Растерянная, оглушенная, я стояла, опустив руки. Меня толкали со всех сторон. Суматоха была невообразимая. Маренцы, верные призыву Шаретта, лихорадочно собирались в путь. Судя по их обилию на площади, я подумала, что в Шоле их не меньше трех тысяч.
Брике отчаянно дергал меня за рукав, пока я не удосужилась взглянуть на мальчишку. Под уздцы он держал вороную лошадь.
– Что это такое? – спросила я ослабевшим голосом. – Откуда?
– Я увел ее! – гордо воскликнул Брике. – Нука, садитесь! Мы поедем следом за Шареттом. Да быстрее, покуда хозяин не появился!
Я во второй раз краду лошадь, подумала я невольно, но у меня нет времени задумываться над моральной стороной этого поступка. К черту все! Мне важен только граф Шаретт. Аристократ, который согласится помочь мне, аристократке. Иначе этот бешеный поток войны будет уносить меня все дальше и дальше от СентЭлуа. Я вскочила в седло, подождала Брике и пришпорила лошадь. По тяжести седла я поняла, что в чушках есть пистолеты.
Над площадью грохотало:
– В Фонтенэ! В Фонтенэ! За Шареттом.
Мы скакали по улицам Шоле так стремительно, что прохожие разбегались, – скакали до тех пор, пока я не слилась с передовыми отрядами графа де Шаретта. На меня глядели удивленно, но ничего не спрашивали.
– Что ты думаешь о происшедшем, Брике?
– Пустяки, мадам! Наверняка ваш Шаретт со всеми остальными генералами перегрызся. Оттого и уехал.
Отряды Шаретта выехали из Шоле и мчались теперь по дороге вдоль полей и огородов. На холме маячили столбы телеграфа.2
– За Бога и короля! – неслось из города, и тысячи голосов повстанцев дружно подхватывали этот крик.

