Лёжа на полу лицом вниз, закинув руки за голову, Эдвард слушал, как плачет Брайс. Потом он слушал, как в дом вернулся отец и стал кричать на Брайса. А потом отец заплакал, и Эдвард слушал, как он плачет.– Ты не имеешь права плакать! – кричал Брайс. – Ты не имеешь права плакать. Ты её даже не любил. Ты вообще не знаешь, что такое любовь.– Я любил её, – говорил отец. – Я любил её.«Я тоже её любил, – думал Эдвард. – Я любил её, а теперь её нет на свете. Странно это, очень странно. Как дальше жить в этом мире, если здесь не будет Сары-Рут?»Отец и сын продолжали кричать друг на друга, а потом наступил ужасный момент, когда отец заявил, что Сара-Рут принадлежит ему, что это его девочка, его ребёнок и он сам будет её хоронить.– Она не твоя! – кричал Брайс. – Ты не имеешь права. Она не твоя.Но отец был большой, сильный, и он победил. Он завернул Сару-Рут в одеяло и унёс. В домике стало очень тихо. Эдвард слышал, как по комнате бродит Брайс и что-то бормочет себе под нос. Наконец мальчик поднял Эдварда.

– Пойдём, Бубенчик, – сказал Брайс. – Нам теперь тут делать нечего. Мы поедем в Мемфис. Глава двадцатая

– Ты много видел в жизни танцующих кроликов? – спросил Брайс у Эдварда. – Зато я точно знаю, скольких видел я. Одного. Это ты. Вот так мы с тобой и подзаработаем. В прошлый раз, когда я был в Мемфисе, там как раз давали представление. Люди устраивают разные представления прямо на улице, на углу, а другие люди им за это бросают деньги.Они шли до города всю ночь. Брайс шёл без остановок, держа Эдварда под мышкой, и всё время с ним разговаривал. Эдвард пытался слушать, но его снова охватило равнодушие. Именно так он чувствовал себя, когда был чучелом, прибитым к шесту в огороде у старухи. Ему всё было безразлично, и он знал, что никогда больше его ничто не будет волновать.У Эдварда было не только пусто и уныло на душе. Ему было больно. Каждая часть его фарфорового тела болела. Ему было больно за Сару-Рут. Он хотел, чтобы она снова взяла его на руки. Он хотел для неё танцевать.И он действительно стал танцевать, но уже не для Сары-Рут. Эдвард танцевал для незнакомых людей на грязном перекрёстке в Мемфисе. Брайс наигрывал на губной гармошке и подёргивал лапки Эдварда за верёвочки, Эдвард кланялся, шаркал ножкой, раскачивался, танцевал, кружился, а люди останавливались, тыкали в него пальцем и смеялись. На земле прямо перед ним стояла коробка Сары-Рут, та коробка, в которой девочка держала пуговицы. Крышка коробки была открыта, чтобы люди бросали туда монетки.– Мама, – сказал какой-то малыш, – посмотри на этого кролика. Я хочу его потрогать. – И он протянул руку к Эдварду.– Не смей! – сказала мать. – Он грязный. – Она оттащила ребёнка от Эдварда.– Он гадкий и противный, – сказала она. – Фу!Какой-то человек в шляпе остановился и стал рассматривать Эдварда и Брайса.– Танцы – это грех, – сказал он. А потом, после долгой паузы, добавил: – Особенно грешно, когда танцуют кролики.Человек снял шляпу и прижал её к сердцу. Он стоял и смотрел на мальчика с кроликом долго, очень долго. В конце концов он снова надел шляпу и ушёл.Тени стали длиннее. Солнце превратилось в оранжевый пыльный шар, который уже готов был скрыться за горизонтом.Брайс заплакал. Эдвард увидел, как его слёзы падают на асфальт. Но мальчик не переставал играть на гармошке. И всё дёргал Эдварда за верёвочки. И Эдвард всё плясал.Старая дама, опираясь на трость, подошла к ним совсем близко. И стала сверлить Эдварда глубоко посаженными чёрными глазами.