно, еще перед тем как мы переехали сюда, когда вы вернулись домой из Чикаго, я слышала, как тетя Хелен сказала что-то дяде Дарвину о том, как ужасно ты выглядишь. Она сказала, она думала, может быть…– Эмили, я удивлена. Я в самом деле удивлена. Уверяю тебя, ты неправильно поняла. Однако, если даже ты поняла правильно, я не в состоянии помешать тому, что тетя Хелен может придумать.– Ты не плакала бы так прошлой ночью, если бы это было только от боли. Это было нечто большее.– Только боль! Уверяю тебя, все из-за колючек.Эмили не должна терять веры в отца. Это нанесет невосполнимый ущерб. Женщина помнит своего отца всю жизнь. Самые дорогие из моих воспоминаний – это о моем отце. Он учил меня, как отстаивать свои права и как прощать; когда он бранился, он был добрым…Линн успокоила свои руки, положив их на стол, и обратилась к дочери с настойчивой просьбой:– Поверь мне, Эмили. Разве я когда-нибудь лгала тебе?Но неверие еще оставалось в дрожащих губах девушки. Две морщинки залегли на ее гладком лбу.– В это утро он был так взбешен.– Дорогая, ты постоянно повторяешь это отвратительное слово. Он спешил в офис, говорю я тебе. Он был обеспокоен. – Она говорила быстро. – Твой отец – очень хороший человек! Ради всего святого, нужно ли говорить тебе об этом? И ты так на него похожа, такая же работоспособная, решительная в достижении цели, и ты всегда ее добиваешься. Вот почему вы так близки. У вас особые отношения. Я страдаю, когда думаю, что ты можешь потерять его.– А ты думаешь, я не страдаю? Однако ты должна признать, что папа может быть очень странным.– Странным? После всей заботы, любви, внимания, которое он уделяет тебе всю жизнь?– Ты не убедишь меня, мама.– Мне хочется, чтобы я смогла это сделать.– Я что-то чувствую, пока интуитивно, но уже могу понять, почему ты со мной так разговариваешь.Чайник засвистел, и Эмили встала, чтобы выключить его. Она двигалась грациозно, даже в джинсах и кроссовках; ее тонкая талия, переходящая в округлость бедер, была женственна, а кожа нежная, как у ребенка. Внезапно Линн показалось, что эта молодая девушка, лишенная жизненного опыта и мудрости, утешает и покровительствует ей, женщине, гораздо старше себя. Даже ее поза, когда она повернулась спиной, чтобы загрузить посудомоечную машину, даже ее легкомысленный хвостик на голове вызвали у ее матери чувство обиды. И она сказала несколько резко:– Я верю, что ты будешь держать эти чудовищные мысли в себе. И особенно храни их от Энни. Это приказ, Эмили.Эмили повернулась.– Ты на самом деле думаешь, что я причиню Энни больше боли, чем ей уже причинили. С Энни что-то творится. Я полагаю, что ты этого не понимаешь.Эта упрямая настойчивость слишком напоминала Роберта. Линн была атакована. Летели стрелы. Это уж слишком. Однако она ответила с внешним достоинством.– Ты преувеличиваешь. Я хорошо осознаю, у Энни сейчас трудный период. Но с ней все будет в порядке.– Если папа не прекратит постоянно ругать ее за то, что она толстая, – сказала Эмили и через секунду добавила: – Я хотела бы, чтобы все казалось таким же простым, как раньше.Ее вынужденная улыбка была печальна, и это подействовало на Линн, и она сменила прежний всплеск обиды на жалость:– Ты становишься взрослой, – сказала она мечтательно.– Я уже взрослая, мама.Через холл было слышно, как Энни все еще колотит по клавишам. Внезапно обе руки ударили с такой яростной силой, что мелодия превратилась в какофонию пронзительных аккордов, как будто инструмент заявил свой отчаянный протест.Обе женщины нахмурились, и Эмили сказала:– Она ненавидит музыку. Она делает это лишь потому, что папа заставляет ее.– Для ее же собственного блага. В один прекрасный день Энни поймет это.Они окинули друг друга изучающим взглядом, который длился до тех пор, пока Эмили не нарушила напряжения.Я сожалею о том, что говорила сегодня утром. Может быть, это только из-за плохого настроения, которое исчезнет. – С улицы раздался легкий сигнал клаксона. – Это Харрис. Я ухожу. – Девушка наклонилась и поцеловала мать в щеку. – Не беспокойся обо мне. Я не хочу доставлять тебе беспокойства. Забудь то, о чем я тебе говорила. Может быть, я не понимаю, о чем говорю. Но позаботься о себе, мама. Просто позаботься о себе.После ухода Эмили на кухне стало очень тихо. Затем раздвижная дверь на веранде с шумом захлопнулась. Собака встала, отряхнулась и вышла за Эмили на улицу. В тишине в ушах Линн звучали грустные обрывки разговора. «Папа может быть очень странным. Позаботься о себе, мама». Она сидела как будто в трансе, обхватив пальцами чашку кофе, который давно остыл.Она пыталась сосредоточиться на том, что сегодня следует купить, подумала, что надо привести в порядок дом и отвезти в чистку одежду – каждодневные мелкие дела, в которых продолжается жизнь, даже если происходят несчастья, потому что если батареи лопаются в день похорон, все равно следует вызвать водопроводчика. И все же она не поднялась, чтобы сделать хоть одно из намеченных дел.Звонок в дверь вывел ее из состояния апатии. Ожидая доставку некоторых покупок, она надела на глаза солнечные очки; они были светлые и очень плохо скрывали глаза, однако человек из службы доставки, вероятно, даже не посмотрит на нее, а если даже и посмотрит, не обратит внимания.Босая, в своем домашнем халате, она открыла дверь в ослепительный солнечный свет и столкнулась лицом к лицу с Томом Лоренсом.Вы забыли это, – сказал он, протягивая ей сумочку, – поэтому я подумал, я должен… – Его глаза вспыхнули, когда он взглянул на нее, и он отвернулся.– Ох, как глупо с моей стороны. Как любезно с вашей. – Нелепые слова вылетели из ее рта. – Я выгляжу ужасно, я упала, растянула ногу и не могу надеть туфли.Он смотрел на герани в кадках на верхней ступени. Он очень деликатен. Он все видел и был смущен за нее.Ох. Печальный конец прекрасного вечера. Лодыжку вывихнуть очень легко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49