Я выпрямился, машинально оглянулся. Парень из соседнего купе на своей верхней боковой не спал, а как только я оглянулся, сразу отвел свой взгляд. Ясно, он все это время смотрел на Тосю. Ну и тип. Надо утром поговорить: чего ему пялиться на замужнюю женщину?Я закрыл чемодан и защелкнул замки.— И как это вы, бабуся, с такой тяжестью управляетесь?— Ой, и не говори, голубчик. Еле запрыгнула. Поезд-то уже тронулся.— Да я бы и с одним чемоданом не запрыгнул.— А получилось. Как не запрыгнешь, когда Фенька орет: «Везите скорее игрушки Кольке! Пусть меры примет!» Не помню, как и заскочила. А тут вы с молодым человеком… Ох, дела, наши дела… Заговорила я тебя своими разговорами. Ты уж извини. Этот молодой человек в шляпе, конечно, интереснее рассказывал. На то он и пришелец… Но ведь хочется с кем-нибудь поговорить.Да. Я знал это. В поездах люди знакомятся очень быстро и рассказывают порой друг другу про себя такие истории, которые и самым близким не осмелились бы поведать.— Ты спи, голубчик, спи. Пусть моя скучная старушечья история поможет тебе заснуть.— Да нет. История очень интересная. Что-то в ней есть.— Лезь, лезь на полку, голубчик. А я подремлю сидя. Часа два уже осталось.Я оглядел коридор. Теперь уже наверняка все спали, кроме, нас. Даже тот парень из соседнего купе, что засматривался на Тосю.— Подремлю, пожалуй, — сказал я и как есть, не раздеваясь, улегся на полке.Покачивало. Раньше меня в поездах всегда здорово убаюкивало. 5 Неясный полусумрак вагона начал рассеиваться, всхрапывания и сонное сопение отдалились куда-то за горизонт, в бесконечность. А сам горизонт оказался вдруг резко очерченным. Вокруг, насколько хватал глаз, желтая стерня. Лишь здесь, возле озера, зеленели низкорослые кусты, да противоположный край темнел камышами. Метрах в ста от берега стоял вагончик и палатка на десять человек. Там варили ужин. Я только что приехал на тракторе ДТ-54, и теперь надо было искупаться. Я задержался на поле, дискуя стерню, хотелось добить этот участок, чтобы завтра начать новый. Я сбросил с себя промасленную рубаху и брюки, постоял немного и зашел в воду. Теплая, она была приятна и ласкова. Я заплыл на середину этого искусственного озера, образованного запрудой в овраге, полежал немного на спине, потом доплыл до противоположного берега и двинулся вдоль камышей. Здесь уже все было исследовано за полтора месяца работы. И все же я нашел просвет, с метр шириной, извилистый, может, потому и не замеченный никем. Плыть здесь можно было только брассом, тихонечко, да я и не торопился, не хотелось вылезать из воды. Таинственный ход в камышах закончился маленьким пятачком песка, метра два на три, а дальше шли заросли кустов. Этот пятачок нельзя было заметить и с берега. Я покрутил головой по сторонам: никого. Вылез, стряхнул воду, потянулся… на плечи мне легли чьи-то руки, нагретые солнцем, и горячее тело прижалось к спине. Я вздрогнул и чуть было не заорал: «Кто это?!» — но лишь замер. Потом руки опустились, меня резко повернули… Та самая студентка из последнего купе. Беззвучно смеется, и солнечные зайчики прыгают в ее глазах. «Что же ты так долго не приплывал?» — «Только что пригнал трактор… А ты…» — «Тс-с… Наговоримся еще… Ага?» — «Да». Ее лицо уткнулось мне в грудь, и я потрогал черные распущенные по спине волосы. Они были сухими.— Эй, голубчик! — закричали с того берега. Но мне не хотелось уплывать отсюда.— Голубчик, ишь заснул как крепко. Вставай. Старотайгинск.Это был сон. Но какой сон!— А как ты сладко спал, голубчик… Зря я тебя разбудила.