«Неужели это Пелегрина?» – подумал танцующий кролик.Она кивнула ему.«Ну что ж, смотри на меня, – сказал ей Эдвард, дёргая руками и ногами. – Смотри же на меня, твоё желание сбылось. Я научился любить. И это ужасно. Любовь разбила мне сердце. Помоги же мне».Старуха повернулась и, припадая на одну ногу, пошла прочь.«Вернись, – подумал Эдвард. – Пожалей меня. Почини».Брайс заплакал ещё сильнее. И заставил Эдварда танцевать ещё быстрее.Наконец, когда солнце зашло и улицы опустели, Брайс перестал играть.– Ну вот, мы закончили, – сказал он. И уронил Эдварда на асфальт. – Я больше не стану плакать.Брайс вытер нос и глаза ладонью, подобрал коробку из-под пуговиц и заглянул внутрь.– На еду денег хватит, – сказал он. – Пойдём, Бубенчик. Глава двадцать первая

Столовая называлась «У Нила». Название было написано большими красными неоновыми буквами, которые то вспыхивали, то гасли. Внутри оказалось тепло, очень светло и пахло жареной курицей, тостами и кофе.Брайс уселся у прилавка и посадил Эдварда на высокий табурет рядом с собой. Он прислонил кролика лбом к прилавку, чтобы тот не свалился.– Ну что, мой сладкий, чем тебя угостить? – обратилась к Брайсу официантка.– Дайте оладьи, – сказал Брайс, – ещё яйца, ну и кусок мяса. Настоящий бифштекс. А потом тосты и кофе.Официантка перегнулась через прилавок и потянула Эдварда за ухо, потом откинула его чуть назад, чтобы увидеть его лицо.– Это твой кролик? – спросила она Брайса.– Да, мэм, теперь мой. Раньше это был кролик моей сестры. – Брайс вытер нос ладонью. – Мы с ним вместе показываем представления. Шоу-бизнес.– Неужели? – сказал официантка.На платье у неё болталась бирка, на которой было написано «Марлен». Она посмотрела Эдварду в глаза, а потом отпустила его ухо, так что он снова уткнулся лбом в прилавок.«Да что там, не стесняйся, Марлен, – подумал Эдвард. – Толкай меня, пихай, пинай. Делай что хочешь. Какая разница. Я совсем пустой. Совсем пустой».Принесли еду, и Брайс, не отрывая глаз от тарелки, съел всё до последней крошки.– Ты и впрямь был голодный, – сказала Марлен, убирая тарелки. – Похоже, твой шоу-бизнес – тяжёлая работа.– Угу, – сказал Брайс.Марлен сунула чек под кофейную чашку. Брайс посмотрел на чек и покачал головой.– Мне не хватит денег, – шепнул он Эдварду.– Мэм, – сказал он Марлен, когда она вернулась налить ему кофе. – У меня нет столько денег.– Что-что, мой сладкий?– У меня нет столько денег.Она перестала наливать ему кофе и посмотрела на него в упор.– Тебе придётся обсудить это с Нилом.Как выяснилось, Нил был и владельцем, и главным поваром. Огромный, рыжеволосый, красномордый мужик вышел к ним из кухни с поварёшкой в руке.– Ты пришёл сюда голодный? – сказал он Брайсу.– Да, сэр, – ответил Брайс. И вытер нос ладонью.– Ты заказал еду, я приготовил её, Марлен тебе её принесла. Правильно?– Ну, вроде так, – сказал Брайс.– Вроде? – переспросил Нил. И ударил поварёшкой по прилавку.Брайс вскочил.– Да, сэр, то есть нет, сэр.– Я. Приготовил. Еду. Для. Тебя, – отчеканил Нил.– Да, сэр, – сказал Брайс.Он схватил Эдварда с табуретки и прижал к себе. Все в столовой перестали есть. Все смотрели на мальчика с кроликом и на Нила. Только Марлен отвернулась.– Ты заказал. Я приготовил. Марлен подала. Ты съел. Что теперь? – сказал Нил. – Мне нужны деньги. – И он снова стукнул поварёшкой по прилавку.Брайс откашлялся.– А вы когда-нибудь видели танцующего кролика? – спросил он.– Это ещё что такое? – сказал Нил.– Ну, вы видели когда-нибудь в жизни, чтоб кролик танцевал?