– В обществе у меня осталось мало друзей.
– Ты ведь знаешь больше важных шишек, чем я. Ты знаешь, с кем можно потолковать. Пара человек обязаны тебе. – Еще никогда Норт не чувствовал себя настолько бессильным. И не из-за Харкера. Из-за Октавии. Головную боль с Харкером Норт в конце концов смог бы решить, но только не подвергая риску Октавию.
Брам покачал головой:
– Почему бы тебе не поговорить с Дунканом Ридом? Мне кажется, ребята с Боу-стрит принесли бы больше пользы.
Дункан заведет свою прежнюю бодягу. Ему еще меньше нравится нарушать закон, чем Браму.
– Мне нужны люди, у которых есть власть. Люди, которые могут переступить через закон.
– Был бы ты членом парламента, другое дело.
Опять брат о своем! Только на этот раз до Норта дошло, какие преимущества дает такое положение. Если он уйдет в политику, куда толкают его брат и Дункан, то станет одним из тех, кто имеет влияние в парламенте, человеком, у которого есть власть принимать законы.
Аристократы просто обязаны будут оказать поддержку Норту, в особенности когда он напомнит им о том, сколько сделано для того, чтобы защитить их образ жизни.
Норт, незаконнорожденный сын покойного виконта Крида, превратится в уважаемого человека. Это откроет ему путь в светское общество. В мир его братьев, в мир, к которому принадлежала Октавия.
Чушь! Дело не в обществе. Дело в том, что Норту всей душой хотелось найти свое место в мире. Быть рядом с Ок-тавией – вот что могло удовлетворить это желание. Возможно, это и был ответ на вопрос. Норт хотел принадлежать к тому же миру, к которому принадлежала она. Его место там, где находится она.
Он не может быть с ней рядом до тех пор, пока его работа несет угрозу не только ему, но и тем, кого он любит. Каждое задание превращало Норта в мишень.
Наткнувшись на темные глаза брата, Норт мрачно улыбнулся:
– Мне нужна твоя помощь.
Глава 15
Так жить невозможно!
Спинтон и Беатрис так оживленно беседовали друг с другом, что даже не додумались сделать разговор общим.
Впрочем, это было даже к лучшему, признала Октавия, поднося ко рту бокал с вином. Ей не хотелось говорить. Вообще ничего не хотелось. Очень трудно делать вид, что все в порядке. Слишком тяжело притворяться совершенно непробиваемой.
Никогда прежде она не чувствовала себя такой лишней в собственном доме. Еще никогда она не чувствовала себя здесь чужой. До этого дня казалось, что жизнь здесь дана ей по праву, что это привилегия, полученная ею от рождения. Сейчас такая мысль уже не казалась столь несомненной. Но все равно это была ее жизнь. Это был ее дом. Кстати, отвратительно декорированный. Здесь были се кузина и ее нареченный, который, – правда, пока не преподнес кольца и не назначил день свадьбы.
А за окном в свете уходящего дня торчали телохранители. Норт, конечно, профессионал в своем деле, но он выставил для охраны дома столько народу. Слава Богу, ни Беатрис, ни Спинтон не удосужились обратить на это внимание.
Октавия глянула на жениха. Спинтон стал заметно спокойнее, после того как решилась загадка с ее «поклонником». Тем не менее сейчас он вел себя так, словно вдруг обнаружил, что женщине, которая вот-вот должна стать его женой, вновь что-то угрожает. Спинтон явно был на пределе. Вполне возможно, что он все-таки заметил охрану вокруг дома. Возможно, каким-то шестым чувством ощутил опасность, которая грозила Октавии.
А может, причиной его нервозности стала женщина, сидевшая напротив него. Спинтон и Беатрис трещали как сороки и не сводили друг с друга глаз. О чем можно так говорить? С Октавией Спинтон разговаривает совсем по-другому. Хотя если бы она проявляла к его речам больше интереса…
Ох, Господи прости, в этом и будет заключаться вся ее жизнь до конца дней? В том, чтобы изображать интерес к тому, о чем будет вещать Спинтон? А как делить постель с человеком, который ее безумно раздражает? Решено, она ляжет с ним только с единственной целью – зачать наследника. От одной этой мысли ей стало плохо. Спинтон – красивый мужчина. Хороший и добрый человек. Только пусть не дотрагивается до нее. После Норта это невозможно.
– Передай мне вина, Беа.
Кузина, казалось, не услышала. Она была полностью поглощена тем, что излагал Спинтон.
Как удалось деду заставить Октавию согласиться выйти замуж за Спинтона? И с какой стати она чувствует себя связанной обещаниями перед людьми, которые уже умерли?
Мать Октавия видела не часто. Мало кому из кавалеров нравилось, что ребенок вертится рядом. Дед был великодушным и щедрым, несмотря на свою неотесанность, но как личность она его не интересовала. Из-за того что Октавия не могла стать наследницей рода, он не видел в ней особого прока.
