С ним была женщина лет тридцати и тот самый юноша.
– Сообщите нам, когда приедете в Безансон, мадам, – сказал юноша.
– Разумеется, Пьер. Я сразу сделаю это.
Она села в коляску с закрытым верхом. Я даже заметила, как мужчина поцеловал ее.
Я подумала, что будет очень несправедливо, если они все же поедут в Безансон, а я нет. Ведь мне в любом случае Безансон нужнее, чем им.
Коляска медленно выехала за ворота и покатила по дороге. Нет, я буду просто глупа, если упущу такой случай!
Мне было довольно легко догнать коляску. Я шла следом за ней, пока она не выехала на большую дорогу, за заставой.
А затем на ходу уселась на запятки – так, как это делают мальчишки. Мой маневр остался незамеченным.
И я, выехав, наконец, в первом часу дня из Труа, твердо знала, что никакая сила не заставит меня покинуть только что занятое место.
6
Была полночь, когда я столь необычным образом прибыла в Безансон.
Дыша на замерзшие пальцы, чтобы хоть немного согреть их, я соскочила с запяток, очень сомневаясь в том, что мои одеревеневшие ноги смогут ходить. Последние несколько часов я их почти не чувствовала. И правда – они у меня подогнулись в тот первый миг, когда я ступила на землю.
Луна еще не взошла, и было очень темно. Лишь масляный фонарь горел у входа в дом. Ленивый старый привратник не спешил открывать ворота.
Супруги, с которыми я все время ехала, прошли в дом, а старик отправился на поиски конюха, который должен был заняться лошадьми. Я стояла в нерешительности, не зная, что мне делать. Я опаздывала, а ведь Безансон был вовсе не конечным пунктом моего путешествия. Как следовало поступить? Я видела неподалеку освещенные окна постоялого двора и пошла туда, намереваясь найти там лошадь.
Сонный трактирщик покачал головой.
– Все лошади чужие. Могу предложить ночлег и ужин.
– Да-да, – сказала я растерянно. От теплой постели и ужина я бы не отказалась, но утром мне надо было быть в Понтарлье.
Я вернулась к тому дому, куда ушли новобрачные. Меня охватили раздумья. Я видела, что лошади еще не были выпряжены из коляски. Уставшие, они даже не всхрапывали.
Оглянувшись по сторонам, я решительно подошла к лошадям. Выпрягать их мне еще ни разу не приходилось, к тому же я ужасно боялась, что лошадь фыркнет или, чего доброго, заржет.
Но животное, словно радуясь освобождению, лишь довольно прядало ушами.
Это называется конокрадством, подумала я. Да, именно так. Если кто-то застанет меня, мне не поздоровится. Не говоря уже о том, какой это будет стыд. От волнения и страха пальцы у меня дрожали, я едва справилась с упряжью и облегченно вздохнула, покончив с этим занятием.
– Ну, все…
Я взяла лошадь под уздцы и, тихо уговаривая, повела к воротам.
– Молчи, пожалуйста, молчи, – просила я.
Только скрывшись за углом улицы, я поняла, что дело обошлось. Я, конечно, поступила не самым лучшим образом, но, видит Бог, иного выхода у меня не было. Идти пешком в Понтарлье? Нет, это было совершенно невозможно.
Седла не было, но при желании я могла без него обойтись – ездить верхом я умела не так уж плохо. Безансона я совершенно не знала, но хотела поскорее выбраться отсюда через ту же заставу, что и въехала. Недалеко от города есть дорожная гостиница – там-то я и узнаю дорогу до Понтарлье. Ну, а в самом Понтарлье я не растеряюсь: во время нашего с Эмманюэлем альпийского плена я даже танцевала там на балу в Ратуше, среди провинциальной аристократии.
