Все для ванны, рекомендую
Представляя вышеизложенное на благоусмотрение вашего превосходительства, покорнейше прошу принять уверение в глубоком почтении и совершенной преданности.Имею честь быть вашего превосходительства покорнейшим слугой. В. Лазарев ЦГВИА, ф. ВУА, д. 10060, л.9. Документ №10Донесение начальника Енисейского губернского жандармского управления Глоба директору Департамента полиции Лопухину 3 апреля 1904 г. Сов. секретно В дополнение к телеграмме моей от 2 апреля[ В этой телеграмме полковник Глоба испрашивал указаний о возможности привлечения к дознанию Акима. – Прим. сост. сборника.
], имею честь донести вашему превосходительству, что негласным наблюдением за корейско-подданным Аким – в действительности его фамилия Кин-Чан-Сун, который при святом крещении получил имя Иоаким, а на вывеске прачечного заведения значится «Аким», выяснено, что означенный Кин-Чан-Сун постоянно посещает Красноярский вокзал Сибирской железной дороги и во время прибытия воинских поездов подходил к воинскому и продовольственному пункту, получал много писем из Харбина, Мукдена и других пунктов Востока. Письма эти по прочтении он сжигал в печке, что подтверждается свидетельскими показаниями: Марии Квашиной, Евдокии Потаповой, Михаила Кузнецова и Акулины Вяхиревой. 2 апреля один из японцев, следовавший с партией высылаемых из Востока, незаметно ускользнул от жандармского надзора, взял извозчика Иннокентия Степанова и приказал последнему везти его на Песочную улицу в дом Кузнецова, т. е. в дом, в котором квартировал Иоаким. В квартире Иоакима японец пробыл минут пять, а затем оба они приехали на вокзал. По возвращении Иоакима из вокзала, за которым неотступно имелось наблюдение в оба пути, был произведен обыск. По обыску ничего предосудительного не обнаружено. Отобрано два адреса: 1) Иркутск – квартира папиросника Кузнечная улица, Торговые ряды, дом Базанова №22, Николаю Одаховскому и 2) гор. Томск – Парижская прачечная, на имя Ки-Ми-Кса.О чем докладывая вашему превосходительству, испрашиваю дальнейших указаний как поступить с Кин-Чан-Сун. Иркутский военный генерал-губернатор на мою телеграмму уведомил меня, чтоб я испросил дальнейших указаний по этому делу у вашего превосходительства.Полковник Глоба ЦГИА, ф.6с/162, оп. 1, д. 20, 1904, л. 34. Документ №11Сообщение Российского консула в Тяньцзине Лаптева начальнику дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке 9 июня 1904 г. Вчера вернулись в Тяньцзин мой разведчик турецкоподданный Эбобекер-бей, посланный мною несколько времени тому назад для наблюдения за партией японских шпионов, задержанных на заставе р. Ляохе ротмистром Измайловым.Партия эта была организована в Тяньцзине начальником штаба квартирующих здесь японских войск и вначале в состав ее вошли: 2 японца, 3 грека, 2 китайца и вышеназванный тайный агент консульства, приглашенный нашими врагами в качестве бывалого в Маньчжурии лица и переводчика русского языка. Задачею партии было намечено попытаться разрушить Маньчжурскую железную дорогу и места квартирования наших начальствующих лиц.Первыми выехали из Тяньцзина 23 минувшего мая китайцы, за ними на следующий день греки и за последними – японцы с Эбобекер-бей, захватив с собою два ящика с пилами, топорами и одну банку с взрывчатым веществом. При отъезде греков, на вокзале, я узнал между ними одного молодого низкорослого субъекта, который за несколько дней до событий являлся в канцелярии консульства с просьбой – провизировать его паспорт для проезда в Маньчжурию. Отказав в этой просьбе и не зная в то время, с кем имею дело, я, однако, заметил, что предъявленный мне для визы вид был выдан из французского генерального консульства в Шанхае и явлен в нашем генеральном консульстве в том же порядке.