https://wodolei.ru/catalog/mebel/uglovaya/yglovoj-shkaf/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Такого рода вещей уж очень много!
– У вас есть доступ в Интернет?
– Модемная связь, но мой ноутбук остался в машине.
– А мой здесь. Можно было бы поискать ссылки на «Бильдерберг»…
– Но сначала я закончу с этим, – сказала она, показав на сковородку за своей спиной, – потом мы спокойно поедим в столовой, как цивилизованные люди…
– Конечно, – смущенно ответил я.
Она повернулась и добавила в соус несколько ложек сметаны. Затем дала блюду потомиться еще четверть часа, а я тем временем помог ей накрыть на стол.
Думаю, что за одиннадцать лет в Нью-Йорке я ни разу этим не занимался. Хорошо еще, что не забыл, с какой стороны тарелки нужно класть нож и вилку. У меня было ощущение, что я прохожу курс дезинтоксикации. Вновь учусь самым простым вещам. Мне было стыдно, но одновременно я наслаждался всем этим.
Через несколько минут журналистка вошла в столовую с подносом в руках и объявила, имитируя южный выговор:
– Фрикасе из индейки по-провансальски! Чуть простовато, но пришлось обойтись тем, что имеется на кухне. Знаете, я не слишком люблю вина южной долины Роны, за исключением «Шатонёф-дю-пап», разумеется, но оно уж слишком дорогое… Словом, я предпочла взять «Кло-Багатель»…
– Что за вино?
– Очень хороший сеншиньян. В конце концов, мы не так уж далеко от Эро…
Конечно, у меня не было таких познаний в винах, и я мог только одобрить ее выбор, но зато приготовленное ею блюдо было превосходным. Она явно наслаждалась моим красноречивым безмолвием во время еды. Потом я отправился на кухню, чтобы сварить кофе и тем самым несколько загладить свою кулинарную несостоятельность.
Когда я принес кофе, мне показалось, что Софи смотрит на меня как-то странно.
– В чем дело? – спросил я, ставя кофейник на стол.
Она закурила сигарету.
– Вы ведь с момента нашей встречи спрашиваете себя, не лесбиянка ли я.
Я почти рухнул на стул, и краска залила мне щеки.
– Э… вовсе нет, почему вы… да я…
– Ну же, будем откровенны, вы подумали, что я лесбиянка!
– Нет…
– А если я действительно лесбиянка, вас это будет смущать? – настаивала она, очевидно забавляясь моим возрастающим замешательством.
– Да нет же! Я отношусь к этому совершенно спокойно! Я живу в Нью-Йорке!
Она расхохоталась:
– Я не об этом спрашивала. Меня не интересует, как вы к этому относитесь. Я спрашиваю, будет ли вас смущать, если я окажусь лесбиянкой?
Я не знал, как выпутаться из неловкой ситуации. Почему Софи об этом спросила? Означало ли это, что она действительно гомосексуальна? Софи поняла по моему взгляду, что я задаю себе этот вопрос. Наверное, она привыкла к таким взглядам. Но я совершенно растерялся. И решил ответить как можно проще:
– Нет, меня это не будет смущать. Я слегка огорчусь за мужчин, но порадуюсь за женщин…
Она печально покачала головой. Наверное, ответить следовало иначе.
– А почему вы затеяли этот разговор? Вы что, лесбиянка? – рискнул спросить я с улыбкой, больше походившей на гримасу.
– А, значит, вы задаете себе этот вопрос! Я так и знала!
Похоже, ее это забавляло так же сильно, как меня смущало. А я по-прежнему не был уверен… Я говорил себе, что единственный способ выйти из этой ситуации – постараться быть предельно искренним.
– Хорошо, готов признать, что меня это действительно интересует…
Склонив голову к плечу, она широко улыбнулась, затем поставила на стол чашку с кофе, встала, подошла ко мне и поцеловала меня в лоб.
– Займемся поиском на вашем компьютере? – непринужденно предложила она.
Было ясно, что надо мной насмехаются. И по заслугам. Я был столь же неловок, сколь смешон.
– Хорошо, давайте, – глупо ответил я.
Мы поднялись в спальню, чтобы подключить мой ноутбук к телефонной розетке и приступить к поискам в сети. К моему великому облегчению, о гомосексуализме больше речи не было…
Около двух часов ночи мы все еще не нашли о «Бильдерберге» ничего по-настоящему интересного. Те интернетовские сайты, где о нем говорилось, были большей частью антисемитскими или крайне правыми – для этих людей мифология заговора превратилась в навязчивую идею. Редкие сайты, которые заслуживали доверия, давали весьма расплывчатую информацию об этой загадочной группе. Ничего конкретного и, главное, никаких официальных сведений. Что было вполне понятно. Мы обнаружили единственный достоверный факт: «Бильдерберг» не публиковал пресс-коммюнике и не допускал журналистов на свои ежегодные собрания. Это питало теорию заговора на экстремистских сайтах, но и у нас вызвало чувство недоверия и тревоги. Если группа была всего лишь очередной think tank и ее цель состояла в том, чтобы подвести готовый итог международной политической жизни, то к чему такая таинственность? И что связывало ее с Йорденским камнем, с загадочными исследованиями моего отца?