Мне было холодно. Март выдался не слишком теплый. Вот-вот должен был начаться дождь; он чувствовался в воздухе, носился вместе с дорожной пылью. Горожане спали, редко где светилось окно. Но даже в тусклом свете фонарей я сумела разглядеть, что Безансон – довольно красивый городок: аккуратные домики под острыми черепичными крышами, выбеленные стены, мощенные кирпичом улицы. Если бы мне еще удалось точно выехать на заставу, то об этом городе у меня сохранились бы только приятные воспоминания.
Полосатый столбик караулки свидетельствовал, что я на правильном пути.
– Стой! Кто идет?!
Я вздрогнула. Окрик донесся как раз со стороны караульного поста. Чуть позже я увидела гвардейца. Он вскинул ружье.
У меня перехватило дыхание. Гвардеец… Я всегда в таких случаях вспоминала тех национальных гвардейцев, что отобрали у меня карету, – это было давно, но врезалось мне в память. Гвардейцев я боялась. И терпеть их не могла.
– Ну-ка, слезайте! – скомандовал он, хватая лошадь под уздцы.
Это был рослый парень лет двадцати пяти, грубый, неуклюжий, на вид необыкновенно глупый.
– Кому я говорю!
Я сошла с лошади, понимая, что в случае сопротивления он, быть может, способен выстрелить в меня.
– Кто ты такая?
Разглядев меня как следует, он, видимо, решил обращаться ко мне на «ты». Я молчала, потому что, в сущности, даже не знала, что сказать. Это не было продумано заранее.
– Женщина на лошади, в такое-то время… Куда ты едешь? Я растерянно пожала плечами.
– В Понтарлье.
– Зачем?
Я не знала, что сказать.
– Ясно. Ну-ка, пойдем!
Он схватил меня за руку, так сильно, что я закричала от боли.
– Смотри, какая нежная!
Он тащил меня куда-то, ничего не объясняя. Я возмутилась. Что это такое, в конце концов? Я и сама могу идти!
– Куда вы меня тащите?!
– В караулку, черт побери!
Он толкнул меня на скамью за перегородкой, предназначенную для задержанных преступников.
Я огляделась. Участок был пуст. Зажженная лампа разливала слабый свет. Я ошеломленно подумала, что впервые нахожусь в подобном месте. Видели бы меня мои знакомые – здесь, за этой перегородкой…
– У тебя есть документы?
– Нет, – резко сказала я, поднимая голову.
– Ну, то-то же! Значит, я был прав. Уже у двери он обернулся.
– Ты арестована до утра. А утром придет капитан, он скажет, что с тобой делать.
Он загремел ключами.
– А пока я тебя запру.
Его, вероятно, удивляло мое молчание. Но я и вправду не знала, что говорить. Так много неожиданностей случилось за время моего краткого путешествия, что впору было подумать, что началось оно под дурным знаком. Да, уж слишком много неприятностей… Либо это невезение, либо я абсолютно бестолкова.
Поворот ключа в замке привел меня в чувство. И только чуть позже я с ужасом осознала, в каком кошмарном положении оказалась.
Дрожащими пальцами я машинально нащупала бумаги, зашитые под плащом, проверила, на месте ли сумка. С этим все было в порядке. Но что будет завтра?
Гвардеец сказал, что утром должен появиться капитан. Если дойдет до того, что он станет во всем серьезно разбираться, моя миссия провалится. Более того, я сама окажусь в тюрьме – если обнаружат бумаги… А что бывает с теми, кто уличен в связях с заграницей и эмиграцией? То, что было с маркизом де Фавра. А его, как известно, повесили.
У меня даже дыхание перехватило, когда я представила, что меня тоже могут повесить. Поручение поручением, но я не думала, что за все это придется заплатить жизнью. Умирать мне совсем не хотелось. Не надо даже думать об этом!
Я стала лихорадочно размышлять. Главное, конечно, – это уничтожить бумаги. Съесть их, что ли? Нет, их слишком много. Господи, да ведь на столе горит лампа. Она-то мне и поможет. Ну, а потом? Потом меня спросят, кто я такая. Нужно что-то выдумать. Да только выдумка, к сожалению, быстро откроется.