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЛАМЯ ВАНДЕИ


1

– Красотка, а красотка! Ну, пошли со мной! Ты все одна да одна. Честное слово, такой хорошенькой девушке это не пристало.
– Иди к дьяволу, – отвечала я в бешенстве.
– Это почему же?
– Потому что нельзя получить удовольствия, поцеловав твою физиономию.
Солдат ушел, покачиваясь. Я знала, что он пьян, знала, что не стоит так сердиться, но подобные предложения за десять дней скитаний по лесам мне осточертели. Каждый день появлялось едва ли не по пять кандидатов в любовники – грязных, небритых, вонючих. Но ужасно самоуверенных. Этого у них не отнять.
– Ну что ты так? – спросила Мьетта, одна из полковых девушек, протягивая мне горячий чай в жестяной кружке.
– Успокойся. Раз уж ты здесь, надо привыкнуть. Ты, видно, метишь на самого Шаретта и на мелюзгу не размениваешься?
Я молчала, задумавшись, и чай остывал у меня в руках.
Было жарко, словно стоял не март, а май. Я расстегнула ворот куртки, собрала в узел распустившиеся волосы. От терпкого запаха цветущего волчьего лыка слегка кружилась голова. В воздухе чувствовалась влажность. Рядом были болота и речные каналы, уже сплошь заросшие зеленью. Бывало, что селезни и прилетевшие с юга утки подплывали к людям на расстояние шага. Но здесь, где были мы, где потрескивал костер, земля была твердой. Хотя уже в четырех туазах отсюда переходила в зыбкую топь. Машкульский лес – изумрудные воды, поросшие высоким донником, болота и тихий шелест кленов, смешивающийся с шуршанием раннего весеннего дягиля. Мьетта прилегла рядом, устало потянулась.
– Откуда ты, Сюзанна? Как ты оказалась среди нас?
– А ты?
– Я? Со мной дело просто. Я пришла к повстанцам вместе с Бенжаменом. Но его в первом же бою убили. Я решила не возвращаться домой. Мало ли что можно заработать. Я здесь вроде маркитантки. После боев мне многое перепадает. Правда, спать приходится с кем попало.
Она говорила о грустных вещах, но ее голос не выражал огорчения. Я погладила ее по черным волосам.
– Ты красивая, Мьетта. Зачем тебе эта грязь?
Она резко повернулась ко мне, ее узкие шальные глаза блеснули, как лезвия кинжалов:
– А тебе зачем? Ну, зачем?
Я молчала, поразившись ее горячности. В этой девушке чувствовалась пылкая вандейская кровь – чувствовалась, несмотря на нежную наружность, прозрачные серые глаза и слабый рот.
– Прости, я не хотела читать тебе проповеди.
Мьетта смягчилась, шаловливо сжала мою руку в своей.
– Ну а что ты ищешь в этих лесах? Счастья? Возлюбленного?
Я покачала головой. Это был сложный вопрос. В памяти всплыли события последних десяти дней. Непрерывные бои с синими, когда пули свистят над головой и холодеет под ложечкой. Неделю назад у меня убили лошадь. Вся жизнь проходила в бесконечных блужданиях среди лесов, болот и солончаков Вандеи. Петли из мыз и замков, ферм и засад. Ночевать приходилось в лесных пещерах или узких круглых колодцах, под завалами из камней и сучьев, разделяющихся на рукава и лабиринты, – все эти убежища испокон веков скрывали мятежников. Теперь, когда стало совсем тепло, лезть под землю не хотелось. Небо полностью заменяло мне крышу, а мох – постель. Вот если бы не эти бои. Мне вспомнилось сражение за Шантенэ, закончившееся всего три дня назад. Я, как всегда, пыталась пробраться поближе к Шаретту, но путь мне преградил республиканец. Никогда не забыть ужаса, охватившего меня в то мгновение, когда солдат взмахнул саблей, и холодное лезвие, казалось, уже коснулось моей шеи. Раздался выстрел, республиканец упал замертво. Я в кутерьме так и не поняла, кто спас мне жизнь.
– Что я ищу?
– Скажи мне. Может быть, я помогу тебе.
– Сомневаюсь… Мне нужен граф де Шаретт. Наш Шаретт, в лагере которого мы находимся, за которым ты да я таскаемся день и ночь. Но разве этого человека можно поймать? Он всегда ускользает именно в тот миг, когда я оказываюсь поблизости. Временами мне кажется, что я хочу встретиться с призраком.
Мьетта беззвучно рассмеялась, вытягиваясь на земле. Вечер был солнечный, в потоках света, лившегося сквозь деревья, плавали золотые облака пыли и паутинок. Шлепали в тростнике цапли. На болоте расцвели лилии, испускающие запах воска и меда.
– Ты смеешься?
– Да, знаешь ли, подруга, нужно иметь смелость, чтобы гоняться за Шареттом.
– Он – мой единственный выход.
– Послушай, Сюзанна, я не хочу ни о чем тебя расспрашивать. Мне ясно, что ты чтото скрываешь, ну и скрывай на здоровье. Словом, я была права.
– В чем?
– В том, что ты метишь на Шаретта и по этой причине отказываешься от забав с солдатами.
– Ты просто дура, Мьетта.
Она не рассердилась, порывисто поднялась; встала на колени и пристально посмотрела мне в лицо.
– Вот что, моя дорогая! Что ты дашь мне взамен, если я научу тебя, как застать Шаретта в то время, когда он совершенно свободен?
Я недоверчиво посмотрела на нее.
– Ты – научишь?
– Да, и очень легко. Я даже сама проведу тебя к нему. Я знаю, где он сейчас находится.
– Откуда?
– Прошлую ночь я провела с его денщиком.
– Если ты поможешь, я отдам тебе все что угодно, но ты же знаешь, Мьетта, что у меня ничего нет.
Она расхохоталась.
– О, я не сомневаюсь, что, после того как Шаретт увидит тебя, ты не будешь испытывать недостатка в красивых вещах.
– Ты что, думаешь, я буду жить с ним?
– Ну, конечно!
– У меня и в мыслях такого нет. Я не собираюсь задерживаться здесь надолго и становиться его любовницей.
– Может быть, твои мысли и чисты, – весело заметила Мьетта. – Но егото мысли чересчур греховны.
– К чему я ему? В отряде много девушек.
Я не говорила Мьетте, что являюсь аристократкой и стремлюсь как можно скорее добраться до СентЭлуа, к сыну. Вполне понятно то, что она считает меня искательницей приключений. Но я и в мыслях не допускала, что аристократ Шаретт посмеет требовать чегото такого от аристократки, да еще дочери принца де Тальмона. Я была уверена, что стоит мне только поговорить с ним.
– Девушекто много. Но ты особенная. У тебя белые руки и нежная кожа. У тебя золотые волосы, как у лесной феи. И разговариваешь ты порой так, словно бывала в салонах.
Мьетта была щедра на похвалы, несмотря на то, что сама была женщиной.
– Шаретт очень хорош как мужчина, уж поверь. Я много слышала о нем рассказов. Только за время мятежа он переспал по меньшей мере с десятью девушками. Но я ни одной из них не завидую…
– Ах, оставь, пожалуйста! – сказала я в сердцах.
– У тебя только одно в голове. Если ты и вправду знаешь, где Шаретт, проводи меня к нему.
– Он на Овсяной опушке, в доме Святителя Мартена. Я знаю.
Она вскочила на ноги с легкостью лани, живо отряхнула бумазейную юбку, туже затянула платок, которым были повязаны волосы.
– Пойдем. Так и быть, я проведу тебя.
Путь пролегал через топкое озеро, и, переходя от островка к островку, мы по щиколотку тонули в воде. На темнозеленой глади озера отражались силуэты буков и ясеней. На мелководье кишели проснувшиеся с весной моллюски, личинки и рачки. Из глубины тусклых омутов, которые Мьетта умело обходила, поднималось таинственное свечение. Уже дрожали крыльями в воздухе стрекозы. Вечерняя дымка окутывала болота, деревья погружались в сиреневорозовую пелену заката.
– Ты выбрала себе трудный путь, милочка, – болтала Мьетта, с легкостью перескакивая с камня на камень, с кочки на кочку.
– И неблагодарный. От Шаретта трудно дождаться любезности. Он хороший любовник, но ведет себя с женщинами как свинья. На первом месте у него война, а не мы.
– Мне это безразлично.
– Раз уж ты идешь к нему, стало быть, не безразлично. Я потому и рассказываю тебе это. Хотя, конечно, пусть Шаретт и свинья, но он всетаки Шаретт, а не простой вандеец. В этом отношении ты все верно рассчитала.
– Я ничего не рассчитывала.
– Ладно, скромница, притворяйся, если тебе это так нравится. Да только меня не обманешь. И потом, я бы не советовала тебе уж очень надеяться на успех. Конечно, ты Шаретту понравишься. Но ненадолго. Он стыдится нас, простых женщин. Ему подавай аристократок, всяких там герцогинь и маркиз. А с нами он не живет больше недели.
Мы подошли к Овсяной опушке, и Мьетта указывала рукой на небольшой деревянный домик, прислонившийся к поросшей мхом скале. Из расщелины бил веселый родник, рассыпая по земле брызги.
– Вот это и есть его логово. Ступай! Там он всегда один. Его денщик сегодня ночью отправится ко мне. А Святитель Мартен наверняка спит на чердаке. Его пушкой не разбудишь. У тебя вдоволь времени поговорить с Шареттом. Обещай только не говорить, кто тебя привел сюда! Он и так будет недоволен, что нарушили его одиночество… Но ты быстро его успокоишь, не так ли? – Мьетта прыснула в рукав и насмешливо добавила: – Я думаю, раньше завтрашнего утра тебя ждать не приходится?
Я рассерженно покачала головой, и Мьетта поспешно зажала себе рот рукой, словно обещая молчать. А потом, посмеиваясь, круто повернулась и снова запрыгала по кочкам – теперь уже назад, в лагерь.
Некоторое время я стояла в нерешительности, размышляя, уж не последовать ли мне за Мьеттой. Как я ни пыталась не обращать внимания на ее болтовню, подобные рассказы не могли не смущать меня хотя бы чутьчуть. Вспоминался и Гектор де Вабекур, твердивший о том, что Шаретт – сам дьявол.
Впрочем, по какой причине я робею? Разве у меня есть другой выход?