Брайс поставил Эдварда на пол и стал дёргать за верёвочки, привязанные к его лапам, чтобы тот начал потихонечку двигаться. Он достал губную гармошку и сыграл грустную мелодию под стать медленному танцу Эдварда.Кто-то засмеялся.Брайс перестал играть на губной гармошке и сказал:– Он может ещё станцевать, если хотите. Он может танцевать, чтобы заплатить за то, что я съел.Нил уставился на Брайса. А потом вдруг наклонился и схватил Эдварда за ноги.– Вот что я думаю про танцующих кроликов, – сказал Нил, размахнулся и ударил Эдвардом о прилавок. Как поварёшкой.Раздался сильный треск. Брайс вскрикнул. И весь мир, мир Эдварда, стал чёрным. Глава двадцать вторая

Были сумерки, и Эдвард шёл по тротуару. Он шёл совершенно самостоятельно, переставляя ноги одну за другой, одну за другой, без посторонней помощи. На нём был очень красивый костюм из красного шёлка.Он шёл по тротуару, а потом свернул на садовую дорожку, которая вела к дому с освещенными окнами.«Я знаю этот дом, – подумал Эдвард. – Здесь живёт Абилин. Дом на Египетской улице».Тут из дома, лая, прыгая, помахивая хвостиком, выбежала Люси.– Смирно, девочка, лежать, – сказал глубокий, низкий мужской голос.Эдвард посмотрел вверх и увидел, что в дверях стоит Бык.– Привет, Малоун, – сказал Бык. – Привет, старый пирог с крольчатиной. Мы тебя ждали.Бык широко распахнул дверь, и Эдвард вошёл в дом. Там были и Абилин, и Нелли, и Лоренс, и Брайс.– Сюзанна! – воскликнула Нелли.– Бубенчик! – закричал Брайс.– Эдвард, – сказала Абилин. И протянула к нему руки. Но Эдвард не двигался. Он оглядывал комнату снова и снова.– Ты ищешь Сару-Рут? – спросил Брайс. Эдвард кивнул.– Тогда надо выйти на улицу, – сказал Брайс.И все они вышли на улицу. И Люси, и Бык, и Нелли, и Лоренс, и Брайс, и Абилин, и Эдвард.– Вон там, смотри. – Брайс показал на звёзды.– Точно, – сказал Лоренс, – это созвездие называется «Сара-Рут». – Он поднял Эдварда и усадил себе на плечо. – Вот там, видишь?Эдварду стало очень печально где-то глубоко внутри, это было сладостное и очень знакомое ощущение. Сара-Рут есть, только почему она так далеко? Если бы у меня были крылья, я бы полетел к пей. Уголком глаза кролик увидел, что за спиной у него что-то трепещет. Эдвард заглянул себе за плечо и увидел крылья, самые потрясающие крылья, которые ему когда-либо доводилось видеть: оранжевые, красные, синие, жёлтые. Они были у него на спине. Его собственные крылья. Его крылья.Какая же удивительная ночь! Он ходит без всякой помощи. У него есть элегантный новый костюм. А теперь ещё и крылья. Теперь он может лететь куда угодно, делать что угодно. Как же он сразу этого не понял?Сердце его тоже затрепетало в груди. Он расправил крылья, слетел с плеча Лоренса и устремился вверх, в ночное небо, к звёздам, к Саре-Рут.– Нет! – закричала Абилин.– Поймайте его! – закричал Брайс. Но Эдвард улетал всё выше. Люси залаяла.– Малоун! – закричал Бык. Он подпрыгнул и, схватив Эдварда за ноги, стянул с неба на землю. – Тебе ещё не пора, – сказал Бык.– Останься с нами, – сказала Абилин.Эдвард попытался взмахнуть, захлопать крыльями, но это было бесполезно. Бык крепко держал его и прижимал к земле.– Оставайся с нами, – повторяла Абилин. Эдвард заплакал.– Я больше не выдержу, я не могу потерять его снова, – сказала Нелли.– Я тоже, – сказала Абилин. – У меня тогда сердце разобьётся.А Люси уткнулась в Эдварда мокрым носом. И слизнула слёзы с его лица. Глава двадцать третья