— Нет, нет, бабуся. В самый раз. Все равно бы эти через пять минут приперлись.— Кто же?— А-а… Фу! Во сне это. Хорошо, бабуся, что разбудили.— Ну и ладно. Ты, поди, умываться будешь?— Потом. Провожу вас, пробегусь по вокзалу. Не был здесь ни разу.— Ну и хорошо. Пробегись. Разомнешься немного.— Еще один безбилетный пассажир, — сказала проводница, выходя из последнего купе. — Вот чудит молодежь!— Серьезная женщина, — заметил я, когда она прошла.— Работа ответственная, будешь серьезным, — сказала бабуся.За окнами в мутном еще рассвете мелькали огни, поезд вздрагивал на стрелках и замедлял ход.Я взял рюкзак за лямку, рванул, толку пока никакого не вышло. С верхней полки соседнего купе соскочил парень, молча ухватил рюкзак. С помощью бабуси он нацепил на меня эту самую пасеку. Стоять еще было можно, но как сделать шаг, я не представлял. Рискнуть, что ли? Я рискнул, но, чтобы не упасть, обеими руками ухватился за стойки по бокам коридора. А как же бабуся с ним? Я сделал еще шаг. Теперь нужно было сделать два без всякой опоры для рук. Это мне удалось только с помощью волевого усилия. Ну а теперь снова есть за что уцепиться. Сзади пыхтел парень с чемоданом, ему приходилось не легче, да еще и руки заняты. Поезд притормаживал, а когда толчком остановился, я по инерции понесся вперед, чуть не раздавив трех пассажиров с полотенцами в руках. Парень загремел чемоданом, зацепился за что-то. Меня здорово тряхнуло, да и весь поезд тоже.Вот и тамбур. Теперь бы только шагнуть на платформу.— Пропустите, — прохрипел я проводнице.Вид у меня, наверное, был страшен, потому что тетя Маша резко отскочила в сторону. И я вывалился на перрон.— Бабуся у вас в вагоне есть? — спросил меня черноволосый гигант.— Во… Вот рюкзак. — Я и снять-то его не мог. — Помогите.Гигант мигом высвободил мои плечи из лямок. Я тяжело дышал. Надо было помочь парню. Но гигант сообразил сам. А тут уж и бабуся осторожно выходила из вагона.— Бабуся, родненькая!— Коленька! Голубчик!Пока они целовались, я отдышался. Тот парень тоже.— Вот спасибо за помощь, голубчики. Теперь уж я доберусь. Внучек вот меня встретил. Извини, голубчик, за ночной разговор.— Да что вы! Спасибо вам за него, а вы — извините. А второй чемодан? Может, заберете?— Да ну его к лешему!— Что за чемодан? — загремел внучек Коля.— Да отцов подарок. Магазин, вишь, состроил, чтобы внучка играла.— Это он Анюте простить не может. И правильно. Пусть этот чемодан едет в Марград.Он взвалил на плечо рюкзак, осел немного, но выстоял, подкинул его еще чуть-чуть, чтобы удобнее лежал, присел, не сгибая спины, за чемоданом, взял его за ручку, хрипло ухнул, приподнял и пошел ровно, не пошатываясь, хотя и медленно. Бабуся поспешила за ним, оглянулась и еще раз сказала на прощание:— Спасибо, голубчики.Бабуся с внуком скрылись в тоннеле. Поезд стоял, кажется, у четвертой платформы.— Может, в буфет заглянем? — предложил парень. — Ресторан еще когда откроется.— А что? Идея! — согласился я. — А где тут буфет?— Найдем, не маленькие. Ты в Марград? — спросил он, когда мы уже шагали ко входу тоннеля.— Ага. А ты?— Я дальше, в Москву. А вообще-то я коренной фомич Иван. — И он на ходу протянул мне руку.— Артем, — сказал я, пожимая его ладонь.— Интересная бабуся, — сказал Иван. — Не спалось что-то сегодня. Я слышал, что она рассказывала. Извини, так получилось.— За что же тут извиняться? Слышал да и слышал… История, конечно, интересная. И что-то в ней есть, а вот что, не могу сообразить.