Но в этом случае меня, пожалуй, могут обвинить лишь в бродяжничестве. Это не так уж страшно, и об этом можно пока не думать. Надо, пока в караулке никого нет, отпороть подкладку и сжечь письма Марии Антуанетты.
Я уже готова была заняться этим, но шаги за дверью и скрежет ключа в замке заставили меня вздрогнуть. Сердце мое забилось так сильно, что мне показалось, что его стук слышен в участке.
Вошел тот самый здоровенный гвардеец. Тяжелым шагом он прошелся вдоль стены, оправляя форму. Я только сейчас заметила, что он изрядно пьян.
– Ну, – сказал он. – Собачья погода.
Он приблизился ко мне, обдавая запахом скверного табака, и, взяв со стола бутылку, жадно припал к горлышку.
– Хороший коньяк, – сообщил он мне, вытирая усы. – Согревает.
Он сделал еще несколько глотков и поставил бутылку. Большие черные глаза уставились прямо мне в лицо.
– А ты ничего. Где ты тут только взялась такая. Столь изящный комплимент сделал мое настроение еще более мрачным. Уж лучше бы этот тупица не замечал моей внешности и не воображал себя донжуаном.
– Тебе не скучно? – спросил он, усаживаясь рядом со мной.
– Невесело, – ответила я, отодвигаясь.
– Вот-вот, – подхватил он, придвигаясь, – и мне невесело. Холодно. И ни души вокруг. Скверная это штука – дежурство!
Я мрачно взглянула на него, полагая, что лучше всего для меня – это не поддерживать этот разговор. Может, тогда он скорее уберется отсюда на улицу, и я смогу заняться своими бумагами.
Его огромная рука опустилась на мое плечо.
– Слушай, – пробормотал он, слегка запинаясь, – давай развлечемся. Ты правда очень хороша, детка.
«Так, – подумала я, – это меня вовсе не устраивает». Я начинала чувствовать сильное беспокойство. Брезгливо сбросив его руку со своего плеча, я отошла в сторону.
Глаза гвардейца загорелись. Кровь бросилась ему в голову.
– Куда же ты, детка? От меня все равно не уйдешь.
Я попыталась пройти к двери, но он преградил мне путь, размахивая перед собой огромными ручищами, как циклоп в поисках Одиссея.
Я отступила на шаг, к самой стене.
– Я хочу по-хорошему, детка. А то завтра придет капитан… Я ведь многое о тебе наговорить могу. Тебя, пожалуй, в исправительный дом посадят. Если ты, конечно, не будешь посговорчивее…
Меня даже передернуло от услышанного. Оказывается, этот идиот уговаривает меня не тем, что отпустит, а тем, что не станет обо мне лгать!
– Плевать я хотела и на тебя, болван, и на твоего капитана! Слышал?! Убери руки, образина! Я кричать буду!
Он схватил меня у самой стены, сдавил, пахнул в лицо перегаром и потом.
– Кричать? Кричи! Мне, может быть, это даже понравится! Он пытался поцеловать меня. Я пришла в ужас, когда это дикое безобразное лицо приблизилось к моему и, не найдя другой защиты, плюнула ему в глаза.
– Оставь меня в покое, ты, мужик!
Он злобно осклабился и утерся рукавом.
– А ты что – большая цаца? Я тебе сейчас покажу, что мужик в этом деле не хуже любого герцога!
Он так вцепился рукой Мне в волосы, что я почти не могла пошевелить головой.
– Ладно, не строй из себя девицу!
Я пыталась вырваться, сопротивлялась так яростно, как только могла, но у этого дикаря руки были как клещи. Я царапалась, один раз даже укусила его, но он повалил меня на стол, при каждом вздохе обдавая кошмарными запахами.