– Потрясающая работа, – произнёс человек, проводя тёплой тряпочкой по лицу Эдварда. – Настоящее произведение искусства. Конечно, грязное, конечно, запущенное, но тем не менее настоящее искусство. А грязь это не помеха, с грязью справимся. Голову же мы тебе починили.Эдвард взглянул человеку в глаза.– А… вот ты наконец и очнулся, – сказал человек. – Теперь я вижу, что ты меня слушаешь. У тебя была сломана голова. Я её починил. Вернул тебя с того света.«А сердце? – подумал Эдвард. – Сердце моё ведь тоже сломано».– Нет, нет. Не стоит меня благодарить, – сказал человек. – Это моя работа, в самом буквальном смысле слова. Разрешите представиться. Меня зовут Люциус Кларк, и я ремонтирую кукол. Так вот, твоя голова… Да, пожалуй, я тебе всё расскажу. Хотя это может тебя расстроить. Но всё равно, правде надо смотреть в лицо и желательно при этом иметь на плечах голову, уж прости за каламбур. Ваша голова, молодой человек, превратилась в груду осколков, точнее в двадцать один кусочек.«Двадцать один?» – бездумно повторил про себя Эдвард.Люциус Кларк кивнул.– Двадцать один, – сказал он. – И должен признаться без ложной скромности, что менее искусный кукольный мастер, чем я, может, и не справился бы с этой задачкой. Но я тебя спас. Ладно, не будем вспоминать о грустном. Будем говорить о том, что мы имеем на сегодняшний день. Вы снова целы, монсеньор. Ваш скромный слуга, Люциус Кларк, вернул вас из небытия, откуда практически нет возврата.Кукольный мастер положил руку себе на грудь и низко поклонился Эдварду.Эдвард лежал на спине, осмысливая эту длинную торжественную речь. Под ним был деревянный стол. Стол стоял в комнате, и через высокие окна лился солнечный свет. Ещё Эдвард уяснил, что недавно его голова была разбита на двадцать один кусочек, а теперь снова превратилась в целую голову. И никакого красного костюма на нём не было. На самом деле на нём вообще не осталось никакой одежды. Он снова был наг. И без крыльев.А потом он припомнил: Брайс, столовая, Нил хватает его за ноги, размахивается… Где Брайс? – Ты, наверное, вспомнил про своего юного друга, – угадал Люциус. – У которого всё время из носа течёт. Он и принёс тебя сюда, плакал, умолял помочь. Всё твердил: «Склейте его, почините его». Что я ему сказал? Я ему сказал: «Юноша, я человек дела. Я могу склеить вашего кролика. Честно скажу – могу. Но всему есть своя цена. Вопрос в том, можете ли вы заплатить эту цену?» Он-то не мог. Разумеется, не мог. Так и сказал, что денег, мол, нет. Тогда я ему предложил два варианта на выбор. Только два. Первый: поискать помощи в другом месте. Ну а второй вариант заключался в том, что я тебя починю, сделаю всё, что в моих силах, а сил у меня, поверь, немало, и мастерство есть, а потом ты станешь моим. Не его, а только моим. – Тут Люциус замолчал. И кивнул, как бы подтверждая собственные слова. – Такие вот два варианта, – сказал он. – И твой друг выбрал второй. Он отказался от тебя ради того, чтобы ты ожил. Вообще-то он потряс меня до глубины души.«Брайс», – снова подумал Эдвард.– Не волнуйся, друг мой, не волнуйся. – Люциус Кларк уже потирал руки, готовый вновь взяться за дело. – Я намерен целиком и полностью выполнить свою часть договора. Ты у меня будешь как новенький, я верну тебе былое величие. У тебя будут уши из настоящей кроличьей шерсти, и настоящий кроличий хвостик. И усы мы тебе заменим. И глаза подкрасим, они снова будут ярко-голубые. И костюмчик тебе справим самый замечательный. А потом, в один прекрасный день, мне за эти труды воздастся сторицей. Всему своё время, всему своё время.
1 2 3 4 5 6 7