Местом свидания членов партии был избран Шанхай-Гуань, где, как теперь выясняется, состав ее еще увеличился пятью японцами. Там в квартире одного японского доктора, который, по-видимому, руководит деятельностью всех местных шпионов, состоялось собрание, где обсуждалась программа дальнейшего путешествия злоумышленников, и где иностранным членам партии было объявлено, что им уплатят за все время командировки по 50 долларов в сутки; в случае же успеха, было обещано особое вознаграждение. Здесь нелишним считаю присовокупить, что с означенным выше японским доктором в Шанхай-Гуане поддерживают особенно частые сношения Инкоусский английский коммерсант Г. Ф. Буш, его жена и брат. Из Шанхай-Гуаня вся партия направилась 1 сего июня в Цзиньчжоу; здесь злоумышленники ночевали в частных японских домах, где, между прочим, квартирует также 5 японских офицеров, несущих почтовую и разведочную службу. С рассветом 2 июня шпионы двинулись на Гоубанцзы и Синминтин. Входившие до сего времени в состав партии 2 японца из Тяньцзина остались в Цзиньчжоу, передав руководство делами одному из греков. В Гоубанцзы мой разведчик успел тайно свидеться с одним из своих друзей – китайцем-магометанином, которого послал наскоро в Синминтин, вручив ему письмо для первого встретившегося русского офицера с предупреждением о предстоящем прибытии туда шпионов. С этим же посланным Эбобекер-бей отправил также и выданное ему мною удостоверение, где были кратко обозначены данные о роли моего агента и приглашение оказывать ему помощь. Когда злоумышленники прибыли в Синминтин и переехали со станции в один из ближайших китайских постоялых дворов, к ним явился русский офицер с конвоем казаков и арестовал всех прибывших. Греков и китайцев посадили на две телеги, Эбобекер-бею дали верховую лошадь и повезли всех с наступлением ночи на русскую военную заставу, расположенную в 12 верстах от города, где находилась квартира командира отряда. Таким образом, арестованные были переданы в руки русских офицеров, но затем всем членам партии, кроме Эбобекер-бея, удалось бежать из-под ареста. После трехчасовых поисков, были снова доставлены на заставу убежавшие 2 китайца; для поимки же греков был наскоро послан разъезд казаков, которым было приказано оцепить всю соседнюю местность. О дальнейшем результате поисков мне неизвестно. Утром на следующий день командир заставы сделал моему агенту допрос, выдал ему расписку, в копии при сем прилагаемую, в получении от него 2 китайцев шпионов и отпустил его с заставы, присовокупив, что пропавшие вместе с греками его вещи будут своевременно разысканы и доставлены в Тяньцзин.Доводя о сем до сведения вашего высокородия, в дополнение к секретной телеграмме моей от 8 июня, и покорнейше прося доложить все вышеизложенное наместнику его императорского величества, позволяю себе вместе с сим ходатайствовать, не найдете ли вы возможным просить его высокопревосходительство возместить вверенному мне консульству 500 мексиканских долларов, выданных мною разведчику Эбобекер-бею на расходы по путешествию и в виде награды. Иностранец этот, исполняющий роль двойного шпиона, доказал выдачею преступников свою деятельность в нашу пользу, и я не мог не вознаградить его материально, тем более, что после неудавшейся попытки японцев привести в исполнение задуманное, Эбобекер-бей находится у них в подозрении и отказан от бывшего своего места привратника в одном из казенных японских помещений. В моем распоряжении не имеется сумм на подобные расходы, и я почту себя особенно обязанным, если наместник соблаговолит распорядиться покрыть произведенную мною уплату из имеющихся у него сумм на разведочную службу. Н. Лаптев ЦГВИА, ф. ВУА, д. 27513, лл. 46, 47, 48. Документ №12Докладная записка и. о. пристава 1 участка Спасской части г. Петербурга капитана Чеважевского Петербургскому градоначальнику 12 августа 1904 года Наблюдением и сведениями, добытыми из разных источников, выяснено, что в 1901 году, в январе явился в контору чайного магазина «Васильев и Дементьев», Невский 50, японский подданый Хори-Сан, с лучшими рекомендациями своего посольства, прекрасно и всесторонне образованный и владеющий иностранными и отчасти русским языками, с предложением услуг в качестве подручного приказчика и вообще оказывать фирме услуги при сношениях с китайскими и японскими чайными фирмами. В декабре этого же года, по рекомендации Хори-Сан, к Дементьеву поступил на тех же основаниях и другой японский подданный Миура-Кен-Забура[ Прав. – Миура Кэндзабуро.