— Ну, это самовнушение после рассказа товарища Обыкновеннова. Непробоистый, видно, мужик, раз с диссертацией у него туго.Мы вышли из тоннеля в зал. Слева размещался буфет. Блестящий автомат для приготовления кофе периодически исторгал из себя клубы пара. Человек десять стояло в очереди. Я взглянул на часы. Фу, пропасть! Часы стояли.— Послушай, Иван, сколько времени на твоих?Иван взглянул на руку, потряс ею, поднес к уху.— Стоят, — изумленно произнес он. — Невероятно!— И у меня стоят. Скажите, пожалуйста, — обратился я к гражданину, последнему в очереди, — сколько сейчас времени?У гражданина, оказывается, часы тоже стояли. Ну, у одного — понятное дело, у двух — куда ни шло, но чтобы сразу у троих! Гражданин заволновался, наверное, часы его никогда не подводили, и повторил мой вопрос стоящему впереди. Через десять секунд все трясли руками и прислушивались к ходу часов. Ни у кого из всей очереди часы не шли.— Вам что? — кричала продавщица, но ее плохо слушали. — Вам что?! У нас только кофе и булочки! Кофе без сахара, булочки вчерашние. Выбирайте скорее. — В очереди обсуждали проблему точных часов. — Эй, Зина! — Это относилось к ее помощнице или сменщице. — Говорила я, что надо объявление повесить. Так сменную выручку не сделаешь! Граждане! Вам, гражданин, что? О господи! Да успокойтесь вы со своими часами! Раз вы в очереди стоите, значит, и часы стоят. Во всех буфетах это ввели. С сегодняшнего дня. Для экономии времени. Вам что?— Позвольте, как это: мы стоим — часы стоят? Это что еще за издевательство! — Полная женщина всем своим видом как бы говорила, что уж над собой-то она издеваться не позволит.— Товарищи, успокойтесь! — сказала сменщица или помощница Зина. — Я сейчас все объясню. С первого августа во всех буфетах на железной дороге ввели остановку времени. Это для вас же сделано. Время, время останавливается!— Что-то непонятно, — сказал мужчина, стоявший передо мной.— Ну, время останавливается, время! Сколько бы вы ни стояли в очереди, а времени на это не израсходуете ни секунды. Отстояли очередь — время снова пошло нормально.— А-а… Замедление времени, — догадался кто-то.— Правильное нововведение, — поддержали его. — Это только в буфетах?— Пока только в буфетах. Чтобы пассажиры успевали перекусить. Но учтите, что как только вы взяли что вам хотелось, время для вас снова начинает идти нормально. Так что у кого скоро отправление, жуйте булочки побыстрее.— Ну никогда ничего до конца не могут сделать! — возмутился гражданин передо мной. — Почему не замедлят время и на процесс еды?— А столиков хватать не будет, — парировала Зина. — А так вы быстренько.— А вот для них самих, интересно, как время движется? — спросил я. — Нормально, пожалуй.— Должно быть, так, — согласился Иван. — Только объяснить себе не могу.— А-а, — сказал я. — Подумаешь! Мы многого не можем объяснить, а принимаем как должное. Двойной кофе и булочку.Мы отошли к столику.Булочку я не доел, а кофе выпил с удовольствием.— Газет бы купить, — сказал Иван.Мы прошли вверх по лестнице. Иван хорошо знал этот вокзал. И пока я осматривался по сторонам, он сделал круг по всем залам и вернулся.— Нет еще свежих газет. Теперь только в Балюбинске. Пошли, а то опоздаем.И мы понеслись с ним что было силы. Я запыхался даже и остановился на минутку у буфета, пристроившись в конец очереди. Я точно знал, что теперь время для меня остановилось. Отдышавшись, я помчался дальше и догнал Ивана лишь у самого вагона. Поезду уже дали отправление. Мы успели заскочить в тамбур. 6 Проводница бросила на меня злой взгляд и спросила:— Хоть молока купил?