Все мои усилия были напрасны, я не мог сосредоточиться. Наконец, мне пришли на ум слова агента, и я воспользовался ими, чтобы так или иначе выйти из неловкого положения.
– Одним словом, – произнес я, – вы подозреваете самоубийство?
– Так же, как и вы, – ответил Кристини.
– Ага! так же, как и я, – повторил я без всякого убеждения в голосе. – Тем не менее с этим не все согласятся… Нам будет нелегко это доказать.
– Конечно… Но если бы само дело не было затруднительным, мы и не обратились бы к вашей помощи.
В глубине души я искренне пожалел об этом.
– Главным аргументом в пользу вышеупомянутого подозрения, – продолжал Кристини, – служит то обстоятельство, что, видимо, были употреблены все старания к тому, чтобы доказать наличие убийства, а не несчастного случая. С последним неизменно связано представление о самоубийстве, между тем как убийство…
– Вы правы, – согласился я, – если принять во внимание чемодан… Кончая счеты с жизнью, обыкновенно, не берут с собой чемодана.
– Нет, но его в таких случаях заранее бросают на полотно железной дороги, чтобы симулировать грабеж.
– Вы забываете его содержимое…
– Вдоль полотна идет река. Кто знает, может быть, вы там что-нибудь и найдете.
– Возможно, – согласился я, соблазненный заманчивой перспективой розысков, которые я мог бы проводить под именем Падди Вельгона. Вот был бы триумф, если бы мне удалось раскрыть истину.
– Да и наконец, – заметил Кристини, – чемодан мог быть взят в дорогу пустым.
– Вполне, – глубокомысленно согласился я.
– Принимая во внимание положение трупа, нельзя допустить, чтобы он упал случайно; но зато вполне возможно, что он был положен или даже лег таким образом сам… Соскочив с поезда, он спрятался в туннель и подождал прохода встречного поезда.
– Это очень сложно. Можно также заподозрить, что он был сброшен на полотно убийцей.
– Он не мог бы упасть таким образом.
– Убийца мог спрыгнуть следом за ним и уложить его на рельсы.
– Он бы поднялся.
– Он мог быть без сознания, ранен… может быть, убит… В револьвере были целы все пули?
– Одной не хватало, но это ничего не доказывает, выстрел мог быть произведен только для того, чтобы ввести в заблуждение всех нас.
– Все это только предположения, – произнес я. – И таких предположений будет еще множество.
– Ваше дело в них разобраться, – подмигнул мне Кристини. – Я вам только указываю следы, от вас зависит дальнейшее: подтвердить мои подозрения или опровергнуть. Я надеюсь на первое. Что ни говорите, а здесь пахнет самоубийством. Вы также подозреваете это.
– Но, возможно, по несколько иным причинам, чем вы, – ответил я. – На каком основании вы настаиваете на самоубийстве?
– Очень просто. По словам кондуктора, наш клиент был в вагоне один. В Малоссене к нему никто не вошел. А между тем труп был найден именно между Малосенной и Месклой. Каким образом мог появиться убийца?
– Он мог войти во время пути.
– Вы забываете, что на Южных дорогах нельзя переходить во время движения поезда из одного вагона в другой.
– Да, но позвольте. Существуют так называемые смешанные вагоны, из двух классов, сообщающихся между собой дверью.
– Так именно и было в данном случае. Но ручка от двери находилась только со стороны первого класса, благодаря чему пассажир второго класса никоим образом не мог проникнуть в первый. Следовательно, незнакомец не мог с этой стороны подвергаться какой-либо опасности. Даже кондуктор и тот находился в это время в одном из первых вагонов. Одним словом, убийцы нет, а отсюда вывод: нет убийцы, нет и преступления.
Я начал колебаться.
– Но симуляция его тем не менее налицо, – продолжал агент. – И для нас лично вся эта история вполне ясна. Убийство должно было свершиться, мы ждали его со дня на день.
– Вследствие каких причин?
– Само собой разумеется, – страхования. Месяц назад герой этого печального случая вошел с нами в переговоры, желая застраховать свою жизнь в пользу указанной им особы. Причем соглашался на внесение в договор статьи о самоубийстве, на которой мы особенно настаивали, ввиду исключительно крупной суммы – двухсот тысяч франков. Дело это тянулось довольно долго, как вдруг, несколько дней назад, он стал нас так торопить, что пришлось покончить этот вопрос без промедлений, и три дня назад мы выдали ему полис. Теперь видите, что из этого вышло.
– Но вы сами говорите, что страховая премия не выдается в случае самоубийства клиента, и незнакомец ничего не имел против этой статьи.
– Совершенно верно. Но надо заметить, что он примирился с ней только потому, что она тормозила дело. Других причин для отказа у нас не было. Медицинский осмотр дал блестящие результаты. Ну, он и решил симулировать убийство.
