– Да. Он сейчас замещает товарища Варгу. Но только временно. По-видимому, сверху пришлют кого-нибудь, кого члены товарищества изберут затем своим председателем. Но не исключено – я слышала и такую версию, – что на эту должность выдвинут меня. Не знаю только, как отнесся бы к этому мой муж. Впрочем, это маловероятно – в лучшем случае меня могут назначить директором виноразливочного завода. Вряд ли члены товарищества согласились бы иметь председателем женщину.
– А как вы оцениваете мужа в роли руководителя?
Демене состроила чудную гримасу и вздохнула.
– Как чересчур хорошего. Он принадлежит к тому типу людей, которые в пятьдесят лет ради одного предприятия зарабатывают два инфаркта. Слишком добросовестный. Настолько, что, по-моему, это уже сказывается отрицательно па его возможностях. В качестве руководителя разливочного предприятия он еще годится, но председателем товарищества – нет. А здесь, по существу, нужно выполнять обе эти функции.
– А как, по-вашему, Варга был добросовестным?
– Пожалуй, я бы не сказала этого. Но главное в том, что все было ему не по душе… Впрочем, это не совсем точно. Я ни разу не видела его грубым, раздраженным, хотя проблем здесь возникает сколько угодно. Если же он и выглядел раздраженным, то ясно было, что это тактика, что он ведет себя так потому, что это ему выгодно в данный момент либо этого от него ждут. Я всегда чувствовала, что он как бы потешается над всеми. С начальством он прекрасно ладил; только не думайте, что он подхалимничал. Я была свидетельницей, когда он заместителю министра смело высказал свое мнение по какому-то спорному вопросу; в конце концов, правда, дело решилось так, как хотел тот, и Шандор признал его правоту. Когда гости сели в машину и укатили, он громко расхохотался. «Ильдике, это похоже на шахматную игру, – сказал он. – Если ты играешь с начальством, тебе нельзя выигрывать. Но дурак тот, кто проигрывает легко: такие партнеры не нужны. Нужно проигрывать в упорной, острой борьбе, и тогда ты станешь любимым партнером начальника».
– И это получалось у него с любым начальником?
– Конечно. Он ведь организовывал посещения винных погребов, приглашал на горшочек гуляша к себе в дом. Правда, в последнее время делал это все реже и реже. Жаловался: «Не буду часто приглашать к себе эту публику. Завистники. Взять хотя бы этого Пецели. Зарабатывает семь тысяч, холостяк, снимает только часть квартиры, все деньги тратит на костюмы и на женщин, а когда был у меня, даже пожелтел от зависти – хорошо, мол, живешь, мужик! Да, этот будапештский полулюмпен не знает, что такое настоящая работа. Не говоря уже о «дополнительной».
– А не знаете, у Варги есть какое-нибудь «подпольное» предприятие?
– Нет. Во всяком случае, здесь, в рамках нашей фирмы, точно нет.
– Вы уверены? Женщина улыбнулась.
– Может ли руководитель предприятия на своем же предприятии создать что-то такое, о чем не узнал бы другой руководитель?
Прежде чем задать следующий вопрос, Тоот немного выждал, словно прикидывая, стоит ли вести разговоры в этом направлении.
– Видите ли, я очень высокого мнения о ваших оценках и наблюдениях. Чувствуется, что у вас есть свой взгляд па вещи. Так что же могло случиться с вашим шефом? Почему он вдруг исчез?
По лицу Демене пробежала удовлетворенная улыбка.
– Я, например, сразу подумала о его жене. Что он больше не мог выдержать и поэтому исчез.
– Но не проще ли было развестись? В этом случае и имущество досталось бы не только ей.
– А вы уверены в том, что он исчез по доброй воле?
– Нет. Именно этого я и боюсь, что не по доброй воле. В этом случае дело значительно сложнее. Видите ли, если кто-нибудь, все заранее продумав, преднамеренно хочет исчезнуть из общества или вообще из жизни, то обычно заблаговременно пару раз бросит какой-то туманный намек, который лишь впоследствии становится ясным. Вы понимаете, что я имею в виду?
Демене утвердительно кивнула головой.
– Вроде того, что, мол, «скоро здесь все пойдет по-другому».
– Приблизительно так. Или, например: «Не знаю, что будет с вами, когда меня не будет здесь». Подобного он не говорил? Это, конечно, может показаться глупостью, однако может иметь кое-какое значение.
– Нет, ничего подобного не говорил. Впрочем, это и неудивительно.
– Почему?
– Подобные вещи говорят или люди с расшатанной нервной системой, или слабохарактерные, те, которые так или иначе хотят вызвать к себе сочувствие. Товарищ Варга – не из таких. Он всегда был человеком, который, несмотря на всю свою доброжелательность и открытость, чертовски все рассчитывал. Конечно, это глупое противоречие, но это так.
Дверь неожиданно открылась, и в комнату вошел человек в белом халате.