] 30–35 лет (фотографическая карточка при сем прилагается), высокообразованный и при этом отлично ознакомленный с большими городами России, Сибири и островом Сахалином, по его же словам, всю Сибирь и Сахалин он исколесил вдоль и поперек и хорошо ознакомлен с местностью и обычаями населения. Проживали эти японцы в общей квартире служащих магазина, в доме № 13, по Морской улице. 1 апреля 1902 года Хори-Сан оставил службу в магазине и выехал в Москву, не прерывая сношений с Миура-Кен-Забура, который в ноябре того же года перешел на службу в японское посольство и вместо себя рекомендовал японца Сиратори, как впоследствии оказалось, окончившего высший философский институт в Токио, этот последний, в свою очередь, определил на службу в этот же магазин своего земляка Мамиури Токаки, окончившего морскую школу в Токио, прибывшего будто бы из Одессы. Все эти японцы проживали вместе с другими служащими магазина в общей квартире по Садовой улице в доме № 29, а затем в доме №13 по Морской улице, получали жалование от 35–40 рублей в месяц. Цель прибытия в Россию объяснили тем, что они при содействии своего посольства хотели открыть в С.-Петербурге японско-русский банк, но не успели в этом, а потому вынуждены были приискать другой род занятий. Для усовершенствования в русском языке и письме им был приглашен один русский студент университета, личность коего не удалось установить. Все эти японцы после закрытия магазина почти ежедневно отправлялись или в японское посольство-консульство, или в китайское, св. американское и английское, часто можно было наблюдать их в обществе лиц, служащих в вышеозначенных учреждениях, на улицах и в увеселительных местах; Миура был, видимо, их руководителем и знакомил последних как с особенностями столицы, так равно и с теми из русских лиц, с коими он приобрел знакомство в качестве служащего в посольстве. Таким образом, Сиратори и Токаки познакомились с лейтенантом флота де-Ливрон, капитаном II ранга Катаевым (среднего роста, черная французская бородка, усы кверху, носит пенсне в черной оправе), курсистками, замеченными в политической неблагонадежности, Кожданской и Никольской, ученым-лесоводом Марком Левиным (еврей). В начале 1903 года Сиратори сделал предложение кассирше магазина, дочери полковника, Елене Павловне Никуловой, для чего принял православие и женился на последней, ввиду же особых семейных условий в Японии, этот брак, по ходатайству посла Курино, был узаконен японским правительством. Женившись, Сиратори с женой и Токаки переехали 2 апреля 1904 года на жительство в дом № 15 по Итальянской улице, где в меблированной квартире занимали одну комнату за 30 рублей в месяц. Здесь их начали посещать вышеупомянутые морские офицеры, сотрудник газеты «Русь» Шебуев, военный атташе китайского посольства и другие лица. О переезде японцев в эту квартиру и посещавших их лицах приставом было немедленно сообщено охранному отделению, а за ними, квартирой и чайным магазином «Дементьева» возложено было самое строгое наблюдение на меня, как районного офицера, и местных околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского. Так как Сиратори и Токаки были уволены из магазина по случаю войны и видимо нигде не служили, но тем не менее посещения ими американского, английского и китайского консульств и посольств не прекращалось, причем неоднократно были замечены с ношей – пачками печатанных произведений и почтовой корреспонденции, равно сношения с вышеупомянутыми лицами, а