– Но к чему такая поспешность?
– Это уж ваше дело разузнать. Что касается нас, то мы подозреваем, что он был накануне разорения и это могло обнаружиться со дня на день.
– Понимаю! – воскликнул я. – Он хотел обеспечить свою жену?
Кристини довольно непочтительно пожал плечами.
– Полис составлен далеко не на ее имя, – усмехнулся он, – и это обстоятельство еще более подтверждает наши предположения. Интересующая его особа не состоит с ним ни в какой степени родства и потому юридически не может являться его наследницей. Единственный способ обеспечить ее – именно тот, к которому он прибегнул: страховая премия.
Агент в волнении ударил кулаком по моему столу. Я не решился ему противоречить.
– Это не лишено некоторой доли героизма, – только заметил я.
– Тем не менее это случается чаще, чем предполагают, – глубокомысленно заметил агент. – Иногда бывает легче разом положить конец своим мучениям, чем выносить их изо дня в день… Кроме того, возможно, что его кто-нибудь наталкивал на эту мысль…
– Ага! понимаю! – в том же тоне произнес я. – И вернее все та самая особа…
– Или кто-нибудь другой, – прервал меня Кристини. – Это нас мало интересует. Наша задача не в том, чтобы обвинять. Мы желаем одного: соблюдать денежные интересы общества. Я вам только указываю путь. Остальное в вашей власти.
– Конечно, конечно, – машинально повторил я, не думая о том, что я лишний раз подтверждаю свое согласие заняться чуждым для меня делом. Но я уже плохо владел собой, меня охватила знакомая жажда успеха, и я весь загорелся мыслью о таинственном происшествии.
– Итак, – продолжал агент, – возможны только два случая: или самоубийство будет доказано сразу и, следовательно, вопрос о страховой премии выяснится сам собой, или обнаружатся обстоятельства, говорящие в пользу убийства, что для нас будет, конечно, малоутешительным и вызовет необходимость более тщательного расследования… Во всяком случае, вам необходимо сейчас же отправиться на место происшествия.
– Вы думаете?.. – пробормотал я, сразу отрезвленный этими словами.
Несмотря на все свое возбуждение, я все-таки понимал, чем я рискую, окончательно перевоплощаясь в знаменитого Падди Вельгона.
– Безусловно, – не терпящим возражений тоном произнес агент. – Нельзя терять ни одной минуты. Время и так уже упущено. Там уже с раннего утра работают судебные власти и полиция. Возможно, что они облегчат вашу задачу.
– Или, наоборот, только испортят дело! – с апломбом заявил я, входя в роль сыщика, критикующего действия полиции.
– Следовательно, мы возлагаем все наши надежды на вас, – сказал Кристини. – И повторяю еще раз (он, видимо, прочел на моем лице некоторое колебание): в случае удачи мы позволим себе предложить вам вознаграждение в размере десяти тысяч франков, не считая, конечно, этой тысячи франков на расходы, которая поступает сейчас в ваше полное распоряжение.
Я невольно закрыл глаза. Мне показалось, что вокруг меня засверкали яркие золотые искры. Тысяча франков в кармане и возможность заработать в короткое время еще десять тысяч, не говоря уже о сопряженной с ними славе! Может быть, сама судьба толкает меня на новый путь. Кто знает, что ждет меня в будущем. Да и, наконец, взять эти деньги не значит еще совершить преступление, это не воровство, я заработаю их и приложу все усилия, чтобы оправдать доверие обратившихся ко мне лиц.
Чем я рискую? Падди Вельгон не вернется раньше двух месяцев. А до тех пор все будет уже кончено, и я буду окружен ореолом славы.
Напрасно какой-то тайный голос твердил мне, что я поступаю опрометчиво, что у меня нет ни опыта, ни знания дела для того, чтобы выполнить порученную мне по ошибке задачу, – я ничего не хотел слышать и смело положился на свою счастливую звезду.
– Хорошо, – решительно произнес я. – В таком случае, я выеду завтра с первым поездом. Но одно условие: полная тайна. Я желаю сохранить полнейшее инкогнито. Это даст мне большую свободу действий.
– Мне известна ваша осторожность, – одобрительно произнес мой собеседник, видимо, довольный результатом нашей беседы. – Я слышал, что вы прямо волшебник по части трансформации.
– Я сегодня же вечером постараюсь повидать сопровождавшего поезд кондуктора. Он может дать нам некоторые полезные сведения.
– Это ваше дело. Не нам вас учить, – произнес Кристини, поднимаясь с места и протягивая мне руку.
– Мы забыли одну небольшую подробность, – улыбнулся я. – Имя убитого. Вы сказали, что его личность опознана, но в газетах об этом нет ни звука.
– Это некто господин Монпарно, представитель торговых фирм.