– Ильди! Пошли скорее – приехали зарубежные гости. – Заметив Тоота, он с холодной вежливостью объяснил посетителю: – Прошу прощения, но моя жена должна срочно уйти – она хорошо говорит по-немецки.
– Товарищ – из полиции, – сказала Демене, вставая. – Он ведет расследование по делу исчезновения нашего шефа.
Тоот заметил, что при слове «шеф» на лице ее мужа, сравнительно еще молодого человека, появилось горькое выражение. Он осекся.
– Тогда ты иди, а я отвечу на вопросы товарища. Как только Демене вышла, Тоот тоже встал.
– У меня, по существу, почти и не осталось вопросов. Часто к вам приезжают иностранцы?
– Достаточно часто.
– Какого рода связи поддерживал с ними Шандор Варга?
– Официальные.
– Полагаю. А кроме того?
– Он со всеми обращался так, словно они были его лучшими друзьями или родственниками. Принимал с распростертыми объятиями.
– На каком языке он с ними общался?
– Видите ли, сюда, как правило, приезжают западные немцы. Варга изъяснялся по-немецки, прямо скажем, неважно. Но это его отнюдь не смущало. У меня, например, более основательные знания языка, и то я почти не отваживаюсь говорить. А он изъясняется и Жестами, и улыбками, строит такие фразы, что волосы дыбом встают и стыдно становится. Не за него – за нашу фирму. Но, несмотря на это, проходит десять минут – и он уже лучший друг иностранных гостей. Поднимаемся, к примеру, все вместе на гору, и из подворотни выбегает дворняжка. Варга тут же комментирует: «Оригиналь хунгарише Хунд», после чего пытается перевести дурно пахнущие венгерские анекдоты на немецкий язык. Никто ничего не понимает, но все весело смеются. Причем не над ним, а вместе с ним. Вам это понятно?
Тоот утвердительно кивнул.
– Думаю, что да.
– Ну тогда вам повезло. Мне кажется, я никогда не смогу понять этого. Что же, поручается, что люди – идиоты?
– Нет, – отозвался Тоот, – просто им нравятся мелочи, которые свидетельствуют о том, что их окружают вниманием, что они – важные персоны. Не располагая такими качествами, нельзя быть хорошим руководителем.
Ласло Деме напыжился, как изготовившийся к бою петух.
– Вы на меня намекаете?! Слушайте, если вы думаете, что…
– Я не ревизор из центра, и у меня к вам нет никаких претензий, – перебил его Тоот. – Но у меня к вам еще один вопрос: вы ведь не любили Варгу?
– А за что мне было его любить? За его панибратскую манеру, которую вы, по-видимому, одобряете? Или за то, что он постоянно вертелся вокруг моей жены?
Деме замолчал, потом неожиданно улыбнулся. Тоот с удивлением посмотрел на него: улыбка, вероятно, была редкой гостьей на пасмурном лице этого человека. А Деме добавил:
– Да, пожалуй, я его не любил. Но сейчас я совершенно по-другому отношусь к нему. И знаете, почему?
– Знаю. Потому что он исчез.
9
Не было и часа дня, когда Тоот выехал со двора виноградарского я винодельческого товарищества. Тех, с кем нужно поговорить, конечно, еще не было дома. Впрочем, нашлось исключение: когда через десять минут он припарковался у красного каменного дома Шандора Варги и вышел из машины, то увидел, что Варгане, помахивая сумкой, поднимается по лестнице. На глухой звук захлопнувшейся дверцы машины она обернулась и с удивлением посмотрела на Тоота.
– Как вы узнали, что я дома? По понедельникам я обычно до трех бываю в школе, но сегодня не состоялось заседание кружка.
Тоот поднялся вслед за нею.
– Я поехал наудачу.
Лицо, которое он сейчас видел перед собой, было, наверное, лет на десять моложе, чем то, которое он видел вчера. Распущенные волосы спускались на плечи, глаза сверкали, на щеках проступил румянец. Сияющая улыбка выпрямила привыкшие к горестному изгибу губы. Все это, несомненно, шло ей. Тоот недоуменно спрашивал себя, что могло вновь разжечь этот угасший костер.
– Заходите, – сказала Варгане и протянула Тооту руку.
Твердым и решительным было пожатие ее маленькой горячей руки.
Комната, куда они прошли, поразила Тоота. Мебели в ней почти не было, если не считать столика на низких ножках, стоящего на желто-красно-коричневом ковре, да большого книжного шкафа вдоль одной из стен. На другой стене висели домотканые салфетки в тон ковру.
– Это моя комната. Присаживайтесь. Тоот смущенно огляделся.
– А стульев вы не держите? Хозяйка рассмеялась.
– Зачем? Гораздо полезнее сидеть на ковре. Я даже ученические работы здесь проверяю, на этом маленьком столике. Будь моя воля, я вообще держала бы в доме лишь самую необходимую мебель. Я люблю свободное пространство.