Тогда почему эти клятвы были так важны для них? Почему они словно цепями приковали ее к Спинтону и к этому фарсу, который называется ее жизнью?
И как быть с клятвой Норту? Октавия пообещала принадлежать только ему. А он то же самое пообещал ей. Правда, в своей расчудесной манере Норт освободил Октавию от данного обещания, когда, ничего не объясняя, отвернулся от нее. Он рассчитывал таким образом уберечь Октавию от опасности.
А что насчет клятв, которые она дала себе самой? Неужели она ничего не достойна, кроме пресной, нудной жизни? Свое будущее, свое замужество, детей Октавия не хотела рассматривать как расплату, как исполнение долга или наказание. Она поклялась, что выйдет замуж по любви и устроит свою судьбу совсем не так, как ее мать.
Чем, собственно, Октавия отличается от своей матери, если тоже продает себя? Расплачивается с дедом, который забрал ее к себе в обмен на замужество с тем, кого он сам выбрал ей в мужья.
Так ли уж мать с дедом заботились о счастье Октавии? Так ли уж любили ее, что ставили ее счастье на первое место? Любила ли она себя настолько, чтобы самой решить, как жить дальше?
Так что же ей делать? Нужно принять решение, и как можно скорее. Это будет нечестно по отношению ко всем. По отношению к Норту, который, как и мать с дедом, пытается все решать за нее. И по отношению к Беатрис, которая таращится на Спинтона, как будто именно он повесил луну на небо. И по отношению к Спинтону – милейшему человеку, который достоин того, чтобы жена любила и уважала его.
Но это будет честно в отношении самой себя. Пришло время думать самой. Нужно определиться, что и кто ей нужен и что делать дальше. Пусть говорят, что она эгоистка, но нет ничего греховного в том, чтобы получать от жизни радость и дарить радость другим.
Октавия не смогла бы жить со Спинтоном, зная, что палец о палец не ударила, чтобы стать счастливой. То же самое и с Нортом. Вряд ли ей по силам годами выдерживать беспокойство о нем и за его жизнь.
Стоят ли пять минут прекрасных мгновений всей оставшейся жизни в пустоте? Стоят. Октавии нужен Норт, а не ежедневные воспоминания о нем.
Значит, решено. Время пришло. Она все разложит по полочкам; свое будущее, свою судьбу. И очень многое будет зависеть от Норта.
Отодвинув стул, Октавия поднялась.
– Надеюсь, вы оба меня извините, мне нужно срочно заняться делами.
Спинтон с Беатрис удивленно подняли глаза, но Октавия не дала им времени запротестовать.
Она собралась действовать. Хватит сидеть и смотреть, как жизнь проходит мимо. Настало время получить пользу от данного обещания.
Вот только от какого?
– Что тебе здесь надо? – Октавия подбоченилась и хмуро сдвинула брови.
Норт надеялся на более теплую встречу. По правде говоря, время было позднее, его не ждали, но разве это повод для такого нелюбезного приема?
– Тебе тоже добрый вечер, Ви.
Если Норт надеялся вызвать в ней чувство вины и тем самым заставить Октавию быть чуточку вежливее, то он жестоко просчитался. Она не поддалась.
– За два дня я не получила от тебя ни строчки, ни слова, и после этого ты ждешь, что я брошусь тебе на шею? Не выйдет, Норри.
Ага. Но все равно она зовет его Норри.
– Могла бы предложить мне выпить.
Ей с трудом удалось держаться и не послать его к дьяволу.
– Не угодно ли выпить?
– Нет, благодарю.
Норту хотелось выжать из нее улыбку. Но получилось наоборот. Октавия только сжала руки в кулаки.
Норт поскреб подбородок. В гостиной они были одни. Закрытая дверь отгораживала их от остального мира. Можно было поговорить друг с другом, но в паре комнат отсюда продолжал ужинать Спинтон.
– Молодой Мертон извинился?
Октавия кивнула:
– Вчера.
И все? Никаких подробностей, никаких благодарностей?
– Что ты хочешь от меня, Ви? – Зачем мучить себя предположениями?
– Для начала извинений, – надменно ответствовала она.
Ага. Значит, переживает из-за того, что в последний раз все было наспех. Ее можно понять.
– Прости, я поступил низко, как эгоист, когда воспользовался…
– Не за это! – Ему показалось или она в самом деле топнула ногой?
Он заморгал. Так, его предположение ошибочно.
– Тогда за что?
– За то, что решаешь за меня. За то, что оставляешь меня в стороне и при этом рассчитываешь, что тебе все будут рады. Я не принадлежу ни к твоим людям, ни к твоим родным. Со мной нельзя вести себя столь высокомерно.
Высокомерно? Господи, где она только научилась таким словам? Она говорит как Спинтон или, хуже того, как ее дед.
– Я просто хотел уберечь тебя. – С чего это Норт оправдывается? Она и так понимает, почему он поступил таким образом. Он делал все, чтобы защитить ее, чтобы держать ее вне досягаемости Харкера. Опять же, если она позволяет всем командовать собой, то почему нельзя Норту? Он единственный, кто действительно желает ей добра.