– Монпарно? – невольно громче, чем следовало, вырвалось у меня.
– Да… Вы его знаете?
– Нет… не лично, но мне приходилось уже слышать о нем, – произнес я, стараясь подавить охватившее меня волнение. – Вы не ошибаетесь? Это действительно он?
– Конечно. При нем найдены бумаги, затем его костюм… Никаких сомнений. Если желаете, я могу сообщить вам о нем дополнительные сведения.
– Нет, нет, – заторопился я, – с меня довольно одного имени. Через час я буду уже знать о нем все подробности.
Эта уверенность, видимо, произвела на агента самое приятное впечатление.
– В таком случае, я вас покидаю, – сказал он, берясь за ручку двери. – До свиданья!
– До свиданья! – повторил я, затворяя за ним дверь. В ту же минуту я стремительно бросился к письменному столу, запер в один из ящиков полученную тысячу франков и, схватив пальто и шляпу, стремительно помчался по лестнице.
Господин Монпарно покончил с собой! Монпарно, опекун Софи Перанди!
Глава II
Таинственная кража
С тех пор, как мне стало известно, что герой кровавой драмы господин Монпарно, мое собственное приключение отошло для меня на второй план. Обещая агенту узнать все подробности жизни его клиента, я имел в виду только как можно скорее выпроводить его из своей комнаты и бежать, не теряя ни минуты, на квартиру несчастного представителя торговых фирм. В течение всей дороги мне ни разу не пришло в голову задать себе вопрос: что будет со мной? Как удастся мне выйти из созданного мной самим затруднительного положения? Мои мысли были полны одним: господин Монпарно умер! Господин Монпарно убит или лишил себя жизни. Неужели это правда? Что ожидает теперь Софи?
Теперь я уже твердо верил, что мною руководит сама судьба, так как по какому-то невероятному стечению обстоятельств я не только знал лично жертву этой кровавой драмы, но даже вся моя собственная жизнь, все мое счастье находились в полной зависимости от этого человека.
Господин Монпарно был опекуном Софи Перанди, в которую я был безумно влюблен. Как он, так и молодая девушка отлично знали о моем чувстве, и несмотря на то, что я еще не получил официального согласия на сделанное мной предложение, мне было разрешено бывать у Монпарно как можно чаще, и в глубине души я уже считал Софи своей будущей женой.
Семья Монпарно состояла, во-первых, из самого представителя торговых фирм, человека лет сорока, жизнерадостного, веселого, любящего пошалить на стороне, к великому неудовольствию жены; во-вторых, госпожи Монпарно, женщины до крайности мелочной, раздражительной и озлобленной, гораздо старше своего мужа, изводившей его ревностью и пиленьем, от которых, пользуясь своей профессией, он исчезал на целые дни, и, наконец, отдаленной племянницы госпожи Монпарно Софи Перанди, которая с утра до вечера испытывала на себе все прелести очаровательного характера своей тетушки. Будучи сиротой и не имея никаких средств существования, она принуждена была мириться со своим тяжелым положением, с нетерпением ожидая своего совершеннолетия, когда она, наконец, очутится на свободе и будет иметь возможность сделаться моей женой. Как ни тяжело мне это воспоминание, должен сказать, что она была очаровательна, живая, остроумная, с глубокими, горящими, как звезды, глазами; она была гораздо умнее и, как это ни странно, лучше знала жизнь, чем я.
Я любил ее до безумия. Поэтому первая мысль, пришедшая мне в голову, когда я узнал о смерти Монпарно, была, конечно, о Софи.
Они жили на улице Пасторелли. Я летел туда, как на крыльях, и через несколько минут был уже на месте. На дверях их квартиры висел замок, и одна из соседок объяснила мне, что госпожа Монпарно и ее племянница тотчас же по получении печального известия, приблизительно час назад, отправились по делу к кому-то из своих знакомых.
Я вышел на улицу, намереваясь так или иначе подождать их возвращения. Но едва мне удалось сделать несколько шагов по тротуару, как вдали на углу улицы показались силуэты обеих дам. Я бросился им навстречу.
– Какое ужасное несчастье!
– Вам уже известно? – по обыкновению желчно ответила госпожа Монпарно.
Софи, видимо, только что плакала. Глаза ее были красны и глубокие вздохи то и дело вырывались из груди. Я понимал ее горе. Господин Монпарно всегда являлся ее защитником перед теткой и единственными спокойными днями ее жизни были те, которые он проводил дома, вместе с ней.
– Бедная Софи! – прошептал я, пожимая ей руки.
– Бедная Софи! – с раздражением повторила госпожа Монпарно, пожимая плечами. – А я не бедная, нет? Чем я теперь буду жить?
Мне вспомнились слова агента о материальном положении его клиента.
– Разве после него ничего не осталось?
1 2 3 4