На Варгане были слегка потрепанные синие джинсы и пуловер с аппликацией. Она выглядела скорее студенткой, чем матерью троих детей. Тоот поймал себя на том, что не может отвести от нее взгляда.
На ковер усесться все-таки пришлось.
Непривычная поза сковывала Тоота, он даже не знал, как начать разговор… Сначала говорили о каких-то пустяках. Потом капитан стал рассказывать о результатах своего расследования; правда, ровно столько, сколько посчитал возможным. Маргит – Варгане попросила, чтобы он называл ее так, – внимательно слушала. Тоот говорил и говорил, потом словно одумался.
– Не знаю, что со мною происходит. Вместо того чтобы спрашивать вас, я вам выкладываю все и вся.
В голубовато-серых глазах его собеседницы заискрился смех.
– Пожалуйста, спрашивайте.
– Прежде всего, что произошло с вами? Со вчерашнего дня вас просто не узнать. Словно вы вчерашняя и вы сегодняшняя – две совсем разные женщины.
– Ничего особенного. Так, мелочи, но приятные. Так бывает, когда внезапно почувствуешь, что направление ветра меняется и заканчивается долгая полоса невезений. Вчера после вашего ухода ко мне заявился Шебештен Селеш и сказал, что окончательно решил купить беркечский дом. И даже деньги принес. Вы и представить себе не можете, как я обрадовалась. Этот дом тяжелым бременем висел на моей шее. Я уже начала думать, что никогда и никому не смогу продать его даже по минимальной цене. Эта сделка полностью поправит наши материальные дела.
– Вы говорите «наши»? Вы все еще рассчитываете па возвращение мужа?
– Я думала о детях. А вообще-то я не делала тайны из того, что собиралась развестись с Шандором, да вот случилось такое…
Тоот хотел сказать, что, значит, Шандор Варга пропал очень вовремя, но воздержался.
– И этих денег было достаточно, чтобы так воодушевить вас?
– Нет. Но произошло еще кое-что… С моим знакомым… мне кажется, он наконец решился ради меня… впрочем, об этом, пожалуй, не будем говорить. Это касается лично меня и… не имеет никакого отношения к вашему расследованию.
– Понятно, – отозвался Тоот и с удивлением отметил, что голос его прозвучал как-то хрипловато.
– Не выпьете ли чашечку кофе?
– Нет, спасибо. И еще я хотел бы попросить вас: покажите мне, пожалуйста, комнату вашего мужа. Надеюсь, там в основном все осталось так, как было до его исчезновения?
– Да. Хотя не думаю, чтобы вы что-нибудь там нашли. Ваши коллеги в свое время тщательно обыскали ее.
– Я не это имел в виду. Каждая комната о чем, о чем, по о привычках и характере своего хозяина может сказать многое.
– Что вам говорит моя комната?
– То, что вы любите свободу и терпеть не можете условностей. И еще кое-что…
– Что именно?
– Лучше я промолчу. Это касается лично меня… Варгане улыбнулась. Она встала и предложила руку Тооту.
– Вы правы. Пойдемте, я покажу вам комнату Шандора. Комната Варги практически ничего не говорила о своем хозяине, и Тоот почувствовал некоторое разочарование, потому что подтвердилось то, чего он боялся: здесь жил человек, который мало времени проводил дома, а посему у него не было ни времени, ни желания создавать тут уют. Такая комната вполне могла бы принадлежать закоренелому холостяку или студенту, снимающему жилье у хозяйки. Стол, стул, кровать. Четыре сосновых доски на прикрепленных к стене металлических кронштейнах служили книжной полкой, на которой стояли книги в цветных переплетах. Тоот подошел поближе и снял одну из книг. Она была на иностранном языке.
– Это английские книги мужа, – пояснила Маргит. – Почти все без исключения – детективы. Когда Шандор начал заниматься английским, то сказал, что хотел бы научиться разговорному языку. Мне, правда, хотелось, чтобы он читал серьезные вещи… Но и это мое пожелание в отношении Шандора окончилось так же, как и все другие. Его как-то больше интересовал легкий жанр. Во всем.
Тоот улыбнулся.
– И давно он начал заниматься английским?
– Примерно пять лет. Когда он только начал заниматься, я попробовала уговорить его изучать немецкий, так как его он смог бы использовать на работе, но он не послушал меня. Сказал, что в той степени, в какой немецкий может понадобиться ему на работе, он его знает.
– А ради чего он стал изучать английский?
– Видите ли, Шандор принадлежит к тому типу людей, которые ни к чему не испытывают подлинной страсти. Случаются лишь какие-то привязанности, которые на более или менее долгий срок овладевают ими. Сначала у пего возникло непреодолимое желание лазать по горам, заниматься туризмом, потом пришли шахматы. На смену им пришла охота. А этим летом, когда мы вместе были по путевке на Балатоне, он решил заняться парусным спортом. Даже купил пособие…
Тоот оглядел стены. Они были пусты. Только в одном углу выделялось на обоях светлое пятно.
– А что за картина тут висела?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21