Она заупрямилась:
– То есть ты решил убрать меня с дороги. Это уже чересчур.
– Я не мог сосредоточиться на Харкере, потому что беспокоился о тебе.
Она набросилась на него, как гарпия – злая и прекрасная.
– Можешь наплевать на то, как я беспокоюсь о тебе. Ты хоть представляешь, как я переживала за тебя эти два дня?
– Честно? Нет.
Ее, казалось, совсем не удивил его ответ, и Норт почувствовал себя задетым. Она считает, что он совсем не думает о ней? Ему мало, что удавалось сделать, не вспоминая о ней до того, во время или после.
– Ну разумеется, нет. Ты думаешь только о том, что нужно тебе. А все, что нужно мне, ты отбрасываешь.
– Чертовски справедливо, – проворчал он. Настроение стало стремительно портиться. – Я всегда тебе уступаю. Если это только в моей власти, я даю тебе все. Но только не тогда, когда это может обернуться тебе во вред, Ви. Поэтому перестань дуться и согласись, что я действовал ради твоей пользы.
Ему казалось, что таким образом он смягчит ее, слегка остудит ее пыл. Все получилось наоборот. Она разозлилась еще больше.
– Ради моей пользы! – вскипела она, тыча себя пальцем в грудь. – Ты не видел меня двенадцать лет. Что ты можешь знать о моей пользе?
– Вполне достаточно. – Он не собирался пускаться и объяснения, особенно когда ответ был вполне очевидным.
Щеки у Октавии пошли пятнами.
– Мне до черта надоели люди, которым известно, и чем моя польза, и которые все решают за меня. Я единственная понимаю, в чем заключаются мои интересы, какими бы они ни были.
Самое время, чтобы Октавия наконец сообразила, какой марионеткой была. Надо только слегка помочь ей.
– Кто же он, кто осмелился принимать за тебя решения? – потребовал ответа Норт. Как будто ему было невдомек. Он прекрасно знал, о ком речь. Просто нравилось растравлять себя.
– Ты, – выпалила Октавия. Что ж тут удивительного? – Мать, дед, Спинтон… – Она замолчала, как будто устав перечислять.
– Он-то каким образом?
Октавия без сил плюхнулась на софу, словно из нее выдернули основной стержень.
– Спинтон помимо моей воли, но в моих интересах нанял тебя. Дед решил в моих интересах выдать меня за Спинтона. Мать тоже ради моих интересов решила сделать из меня леди.
– Вполне возможно, что ты оказала сопротивление Спинтону, а как насчет деда и матери? Им ты тоже сопротивлялась?
Октавия покачала головой:
– Мне хотелось сделать им приятное. Потому что я чувствовала себя обязанной им.
Ага, чувство вины. Очень действенный мотив. Только это да еще чувство долга могли заставить Октавию поступать против собственного желания. Она была целиком предана тем, кого любила. Она могла сделать для них все, о чем они попросят, хотя ненавидела то, что делала.
Точно так же вернулась сюда, хотя хотела остаться у Норта.
Точно так же выходит замуж за человека, которого не любит.
– Можно посоветовать нарушить обещание, но не думаю, что тебе станет от этого легче.
Октавия устало усмехнулась:
– Наверное, не станет.
Норт подошел к софе и осторожно уселся рядом с Октавией, не касаясь ее. Он боялся, что не выдержит. Единственное, что хотелось сейчас, – прижать ее к себе, поцеловать и успокоить. Но он не имел на это права. Вдруг войдет Спинтон, тогда придется долго объясняться. Придется все рассказать про ее прошлое.
Почему Норт так переживает из-за этого? Он пообещал ее деду, что не выдаст тайну ее происхождения. Старый прохвост уже, к счастью, умер. Тогда почему Норт держит слово, данное покойнику, но отговаривает от этого Октавию?
Потому что он дал это обещание, чтобы защитить Октавию, а не для того, чтобы сделать приятное старому графу. Норт лучше умрет, чем позволит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Оттого он так испугался, когда, придя домой, узнал, что к нему заявлялся Харкер. Из-за этого страха Норт отослал ее от себя, хотя желал обратного.
– Мне хотелось бы помочь тебе, Ви.
Она кивнула в ответ, понимая, что Норт не кривит душой. Они оба были ограничены множеством клятв, сложившимися привычками и ожиданиями. И страхами. У каждого были свои страхи.
Его ужасало, что он никак не может добраться до Харкера. А сейчас главный враг понял, где самое уязвимое место Норта. Только положение Октавии в обществе, – Харкеру придется не раз подумать, прежде чем бросить такой вызов, – обеспечивало ей относительную безопасность. То, что обычно вызывало в Норте негодование, сейчас становилось главным преимуществом.
– Мы можем поговорить как друзья, Норри? У него между бровями залегла морщинка.
– В любой момент. И о чем угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37