– Сейчас поглядим, какова ты снизу! – Гвардеец задрал мне юбку, и теперь огромная рука шарила в моем нижнем белье.
Мне удалось до крови расцарапать ему лицо, но он поймал обе мои руки и завел их мне за голову.
– Сейчас, сейчас, – хрипло шептал он, дыша мне прямо в лицо.
Тошнота уже стояла у меня в горле. Иногда от отвращения у меня мутился разум, но, когда я пыталась хоть немного поразмыслить, мне становилось понятно, что кричать бесполезно. Да неужели этой скотине удастся… Нет, я предпочла бы умереть на месте. Когда он пыхтел, пытаясь раздвинуть мои ноги, мне посчастливилось высвободить одну руку. Закинув ее за голову, я принялась лихорадочно шарить по столу. О, если б здесь что-то было – что-нибудь хоть немного тяжелое!
Мои пальцы действительно наткнулись на что-то гладкое, холодное и такое тяжелое, что я даже не сразу смогла приподнять. Не понимая даже, что это такое, я с размаху, с силой, на какую только была способна, обрушила этот предмет на голову гвардейца.
Раздался отвратительный хруст. В одно мгновение я почему-то оказалась облита чем-то мокрым – и холодным, и горячим одновременно. Тело гвардейца с силой навалилось на меня, отяжелело, я едва не задохнулась. Почти потеряв сознание, я с силой отпихнула его от себя, и противная туша тяжело сползла на пол, стукнув руками, как китайский болванчик.
Я не сразу смогла подняться. Меня колотила дрожь. Корсаж был заляпан чем-то мокрым. Подняв руку, я увидела, что она испачкана до самого локтя во что-то красное и почему-то черное. Ну, красное я еще могла понять – кровь… Но откуда эти черные пятна? От их вида меня стошнило.
Когда я снова выпрямилась, зажимая рот ладонью, то заметила рядом с телом гвардейца большую чугунную чернильницу. Ага, так это она пришла мне на помощь… Отсюда и черные пятна – разлитые чернила. Ох, если бы не эта кровь…
Я метнула взгляд на гвардейца, впервые подумав, что с ним случилось. Он не двигался, лежал навзничь. Струйки крови текли из-под его головы.
Господи Иисусе, может быть, я его убила?
Меня снова охватил ужас. Гвардеец мертв, без сомнения! Это я убила его!
Не заботясь даже о том, чтобы проверить это предположение, я опрометью выскочила на улицу. Холодный воздух не освежил меня и не привел в чувство. Я бросилась к лошади. Меня гнала одна-единственная мысль, заполонившая все сознание: скорее, скорее отсюда!
Дрожащими пальцами, путаясь и чертыхаясь, я отвязала лошадь. Не сразу мне удалось взобраться на нее верхом. Вцепившись в холку лошади, подгоняя ее ногами, я поскакала прочь из города.
В какой стороне находился Понтарлье – это один Бог знал.
7
Мэтр Бернье, хозяин таверны «Три пескаря», рассматривал меня недоверчиво и осуждающе.
– Вас что, в луже вываляли, мадам? – напрямик спросил он.
Моя одежда действительно была ни на что не похожа. Замызганные грязью плащ и юбка, обвисшие поля шляпки, мокрые распустившиеся волосы, выпачканный чернилами корсаж…
– Вы почему опоздали?
«Гм, – подумала я, – хорошо еще, что я опоздала всего на два часа!» Но рассказывать о езде на запятках, поединке с гвардейцем и долгом петлянии по дорогам Франш-Конте мне не хотелось.
– Хорошо, что я вообще добралась, – сказала я невесело. – Вы так прекрасно продумали все мое путешествие, что я задержалась полюбоваться красотами местности.
– Вы умеете говорить по-немецки? – прервал он меня. Я покачала головой.
– Нет. Или немного. По крайней мере, я понимаю немецкий.
– Это плохо, мадам. Вам придется изображать крестьянку, а они здесь все говорят по-немецки.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5