также и кассиршей магазина «Дементьева» Клавдией Ожигиной, то в отсутствии их из квартиры, в комнате, занимаемой ими, были просмотрены принадлежащие им вещи, в коих найден был счет на 125 рублей лейтенанта де-Ливрона. Этот счет и добытые наблюдением за японцами сведения были лично сообщены приставом Пчелиным охранному отделению, но были ли предприняты по этому докладу какие-либо меры последним – неизвестно. Затем дальнейшим наблюдением установлено, что всю корреспонденцию японцы адресовали на верхнем конверте в Гамбург, а на вложенном внутреннем – в г. Токио и отправляли через Американское консульство, как равно и получали оттуда таковую. Всех своих знакомых старались встречать в квартире всегда лично, не допуская к открытию дверей на лестницу, по звонку, ни прислугу, ни хозяина. В первых числах августа сего года посетил их прибывший на одни сутки из Москвы и останавливавшийся в Северной гостинице японец Хори-Сан, у которого на обеде были Сиратори, Токаки и другие лица. 7 августа негласным путем мною было получено сведение, что Токаки думает этого же дня вечером или 8 августа утром выехать из Петербурга за границу на Берлин. Сообщив немедленно же, 10 час. утра об этом, по телефону, помощ. начальн. охранного отдел, ротмистру Модль, я командировал, в штатском платье, околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского неотступно следить за японцами и не дать им скрыться. Проследкой в этот день установлено, что японцы, выйдя из квартиры около 2 час. дня, направились в Американское консульство, где Токаки получил 400 рублей денег на выезд за границу и затем они около 10 час. вечера вернулись на квартиру, где мною по полученному ордеру из охранного отделения произведен у японцев обыск в присутствии прибывших из департамента полиции: штабе ротм. корп. жандар. Комисарова и чинов. особ. поруч. при г. министре внутренних дел Мануйлове; при обыске обнаружено много компрометирующих японцев бумаг и последние были арестованы, а 9 сего августа, по ордену того же охранного отделения, мною произведен обыск и арест Елены Сиратори.К сему присовокупляю, что Сиратори, владея прекрасно русским языком и письмом, помещал в газете «Русь», через сотрудника ее г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
], имею честь донести вашему превосходительству, что негласным наблюдением за корейско-подданным Аким – в действительности его фамилия Кин-Чан-Сун, который при святом крещении получил имя Иоаким, а на вывеске прачечного заведения значится «Аким», выяснено, что означенный Кин-Чан-Сун постоянно посещает Красноярский вокзал Сибирской железной дороги и во время прибытия воинских поездов подходил к воинскому и продовольственному пункту, получал много писем из Харбина, Мукдена и других пунктов Востока. Письма эти по прочтении он сжигал в печке, что подтверждается свидетельскими показаниями: Марии Квашиной, Евдокии Потаповой, Михаила Кузнецова и Акулины Вяхиревой. 2 апреля один из японцев, следовавший с партией высылаемых из Востока, незаметно ускользнул от жандармского надзора, взял извозчика Иннокентия Степанова и приказал последнему везти его на Песочную улицу в дом Кузнецова, т. е. в дом, в котором квартировал Иоаким. В квартире Иоакима японец пробыл минут пять, а затем оба они приехали на вокзал. По возвращении Иоакима из вокзала, за которым неотступно имелось наблюдение в оба пути, был произведен обыск. По обыску ничего предосудительного не обнаружено. Отобрано два адреса: 1) Иркутск – квартира папиросника Кузнечная улица, Торговые ряды, дом Базанова №22, Николаю Одаховскому и 2) гор. Томск – Парижская прачечная, на имя Ки-Ми-Кса.О чем докладывая вашему превосходительству, испрашиваю дальнейших указаний как поступить с Кин-Чан-Сун. Иркутский военный генерал-губернатор на мою телеграмму уведомил меня, чтоб я испросил дальнейших указаний по этому делу у вашего превосходительства.