2

Я приоткрыла дверь так тихо, что ни одна петля не заскрипела, и осторожно переступила порог. В косые маленькие сени пробивался свет из комнаты. С гвоздей свешивались связки чеснока и красного перца. В углу стаяла кадушка с засоленной рыбой, и воздух пропитался рыбным запахом. Словом, внешне здесь все было так, как в обычном домике лесника. И тем страннее было сознавать, что в этой избушке живет не кто иной, как грозный Святитель Мартен, принимающий у себя еще более грозного графа де Шаретта де ла Контри.
Я заглянула в комнату, прошлась по земляному полу, все больше убеждаясь, что в доме никого нет. По крайней мере, я не видела ни Мартена, ни Шаретта и ничего не слышала. А между тем вся обстановка подсказывала, что совсем недавно здесь ктото был. На столе оплывала толстая тростниковая свеча, пропитанная маслом, и стояла глиняная кружка. По запаху можно было определить, что пили пиво.
Легкий шорох послышался сзади, словно ктото бесшумно откудато спрыгнул. Я попыталась обернуться, но не успела: мощная грубая рука обхватила меня сзади, сдавила горло, и я почувствовала, как кожу под подбородком больно кольнуло острие кинжала.
От испуга и неожиданности я не смогла даже вскрикнуть, а кинжал, грозивший в одно мгновение перерезать мне горло, заставлял меня быть благоразумной и не шевелиться. Я чувствовала, как левая рука незнакомца молниеносно пошла вокруг моей талии и легко выдернула у меня изза пояса пистолет, затем быстро ощупала одежду и, достигнув груди, замерла. Он понял, что я женщина.
С невероятной силой незнакомец отшвырнул меня от себя, и я так грохнулась головой о стену, что у меня потемнело в глазах. Шляпа слетела на пол, волосы рассыпались по плечам белокурой волной. Я не успела опомниться, как получила две оглушительные пощечины и услыхала вопрос:
– Кто тебя подослал? Кателино? Ах ты жалкая шлюха!
Это было слишком для меня. Дыхание у меня перехватило, я не могла произнести ни слова. Незнакомец оперся рукой о стену, его лицо наклонилось ко мне – смуглое, нервное, искаженное подозрительной гримасой. Глаза у него были широко расставленные, большие и такие бархатночерные, что это заставляло задуматься о его восточном происхождении или о примеси крови мавров. Длинный нос с развитыми нервными ноздрями совершенно не гармонировал со ртом, почти женским. Толстые чувственные губы, пожалуй, были самыми притягательными в этом лице. Да еще ресницы – такие длинные, что бросали тень на щеки.
На вид ему было лет тридцать. Но наверняка черный платок, которым была повязана его голова, – платок корсара, и узел над самыми бровями делали его чуть старше.
– Вы граф де Шаретт? – прошептала я одними губами.
Струйка крови побежала от уголка моего рта к подбородку – свидетельство тех двух пощечин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12