— Какого молока? — не понял я.— Какого, какого? Коровьего!— Не пойму я, о чем вы?— Сразу уж и не пойму. Раньше надо было думать.Проводница еще раз бросила на меня испепеляющий взгляд, но больше ничего не сказала. Поезд тронулся. Иван что-то насвистывал. Слова проводницы были непонятны и чем-то обидны.— Это кто у вас там в купе… — Иван не договорил, но я понял.— Тосей ее зовут. Кажется, молодая супружеская чета.— Угу, — мрачно бросил Иван и посмотрел на меня подозрительно. — Бессонница у меня.— Конечно, бессонница. Что же еще?— Ты это… брось, Артем. — И открыл дверь в коридор.Я пошел за ним. Вернее, стал протискиваться за ним между стенкой и прижавшимися к другой стороне пассажирами, желавшими умыться. В самом вагоне было свободнее. Иван сбросил туфли и полез на полку, на нижней еще спали, так что и сидеть-то ему было негде. В моем купе оказались два новых пассажира: женщина и мужчина, оба лет тридцати. Я сначала принял их за супругов. Но по тому, как мужчина предлагал женщине свою нижнюю полку, понял, что они даже незнакомы. Гражданин в сером продолжал сидеть в своей неизменной позе.Семен спал. Тося лежала с открытыми глазами, и по ее виду было ясно, что она не прочь заговорить с новыми пассажирами и даже предложить им холодный завтрак из наверняка неисчерпаемых запасов, заготовленных ее мамой.— Доброе утро, — буркнул я.— Это Мальцев. Он марградец, — сказала Тося. — А я коренная фомичка. У нас вчера в купе ехал пришелец.— Да что ты, милочка! — обрадовалась женщина. — Что же он не поехал дальше?— У него билет был на другой поезд. А меня зовут Тосей. А Семена, — и Тося показала на верхнюю полку, — зовут Семеном.— Очень хорошо, — сказала женщина. — Меня зовут Зинаидой Павловной.— Ну что ж, и я имею честь представиться. Кандидат технических наук, заведующий лабораторией Крестобойников Валерий Михайлович. Прошу любить и жаловать.— А тот товарищ? — поинтересовалась Зинаида Павловна.— А тот товарищ, — ответила Тося, — еще с нами не разговаривал.«Тот» товарищ открыл глаза.— Год, число, месяц?— Первое августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года, — сказал я и для точности добавил: — Новой эры.Гражданин в сером почему-то не стал спрашивать о реальности, и это меня озадачило.Тося делала робкие попытки вылезти из-под простыни. Я достал полотенце, мыло, крем. Иван из соседнего купе смотрел на Тосю. Я осторожно повернул его голову лицом к стене. Он даже не сопротивлялся. В обеих сторонах коридора стояла очередь. Но мимо одной я уже проходил, поэтому двинулся в другой конец вагона. Последним стоял, вернее сидел, с полотенцем в руках студент, из тех, что ночью пели романтические песни.— Я занял на шестерых, — предупредил он. — На семерых даже. — В голосе его чувствовалась какая-то растерянность.— Хорошо, — обреченно ответил я.Пойти, что ли, протолкнуться в тамбур? На меня глядели с верхней полки. Я знал кто. Та самая девушка, что сегодня ночью чертила указательным пальцем по багажной полке, а потом, когда я спал, явилась ко мне во сне. Я хотел встретить ее взгляд и боялся его, потому что он уже привязал меня крепко-накрепко. Только знал ли это сам? Еще сутки с небольшим, а потом прости-прощай, девушка-студентка. Так стоит ли мучиться? Выбросить все из головы, из сердца то есть. Я уже решил, что буду проходить это купе, не поднимая головы, или вообще не буду здесь ходить.— Скажите, пожалуйста, — обратился я к студенту, — что я за вами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29