Полковник Глоба ЦГИА, ф.6с/162, оп. 1, д. 20, 1904, л. 34. Документ №11Сообщение Российского консула в Тяньцзине Лаптева начальнику дипломатической канцелярии наместника на Дальнем Востоке 9 июня 1904 г. Вчера вернулись в Тяньцзин мой разведчик турецкоподданный Эбобекер-бей, посланный мною несколько времени тому назад для наблюдения за партией японских шпионов, задержанных на заставе р. Ляохе ротмистром Измайловым.Партия эта была организована в Тяньцзине начальником штаба квартирующих здесь японских войск и вначале в состав ее вошли: 2 японца, 3 грека, 2 китайца и вышеназванный тайный агент консульства, приглашенный нашими врагами в качестве бывалого в Маньчжурии лица и переводчика русского языка. Задачею партии было намечено попытаться разрушить Маньчжурскую железную дорогу и места квартирования наших начальствующих лиц.Первыми выехали из Тяньцзина 23 минувшего мая китайцы, за ними на следующий день греки и за последними – японцы с Эбобекер-бей, захватив с собою два ящика с пилами, топорами и одну банку с взрывчатым веществом. При отъезде греков, на вокзале, я узнал между ними одного молодого низкорослого субъекта, который за несколько дней до событий являлся в канцелярии консульства с просьбой – провизировать его паспорт для проезда в Маньчжурию. Отказав в этой просьбе и не зная в то время, с кем имею дело, я, однако, заметил, что предъявленный мне для визы вид был выдан из французского генерального консульства в Шанхае и явлен в нашем генеральном консульстве в том же порядке.Местом свидания членов партии был избран Шанхай-Гуань, где, как теперь выясняется, состав ее еще увеличился пятью японцами. Там в квартире одного японского доктора, который, по-видимому, руководит деятельностью всех местных шпионов, состоялось собрание, где обсуждалась программа дальнейшего путешествия злоумышленников, и где иностранным членам партии было объявлено, что им уплатят за все время командировки по 50 долларов в сутки; в случае же успеха, было обещано особое вознаграждение. Здесь нелишним считаю присовокупить, что с означенным выше японским доктором в Шанхай-Гуане поддерживают особенно частые сношения Инкоусский английский коммерсант Г. Ф. Буш, его жена и брат. Из Шанхай-Гуаня вся партия направилась 1 сего июня в Цзиньчжоу; здесь злоумышленники ночевали в частных японских домах, где, между прочим, квартирует также 5 японских офицеров, несущих почтовую и разведочную службу. С рассветом 2 июня шпионы двинулись на Гоубанцзы и Синминтин. Входившие до сего времени в состав партии 2 японца из Тяньцзина остались в Цзиньчжоу, передав руководство делами одному из греков. В Гоубанцзы мой разведчик успел тайно свидеться с одним из своих друзей – китайцем-магометанином, которого послал наскоро в Синминтин, вручив ему письмо для первого встретившегося русского офицера с предупреждением о предстоящем прибытии туда шпионов. С этим же посланным Эбобекер-бей отправил также и выданное ему мною удостоверение, где были кратко обозначены данные о роли моего агента и приглашение оказывать ему помощь. Когда злоумышленники прибыли в Синминтин и переехали со станции в один из ближайших китайских постоялых дворов, к ним явился русский офицер с конвоем казаков и арестовал всех прибывших. Греков и китайцев посадили на две телеги, Эбобекер-бею дали верховую лошадь и повезли всех с наступлением ночи на русскую военную заставу, расположенную в 12 верстах от города, где находилась квартира командира отряда. Таким образом, арестованные были переданы в руки русских офицеров, но затем всем членам партии, кроме Эбобекер-бея, удалось бежать из-под ареста. После трехчасовых поисков, были снова доставлены на заставу убежавшие 2 китайца; для поимки же греков был наскоро послан разъезд казаков, которым было приказано оцепить всю соседнюю местность. О дальнейшем результате поисков мне неизвестно. Утром на следующий день командир заставы сделал моему агенту допрос, выдал ему расписку, в копии при сем прилагаемую, в получении от него 2 китайцев шпионов и отпустил его с заставы, присовокупив, что пропавшие вместе с греками его вещи будут своевременно разысканы и доставлены в Тяньцзин.