Когда усталость вынудила нас прекратить поиски, Софи приготовилась выйти из Интернета.
– Подождите! – вскричал я, заметив кое-что среди многочисленных ссылок.
– Что там?
– Вот это послание на форуме, – сказал я, ткнув пальцем в экран монитора.
– Да?
– Оно тоже подписано псевдонимом! Сфинкс. Я уже раза четыре встречал этот ник на разных форумах, где мы побывали.
– Точно, – подтвердила Софи.
– И каждый раз его сообщения бьют прямо в цель. Похоже, у него хорошие источники информации.
– Попробуем связаться с ним?
Я скептически поморщился:
– Вы полагаете, игра стоит свеч?
– Это нас ни к чему обязывает, – решительно произнесла она. – Я просто оставлю ему сообщение.
– У него есть адрес?
– Нет. Но в его подписи есть номер ICQ. На вашем компьютере стоит программа ICQ?
– Нет, – признался я. – А что это такое?
– Программа, которая позволяет общаться в режиме онлайн. Сейчас я попробую загрузить ее на ваш компьютер, и мы посмотрим, находится ли пресловутый Сфинкс на линии.
Журналистка, очевидно, гораздо лучше меня разбиралась во всех этих вещах: Я смотрел, как она работает, стараясь не поддаваться усталости. В Нью-Йорке я редко ложился раньше трех-четырех ночи, но после недельного пребывания во Франции начинала сказываться разница во времени.
Софи вновь надела очки, скачала программу, установила ее, вошла в ICQ и набрала номер загадочного Сфинкса.
В маленьком окошке появился ник, но с пометкой «отсутствует».
– Его нет на линии, – объяснила мне журналистка. – Но можно оставить ему сообщение.
Я согласился. Она набрала следующий текст: «Журналистка. Ищу информацию о ”Бильдерберге”. Спасибо за ответ».
– Годится?
– Ну, на мой взгляд, это уж слишком прямо, хотя мне нравится. Завтра посмотрим, – сказал я, стараясь подавить зевоту. – Надеюсь, он с нами свяжется.
– Да, завтра посмотрим, – согласилась Софи, выключая компьютер.
– Я обязательно должен побывать в доме отца. Надо забрать его заметки. И еще мой мотоцикл.
– А, так этот огромный мотоцикл, который стоял перед домом, ваш? – удивилась она.
Я кивнул, и она расхохоталась.
– Ладно, завтра разберемся со всем этим, – сказал я с усмешкой, хотя ее реакция меня немного задела. – В худшем случае, если этот Сфинкс нам не ответит, мы обратимся к моему другу. Он франкмасон и собаку съел на всей этой бредятине о тайных обществах. Возможно, от него будет больше толку.
– Друг-франкмасон? Ага. Но «Бильдерберг» не тайное общество…
– Это мне уже ясно, – возразил я, – но мой друг не только связан с тайным обществом, он еще и депутат… Если и есть среди моих знакомых тот, кто способен раздобыть информацию о такого рода вещах, так это точно он! И он объяснит нам, где искать. Я ему завтра позвоню.
– Депутат-франкмасон? Великолепно! – с улыбкой воскликнула журналистка. – Всегда нужно иметь друга-механика, друга-сантехника и друга-депутата-франкмасона.
Я безнадежно покачал головой.
– Ладно, отпускаю вас спать, Дамьен. Моя спальня рядом. Ванная напротив вашей комнаты.
Она впервые назвала меня по имени. Я решил ответить тем же.
– Спасибо, Софи. Спасибо за все. Первый, кто проснется, разбудит другого?
– Договорились. Спокойной ночи, мсье байкер!
Она исчезла, и я рухнул на постель, не дав себе труда раздеться. День был долгим. Очень долгим. Да и вся неделя была богаче на события, чем иной год. Ссадина на лбу все еще болела, поэтому заснул я не сразу, но глубоким сном.
Я проснулся внезапно, когда журналистка громко постучалась в дверь. Она ворвалась в мою спальню с крайне взволнованным видом:
– Вы не слышали пожарной сирены? Вставайте скорее! Горит дом вашего отца!
Голова у меня еще болела, и я, конечно, спал лишь половину того времени, которое требовалось моему организму, – тем не менее поднялся я почти мгновенно.
Через двадцать минут, проехав через весь город, проскочив несколько раз на красный свет и по меньшей мере дважды сделав запрещенные повороты, мы выскочили из «Ауди» у дома моего отца, где суетились пожарные и толпились зеваки. В пути мы не обменялись ни единым словом, испытывая сходные чувства тревоги, ярости и страха. Не считая того, что от спортивного стиля вождения журналистки меня бросало в пот…
Над домами поднимался дым, и его клубы в ясном небе как будто несли какую-то угрозу. Казалось, все жители городка сбежались в этот узкий переулок. Слышался невнятный гомон изумленных и испуганных людей. Вращались фонари пожарных машин, отбрасывая голубые блики на толпу и стены домов.