Доводя о сем до сведения вашего высокородия, в дополнение к секретной телеграмме моей от 8 июня, и покорнейше прося доложить все вышеизложенное наместнику его императорского величества, позволяю себе вместе с сим ходатайствовать, не найдете ли вы возможным просить его высокопревосходительство возместить вверенному мне консульству 500 мексиканских долларов, выданных мною разведчику Эбобекер-бею на расходы по путешествию и в виде награды. Иностранец этот, исполняющий роль двойного шпиона, доказал выдачею преступников свою деятельность в нашу пользу, и я не мог не вознаградить его материально, тем более, что после неудавшейся попытки японцев привести в исполнение задуманное, Эбобекер-бей находится у них в подозрении и отказан от бывшего своего места привратника в одном из казенных японских помещений. В моем распоряжении не имеется сумм на подобные расходы, и я почту себя особенно обязанным, если наместник соблаговолит распорядиться покрыть произведенную мною уплату из имеющихся у него сумм на разведочную службу. Н. Лаптев ЦГВИА, ф. ВУА, д. 27513, лл. 46, 47, 48. Документ №12Докладная записка и. о. пристава 1 участка Спасской части г. Петербурга капитана Чеважевского Петербургскому градоначальнику 12 августа 1904 года Наблюдением и сведениями, добытыми из разных источников, выяснено, что в 1901 году, в январе явился в контору чайного магазина «Васильев и Дементьев», Невский 50, японский подданый Хори-Сан, с лучшими рекомендациями своего посольства, прекрасно и всесторонне образованный и владеющий иностранными и отчасти русским языками, с предложением услуг в качестве подручного приказчика и вообще оказывать фирме услуги при сношениях с китайскими и японскими чайными фирмами. В декабре этого же года, по рекомендации Хори-Сан, к Дементьеву поступил на тех же основаниях и другой японский подданный Миура-Кен-Забура[ Прав. – Миура Кэндзабуро.
] 30–35 лет (фотографическая карточка при сем прилагается), высокообразованный и при этом отлично ознакомленный с большими городами России, Сибири и островом Сахалином, по его же словам, всю Сибирь и Сахалин он исколесил вдоль и поперек и хорошо ознакомлен с местностью и обычаями населения. Проживали эти японцы в общей квартире служащих магазина, в доме № 13, по Морской улице. 1 апреля 1902 года Хори-Сан оставил службу в магазине и выехал в Москву, не прерывая сношений с Миура-Кен-Забура, который в ноябре того же года перешел на службу в японское посольство и вместо себя рекомендовал японца Сиратори, как впоследствии оказалось, окончившего высший философский институт в Токио, этот последний, в свою очередь, определил на службу в этот же магазин своего земляка Мамиури Токаки, окончившего морскую школу в Токио, прибывшего будто бы из Одессы. Все эти японцы проживали вместе с другими служащими магазина в общей квартире по Садовой улице в доме № 29, а затем в доме №13 по Морской улице, получали жалование от 35–40 рублей в месяц. Цель прибытия в Россию объяснили тем, что они при содействии своего посольства хотели открыть в С.-Петербурге японско-русский банк, но не успели в этом, а потому вынуждены были приискать другой род занятий. Для усовершенствования в русском языке и письме им был приглашен один русский студент университета, личность коего не удалось установить. Все эти японцы после закрытия магазина почти ежедневно отправлялись или в японское посольство-консульство, или в китайское, св. американское и английское, часто можно было наблюдать их в обществе лиц, служащих в вышеозначенных учреждениях, на улицах и в увеселительных местах; Миура был, видимо, их руководителем и знакомил последних как с особенностями столицы, так равно и с теми из русских лиц, с коими он приобрел знакомство в качестве служащего в посольстве. Таким образом, Сиратори и Токаки познакомились с лейтенантом флота де-Ливрон, капитаном II ранга Катаевым (среднего роста, черная французская бородка, усы кверху, носит пенсне в черной оправе), курсистками, замеченными в политической неблагонадежности, Кожданской и Никольской, ученым-лесоводом Марком Левиным (еврей). В начале 1903 года Сиратори сделал предложение кассирше магазина, дочери полковника, Елене Павловне Никуловой, для чего принял православие и женился на последней, ввиду же особых семейных условий в Японии, этот брак, по ходатайству посла Курино, был узаконен японским правительством. Женившись, Сиратори с женой и Токаки переехали 2 апреля 1904 года на жительство в дом № 15 по Итальянской улице, где в меблированной квартире занимали одну комнату за 30 рублей в месяц. Здесь их начали посещать вышеупомянутые морские офицеры, сотрудник газеты «Русь» Шебуев, военный атташе китайского посольства и другие лица. О переезде японцев в эту квартиру и посещавших их лицах приставом было немедленно сообщено охранному отделению, а за ними, квартирой и чайным магазином «Дементьева» возложено было самое строгое наблюдение на меня, как районного офицера, и местных околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского. Так как Сиратори и Токаки были уволены из магазина по случаю войны и видимо нигде не служили, но тем не менее посещения ими американского, английского и китайского консульств и посольств не прекращалось, причем неоднократно были замечены с ношей – пачками печатанных произведений и почтовой корреспонденции, равно сношения с вышеупомянутыми лицами, а также и кассиршей магазина «Дементьева» Клавдией Ожигиной, то в отсутствии их из квартиры, в комнате, занимаемой ими, были просмотрены принадлежащие им вещи, в коих найден был счет на 125 рублей лейтенанта де-Ливрона. Этот счет и добытые наблюдением за японцами сведения были лично сообщены приставом Пчелиным охранному отделению, но были ли предприняты по этому докладу какие-либо меры последним – неизвестно. Затем дальнейшим наблюдением установлено, что всю корреспонденцию японцы адресовали на верхнем конверте в Гамбург, а на вложенном внутреннем – в г. Токио и отправляли через Американское консульство, как равно и получали оттуда таковую. Всех своих знакомых старались встречать в квартире всегда лично, не допуская к открытию дверей на лестницу, по звонку, ни прислугу, ни хозяина. В первых числах августа сего года посетил их прибывший на одни сутки из Москвы и останавливавшийся в Северной гостинице японец Хори-Сан, у которого на обеде были Сиратори, Токаки и другие лица. 7 августа негласным путем мною было получено сведение, что Токаки думает этого же дня вечером или 8 августа утром выехать из Петербурга за границу на Берлин. Сообщив немедленно же, 10 час. утра об этом, по телефону, помощ. начальн. охранного отдел, ротмистру Модль, я командировал, в штатском платье, околоточных надзирателей Водопьянова и Грабовского неотступно следить за японцами и не дать им скрыться. Проследкой в этот день установлено, что японцы, выйдя из квартиры около 2 час. дня, направились в Американское консульство, где Токаки получил 400 рублей денег на выезд за границу и затем они около 10 час. вечера вернулись на квартиру, где мною по полученному ордеру из охранного отделения произведен у японцев обыск в присутствии прибывших из департамента полиции: штабе ротм. корп. жандар. Комисарова и чинов. особ. поруч. при г. министре внутренних дел Мануйлове; при обыске обнаружено много компрометирующих японцев бумаг и последние были арестованы, а 9 сего августа, по ордену того же охранного отделения, мною произведен обыск и арест Елены Сиратори.К сему присовокупляю, что Сиратори, владея прекрасно русским языком и письмом, помещал в газете «Русь», через сотрудника ее г.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17