– Я же вам говорил, не надо было оставлять дом без присмотра, – со вздохом произнес я, захлопнув дверцу.
Мы кое-как протиснулись к садовой решетке. Огонь был почти потушен, но пожарные не хотели впускать нас. Достав паспорт и водительские права, чтобы удостоверить свою личность, я схватил одного из них за руку.
– Подвал! – сказал я ему, показывая документы. – Нужно вынести все бумаги из подвала!
Пожарный пожал плечами:
– Я очень удивлюсь, если в вашем подвале хоть что-то уцелело! Полыхнуло-то именно оттуда, мсье!
Я с отчаянием взглянул на Софи, и час спустя мы вместе отправились в жандармерию, где нам пришлось провести большую часть дня.
Я никогда не любил бывать в таких местах. Фараоны – что полицейские, что жандармы – обладают необыкновенной способностью внушить вам чувство вины, даже если вам не в чем себя упрекнуть. Они бросают на вас пронзительные взгляды, делают красноречивые паузы, словно уличая в преступлении, и стучат по клавиатуре компьютера так, словно это будет продолжаться вечность. Я всегда их боялся, и визит в жандармерию был для меня такой же невыносимой мукой, как больничный запах после смерти матери.
Сначала мы рассказали нашу историю одному из жандармов, тот велел нам подождать и исчез в лабиринте коридоров с серо-голубыми стенами. Потом за нами явился второй и, проводив нас в свой кабинет, жестом пригласил садиться. Высокий и крепкий, краснощекий, с блестящими глазами и провансальским выговором, он выглядел скорее симпатичным, но при этом был все-таки жандармом…
– Ну, – сказал он, усаживаясь за свой компьютер, – сейчас я вкратце обрисую вам ситуацию. Сегодня утром нам позвонили из оперативного управления с сообщением о пожаре в вашем доме. Прокурор поставлен в известность, и сейчас на месте работает следственная бригада департамента, которой предстоит определить наличие или отсутствие преступного умысла. Но могу сказать вам от себя лично, что мы склоняемся к версии поджога, поскольку обнаружены следы легковоспламеняющейся жидкости типа уайт-спирит.
– Понятно…
Для меня было очевидным, что пожар возник вследствие преступного умысла, и я страшно боялся показать, что мне это известно.
– Местная бригада будет вести параллельное расследование. Сейчас мы опрашиваем тех, кто оказался на месте в числе первых, а именно пожарных и очевидцев. В ходе следствия нам придется допросить и вас. Мы будем держать вас в курсе. Вы намерены пока остаться здесь?
– Еще не знаю, – ответил я, пожав плечами.
Он кивнул и отвернулся к экрану монитора. Когда он создал файл для протокола, мы с Софи рассказали ему обо всем, что произошло со вчерашнего дня, обойдя только одну деталь – тайну моего отца. Мы объяснили, что Софи была подругой отца (в конце концов, именно в этом качестве она мне и представилась), что она приехала сразу после того, как я подвергся нападению, и что мы до сих не обратились в полицию из-за того… из-за того, что решили сначала заняться моей раной, да и беглецы ничего в доме не взяли, поэтому нам показалось, что все это не слишком серьезно…
Наспех составленная нами версия событий, конечно, не принадлежала к числу самых правдоподобных, но в этот момент раздался телефонный звонок, частично подтвердивший нашу искренность: соседи видели двух поджигателей, двух людей в черном, скрывшихся на машине, номер которой им не удалось полностью разобрать.
– Ну, дело движется, – доверительно сообщил нам жандарм. – Мы обратимся к национальной картотеке водительских удостоверений и, возможно, сумеем установить личности двух беглецов. К сожалению, мсье Лувель, нам уже сегодня придется открыть следствие по факту преступления.
– Почему вы сказали к сожалению?
– Потому что это означает, что вам на несколько дней придется задержаться в Горде.
– Надолго?
– Следствие по факту преступления занимает минимум неделю.
Я быстро взглянул на Софи.
– Главное, чтобы вы арестовали виновных, – сказала она, словно желая успокоить жандарма.
– Разумеется. Но сначала я должен ради проформы задать вам несколько вопросов. Сомневаюсь, что вы в этом замешаны, поэтому надолго я вас не задержу. Мсье Лувель, вы единственный наследник вашего покойного отца? – спросил жандарм.
– Да.
– Хорошо.
Не отрывая глаз от экрана, он то и дело снимал и надевал очки.
– Вы приехали сюда в связи с домом, это так?
– Именно так.
– Что-то я здесь не понимаю. Вы ведь никогда не видели это дом?
– Нет. Я живу в Нью-Йорке.
– В Нью-Йорке? Я полагал, что вы приехали из Парижа…
– Нет, в Париже находится квартира моего отца.
– Ах, вот в чем дело! Значит, я ошибся.
Он поморщился и с большим трудом исправил на экране компьютера неправильно заполненную графу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41


А-П

П-Я